Лев Безыменский - Гитлер и Сталин перед схваткой
Документы сталинского архива открывают еще одну, особенно интересную сторону советских зондажей намерений Берлина: в 1935-1936 гг. рассматривались возможности развития торговли с Германией для укрепления советской обороноспособности. Когда Шахт заговорил о новом, 500-миллионном германском кредите, Канделаки в беседе с ним 16 декабря 1935 г. заявил, что СССР примет это предложение в том случае, если на половину суммы сможет разместить военные заказы, в частности на военные суда, подводные лодки, самолеты и оборудование для химической промышленности. И снова в 1936 г. был получен отказ.
Игра велась с двух сторон. Советская давала понять, что она готова сохранить «догитлеровский» уровень сотрудничества и экономических отношений. Немецкая неожиданно предложила новый кредит — 1 миллиард марок сроком на 10 лет. Канделаки получил указание не отказываться, но должен был пожаловаться на то, что и прежние 200-миллионные кредиты оказалось трудно разместить в Германии. Немцы тогда, чтобы казаться серьезными, сократили «аванс»: не миллиард, а 500 тысяч рейхсмарок. На этом фоне — где-то в июле — Канделаки совершил свой демарш, передав Шахту послание Сталина.
Хитрый финансист ответа не дал, заявив, что с предложением об улучшении политических отношений надо обращаться не к нему, а к министру иностранных дел фон Нейрату, которого обещал проинформировать. Эту тактику «переадресовки» Шахт использовал не раз, понимая, что Канделаки не хочет переводить беседы на официально-дипломатический уровень.
Советник полпредства СССР в Берлине Бессонов, будучи в Москве, во время беседы с советником германского посольства в СССР Твардовским 7 октября 1935 г. спросил:
— Что, по Вашему мнению, может улучшить советско-германские отношения?
200-миллионый кредит СССР скоро будет исчерпан, продолжал он, а Канделаки, имеющий «исключительные связи здесь», то есть в Москве, имеет «грандиозные планы» для расширения советско-германской торговли, «если не произойдет никаких политических инцидентов».
Интерес советского руководства к берлинским переговорам был исключительно велик. Протоколы заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) фиксируют неоднократное обсуждение торговых отношений с Германией и сообщения Литвинова по этому вопросу (15 сентября, 9 ноября, 5 декабря 1934 года; 3 марта, 22 марта, 7, 17, 27 апреля, 2 мая, 22 июля, 25 июля 1935 года). Небезынтересно отметить и такой «поворот». 31 марта 1935 года «Правда» опубликовала произведшую сенсацию статью маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского «Военные планы нынешней Германии». Статья, в которой недвусмысленно разоблачались направленные против СССР военные приготовления Гитлера (со ссылками не только на «Майн кампф», но и на другие источники) и делались выводы об «антисоветском острие» этих приготовлений, вызвала беспокойство и недовольство в Берлине — вплоть до полуофициальных протестов, отклоненных М. Литвиновым. Однако у статьи Тухачевского была предыстория. Автор предварительно согласовывал ее со Сталиным, внесшим в текст ряд изменений. Сталин убрал внешние резкости: заголовок «Военные планы Гитлера» заменил на «Военные планы нынешней Германии»; снял несколько цитат об антисоветском характере военных намерений Германии, усилил формулировки о том, что эти намерения имеют «не только антисоветское острие». Наконец, он сократил целый абзац о возможном отпоре, который в случае агрессии Германия получит от Красной Армии и страны «с ее великой коммунистической партией и великим вождем тов. Сталиным». Однако несмотря на все «смягчения», Сталин все-таки дал согласие на публикацию (даже велел набрать курсивом знаменитую цитату из «Майн кампф»), прекрасно понимая возможную реакцию в Берлине. Это был один из ходов в дипломатической комбинации, в которой Сталин давал понять немецкой стороне, что у него есть в этой игре две карты — как нормализация отношений (зондажи Канделаки), так и возможность резкой конфронтации. Так Сталин проводил знаменитую тактику «кнута и пряника», давая понять германской стороне, что у Советского Союза есть выбор между обеими альтернативами.
Литвинов и раньше выражал свой скепсис. Он докладывал Сталину 12 марта 1935 года:
«Согласно данным ему в Москве указаниям, тов. Суриц по возвращении в Берлин усилил контакт с политическими деятелями Германии. Он теперь пишет: „Все мои общения с немцами лишь укрепили уже раньше сложившееся у меня убеждение, что взятый Гитлером курс против нас остается неизменным и что ожидать каких-либо серьезных изменений в ближайшем будущем не приходится. Все мои собеседники в этом отношении единодушны. У Гитлера имеются три пункта помешательства: вражда к СССР, еврейский вопрос и аншлюс. Вражда к СССР вытекает не только из его идеологической установки к коммунизму, но составляет основу его тактической линии в области внешней политики. Гитлер и его ближайшее окружение крепко утвердились в убеждении, что только на путях выдержанного до конца антисоветского курса третий рейх сможет осуществить свои задачи и обрасти союзниками и друзьями. Не особенно обнадеживающий характер носила по существу и моя беседа с Нейратом. Он ясно дал мне понять, что на ближайший период наши отношения нужно замкнуть в рамки узкоэкономического порядка. Он явно подчеркнул безнадежность всяких попыток добиться улучшения наших отношений в ближайшем будущем“. Нейрат далее сказал, что и культурный контакт между нашими странами при теперешних настроениях вряд ли осуществим.
Такие же впечатления, по сообщению тов. Сурица, вынес и германский посол в Москве Шуленбург, находящийся сейчас в Берлине.
Я отнесся несколько скептически к первоначальному сообщению ТАССа из Женевы о заявлении Шахта директору французского банка Таннери о намерениях Германии поделить с Польшей Советскую Украину. Я поручил тт. Потемкину и Розенбергу проверить это сообщение… Шахт, которого еще недавно тов. Канделаки предлагал нам поддерживать против Гитлера, поддерживает завоевательные стремления Гитлера на Востоке».
Это, сделанное как бы вскользь, замечание наркома раскрывает очень многое в замысле берлинских переговоров Канделаки — как ведшихся не в пользу Гитлера, а против него, в той сложной политической борьбе, которая велась в первые годы нацистской диктатуры за судьбы Германии. Могут возразить: это была иллюзия. Ни с Шахтом, ни с Герингом нельзя было идти против Гитлера. Но справедливость требует сказать, что подобные надежды (и иллюзии) питали не только в Москве, но и в Лондоне. И самое главное — внутри Германии, в ее верхушке! Разве секрет, что лидеры веймарских партий надеялись «приручить» Гитлера и в этих надеждах опирались на тех же Шахта и Геринга? И разве секрет для тех, кто знает британские архивы, что Форин оффис, а еще больше Чемберлен и сэр Горас Вильсон делали немалую ставку на Геринга как возможного оппонента политике Гитлера? Увы, это были ошибочные расчеты. Сложные комбинации Сталина — Канделаки не возымели успеха. Гитлеру Сталин тогда был не нужен.
Общая оценка серии зондажей 1935 года содержалась в письме Литвинова Я. З. Сурицу от 4 декабря 1935 г. «Выводы, к которым Вы пришли на основании усиленного контакта с немцами, меньше всего удивили меня… У меня никаких иллюзий на этот счет давно уже не было». Нарком согласился с мнением Сурица «относительно необходимости нашей дальнейшей экономической работы в Германии». Однако он был против того, «чтобы львиная доля возможного нашего импорта на ближайшие годы была отдана Германии». Литвинов считал: «Нам незачем слишком укреплять экономически нынешнюю Германию. Достаточно будет, на мой взгляд, поддерживать экономические отношения с Германией в той лишь мере, в какой это необходимо во избежание полного разрыва между обеими странами». Эту точку зрения нарком собирался довести до сведения Советского правительства.
Так мы встречаемся с зарождением будущих конфликтов Литвинова со Сталиным. Наркому не по душе были авантюристические и малопрофессиональные зондажи Канделаки. Знал ли он, что за ними стоял сам генсек? 3 декабря 1935 г. Литвинов информировал Сталина о контактах посла Сурица с политическими деятелями Германии и о выводе полпреда о неизменности антисоветского курса Германии. Литвинов в записке Сталину поддержал предложение Сурица «продолжить нашу экономическую работу в Германии», но предложил ограничить объем заказов в Германии 100-200 млн. марок. Во втором пункте записки Литвинов предлагал в ответ на антисоветскую кампанию в Германии «дать нашей прессе директиву об открытии систематической контрпропаганды против германского фашизма». Это был ход, торпедировавший ходы Сталина.
В 1936 году совершился второй «заход» миссии Канделаки. Опять инициаторами были немцы. И вот почему. Причины, побудившие Германию вести с СССР переговоры о расширении экономического сотрудничества, становятся ясными из докладной записки от 19 октября 1936 г. начальника IV (экономического) департамента МИД Германии Карла Шнурре:
