Олег Матвейчев - Уши машут ослом. Сумма политтехнологий
— Вернемся к вопросу об империях, я спрашивал немного о другом… Переформулирую: как получалось, что гибли великие империи, например, Рим, Византия, Османская Империя и уже не возрождались?. С чем это связано?
— Есть много ответов на этот вопрос, но лично меня интересует такой фактор как язык. Есть такое явление – обратное влияние неофитов на носителей языка. Условно говоря, жили раньше в поднепровье сарматы, народ иранской группы. А для их языка характерно специфическое «Г», которое, как «Х». То есть это акцент был тех, для кого язык славянский был не родной. А потом и сами славяне южные заразились этим акцентом и сейчас с этим акцентом говорят. То же самое касается грамматики. Она упрощается. Какой-нибудь негр или приехавший в Лондон прибалт не будет делать различий между пресент и презент континиус. Зачем? И так его понимают. Постепенно, в речи целых социальных групп вымываются времена, падежи, слова. Язык упрощается, чтобы быть удобным для вливающихся эмигрантов, но сами носители уже учат этот новый упрощенный язык, они берут его из СМИ, из газет, они уже с трудом читают собственную литературу. С одной стороны, можно радоваться, например, что английский распространяется по миру, что это язык международного общения. Но что это за язык? Это несколько выученных топиков. Типа: «Хау а ю?», ответ: « Ай эм файн, фэнкс». Скоро язык превращается в ритуальные жесты, набор смайликов, техническую поделку. Греческий язык был уничтожен эллинизмом. И греки уже никогда не станут теми великими древними греками, потому что на новогреческом нельзя мыслить. Нельзя мыслить на латинском, на английском. К сожалению, похоже, уже и на русском. Другая сторона процесса – насыщение языка иностранными словами, так, что носители языка употребляют теперь слово функционально, не слыша его «внутреннюю форму», не слыша корня. Слова становятся чистыми знаками, они не провоцируют созерцание, исполнение интенции, не провоцируют трансгрессии смысла, метафор, не провоцируют мышления. Так же как, символьная запись, типа математической. Мышление становится чем-то типа счета. Все имперские языки нацелены на включение новых слов, а не на исключение (как языки маленьких народов). Русский — страшно имперский язык, в нем какое-то фантастическое количество иностранных заимствований, которых русский не боится. С каждым годом их все больше. То есть, империи — большие плавильные тигли народов, так примтивизировали свой язык, что этот язык сам порождал дебилов. То есть, нельзя не быть дебилом, если ты мыслишь на этом языке. А дебилы уже, соответственно, не способны поддерживать империю. При этом, разница между дебилом и не дебилом не видна на первый взгляд. Византийский грек и грек времен Гераклита вроде те же греки. Или, например, нынешних американцев, конечно, можно назвать дебилами, но вроде бы и другие не лучше… А, на самом деле, лучше…. Вот такая теория.Россия, тем ни менее, находится в лучшем положении, потому что все 1000 лет ее истории постоянно существовал и воспроизводился древнеславянский, церковнославянский язык, который знала вся элита, по Псалтыри и Евангелиям. И этот источник постоянно не давал деструктивным силам взять верх. Сейчас многие жалуются, что в Церкви служба непонятна. Я тоже считаю, это безобразие! Поэтому предлагае не перхеод на русский современный, а наоборот обязательное изучение церковнославянского и древнерусского Вов всех школах с первого класса. Это даст потрясающий эффект для культуры, для языка, для мозгов. Для всего. В принципе, можно все это показать на массе исторических примеров – будет доктрина, не просто докторская диссертация, а целая парадигма. Это вообще не выпад против империй, это скорее урок. Надо все строить так, чтобы не понижался уровень. Все империи стремились к тому, чтобы достичь вершин, достичь потолка, порой ценой понижения уровня пола. На самом деле, политика должна заниматься только уровнем пола, а потолок пусть двигают свободные творческие силы. Не надо государству делать так чтобы все были Гете и писали «Фауста». «Фауста» новый Гете напишет сам. Государство должно следить, чтобы не дай Бог за год, количество двоечников не увеличилось в сравнении с отличниками. Кстати, США с этим не справляются. Они радуются, что качают мозги со всего мира и 75% нобелевских лауреатов у них живет. Ха. Но что у них творится в средней школе? Вот там и смерть Кащея. Вся система образования в США построена на то, чтобы помочь сильному. Уже в школе выявляют таланты, тут же находятся какие-то спонсоры и фонды, которые тащат гения в частную школу, дальше его прямой путь в Йели и Массачусетсы. А там выпускникам уже зарезервированы места в Администрации Президента, в ведущих фирмах на Уолл-Стрит. Ситуация, как у нас, когда выпускник МГУ вынужден сам себе искать работу и работать за 1 тыс. долларов в месяц – там немыслима. Это чудовищная расточительность. Выпускник ведущего вуза в США уже сразу в первый год имеет шансы получить 100 тыс. в год, кто в 35 лет не стал миллионером — тот неудачник, и таких мало. Всякий, кто вообще не попал на этот путь – кто обракован на ранней стадии, тот никак не стимулируется. Система не помогает слабым, она бросает их, и говорит им: помогай себе сам. У нас, наоборот, умный Петя, который за 5 минут решил задачу, вынужден скучать весь урок, пока учительница возиться с отстающим Вовочкой. Обе системы — крайности. Но американская опасней. Когда рухнул СССР, было тяжело, но не дошло даже до кровопролития. Когда рухнет США (а это уже показал пример Нового Орлеана) там орды орков будут жрать друг друга в самом прямом смысле. Съедят и всю элиту. Их империя не возродиться после падения. А наша – еще может.
— Меня заинтересовало рассуждение о языке в начале. Значит ли, что вообще инородцы опасны все-таки? Опасны для языка и следовательно, для бытия народа, который они через империю ведут к концу?
— Половина великих деятелей русской культуры – инородцы. Я же только что говорил: занимайтесь повышением уровня пола, а не потолка. Это значит, что опасны необразованные инородцы. Их надо просто приобщать к более высокому. Собственно, они за этим и едут. Если бы не считали нас более цивилизованными, не ехали бы. А вообще всякая империя проходит неизбежный путь. Он состоит в том, что сначала в недрах какого-то народа возникает некая концентрация духа, потом возникает некая миссия, так ее назовем, для простоты, потом какой-то политик ее воплощает. Возникает гуманитарное превосходство этого народа, лидерство в истории. И это превосходство может (хотя и не обязательно) сопровождаться военным, техническим, материальным превосходством. Происходит выход за границы, поглощение и одновременно инфильтрация чужого. Интенсивный рост сменяется экстенсивным. На первом этапе чужие языки вредны, а на втором неизбежны. Впрочем, на новом витке можно опять ограничить мутации. Сейчас любят говорить, кругом глобализация, все перепуталось, мол, хочешь, не хочешь уже все во всем и нельзя быть никем кроме как многоязычным мультикльтуристом. Это ерунда. Любой мичуринец вам скажет, что можно много мутить с генами и признаками, экспериментировать и смешивать благородные крови, но в какой-то момент можно просто остановить мутации, объявить некий вид новой породой, сортом и его культивировать. Я уверен, что мода на постмодернизм сменится модой на некий имперский стиль, когда будет подчеркиваться резкость формулировок. Вместо политкорректности, вместо оборачиваемости различий будут новые резкие различия, вместо оговорок – не терпящий возражений тон, вместо учения языков мода на НЕзнание других языков, кроме своего.
— Мода на НЕзнание языков?
— Да, есть масса аргументов за такое незнание. Скажем так, знать чужой язык, чтобы объясниться — можно. Знать язык, в смысле его грамматических правил, словарей и проч. – тоже можно, чтобы, например, к своему удовольствию, медленно почитать кого-то в оригинале. Но нельзя знать его настолько, чтобы думать. Это опасно. Это раздвоенный змеиный язык. Уже Ницше отмечал, что это портит стиль. Самые великие стилисты – не знали чужих языков. Надо сосредотачиваться на своем, надо из своего выжимать! Заметь еще вот что: не бывает хороших переводчиков, которые были бы одновременно и великими поэтами или мыслителями. Или то или другое. Это неспроста.
— А Пастернак? Он и переводчик и поэт. Кстати, Лермонтов тоже переводил Гете.
— Перевод Лермонтова — не перевод. Это просто новое стихотворение, навеянное гетевским. Что касается Пастернака, то это не просто плохой поэт, это чудовищно плохой поэт, бездарный, безвкусный, пошлый, корявый, несуразный, амбициозный, псевдоинтелектуальный. Но хороший переводчик. Понятно, что моя характеристика нуждается в доказательствах, но это целая отдельная тема. Если мы в нее углубимся, то придется тут цитировать всякие псевдостихи, и это далеко зайдет. Я готов разобрать любое его стихотворение, это будет смешней, чем у Фоменко, в передаче «Русские гвозди». Поверь мне на слово, я знаю, что говорю, и я не одинок в своем мнении. Очень многие в душе это чувствуют, просто кто-то должен когда-то сказать, что король гол.
