Абдурахман Авторханов - Загадка смерти Сталина
«После того как Берия был арестован в июне 1953 года и немедленно же расстрелян, спустя некоторое время правительство распространило длинный секретный документ о его „преступлениях“. Читка его на партийных собраниях занимала больше трех часов подряд. Кроме того, что Берия был обвинен в „международном шпионаже в пользу империализма“, больше половины секретного письма ЦК было посвящено его „аморальному облику“. Партийные следователи с упоением рылись в грязном белье уже не опасного противника, и еще не одно партийное собрание не бывало столь увлекательным: описание любовных похождений поверженного „вождя“ было сделано со всеми подробностями. Неизвестно только, в чем ЦК хотел убедить партийную массу: к политике это не имело никакого отношения. К внутрипартийной борьбе тоже.
Документ ничего не объяснял я ни в чем не убеждал — разве лишь в том, что ханжи из ЦК обнаружили собственную грязную натуру. После 1953 года жена и сын Берия были высланы из Москвы на Урал» («Только один год», стр. 357–358).
Что Берия не было в живых во время суда над ним, свидетельствует и весьма солидный источник: согласно «Большой универсальной польской энциклопедии» Берия был расстрелян в июне 1953 года.
Сталин как-то заметил: «Беспечность — идиотская болезнь наших людей». И сам же стал жертвой этой болезни, недооценив подлость Берия. От той же болезни погиб и Берия, переоценив собственную подлость.
* * *Девизом своего поведения Сталин сделал знаменитые слова Лютера: «Здесь я стою и не могу иначе. Да поможет мне бог истории» — с маленькой поправкой: у Лютера был просто Бог, а у Сталина — «бог истории». «Я не Сталин, но в Сталине и я», — говорили большевики. Понятно, что такое олицетворение всей партии в собственной персоне лишало Сталина свободы маневрирования по какому-нибудь личному капризу.
Самое страшное: как каждый бог, Сталин был лишен права ошибаться. Он знал, что его первая ошибка будет и последней — бога низведут. Так и случилось…
Тбилисский Дантон все-таки оказался пророком…
Еще раз о «загадке смерти Сталина»
1
«Загадка…» впервые вышла на русском в 1975 году, а потом была переведена и на ряд европейских и азиатских языков. В Советском Союзе она, как и другие мои книги, сразу попала под арест — в спецхран. Тем не менее по разным каналам она доходила и до русского читателя. «Загадка…» была и первой моей книгой, которую освободили из-под ареста в начале 1990 года. Тогда же важнейший фрагмент из нее был напечатан в «Слове» литературно-художественном и общественно-политическом журнале Госкомпечати СССР.
Еще в декабре 1989 года, до освобождения моих книг из-под ареста, инициатором печатания меня в СССР явился журнал «Новый мир», попросив у меня разрешение напечатать в очередном номере журнала главу из «Происхождения партократии». С точки зрения все еще существовавшей цензуры с ее острым догматическим глазом, журнал совершил святотатственный поступок — он выбрал самую стержневую, по его же определению, главу: «X съезд и осадное положение в партии». Она посвящена Ленину как основоположнику партократии. Догматики из ЦК КПСС, вероятно, взбунтовались, и мартовский номер журнала 1990 года, в котором была напечатана эта глава, вышел с опозданием на несколько месяцев, а последующие номера задержались еще дольше.
Несмотря на гласность, отмену цензуры, на поток разоблачительной литературы о Сталине и его преступлениях, сама центральная тема моей книги — какой смертью умер Сталин — все еще мало исследована.
Недавно мне довелось ознакомиться с письмом дочери Сталина Светланы Аллилуевой на имя главного редактора нью-йоркского «Нового журнала» Романа Гуля. История и содержание этого письма вкратце таковы. Как явствует из переписки между Аллилуевой и Гулем, узнав из печати о появлении книги «Загадка смерти Сталина», С. Аллилуева обратилась к Р. Гулю с просьбой достать ей эту книгу. Отправляя ей собственный экземпляр, Р. Гуль попросил С. Аллилуеву написать рецензию на нее, добавив, что «я тоже, может быть, напишу об этой книге. Ничего не значит, что в „Новом журнале“ будет два-три отзыва о книге, она того стоит, по-моему. Тем более что Ваш отзыв (напишите, пожалуйста, как Вы хотели, мне просто письмо о книге, это лучше всего) — отзыв исключительно важный (будь он положительный или отрицательный)» («Новый журнал», 1986, № 165). Соответствующее «письмо-отзыв» С. Аллилуева и написала Гулю: «Только для Вас, личное письмо. Господину Авторханову, если желаете, покажите…» Р. Гуль не нашел нужным показать его мне. Я прочел его впервые после смерти Гуля в «Н. ж.». С. Аллилуева допускает:
«Что оппозиция Сталину была наверху в 1952–1953 годах — весьма вероятно».
Сделав мне комплимент: «Надо сказать, что г-н Авторханов обладает исключительным знанием жизни советской верхушки», С. Аллилуева тем не менее отводила мою версию, что Сталин умер в результате заговора Берия. Как видно из дальнейшего содержания ее письма, С. Аллилуева термин «заговор» понимает очень узко.
Заговоры могут быть в разных формах: как в действиях, так и в бездействии.
Заговор против Сталина не был, конечно, заговором прямых действий, чтобы его убить, но был, выражаясь юридическим языком, заговором «преступного бездействия», когда Сталину, получившему тяжкий удар, дали умереть, не вызывая врачей. С. Аллилуева выставляет на этот счет два тезиса, один противоречащий другому: 1) «Никакого заговора или приведения в исполнение такового, в злодейское исполнение, — я не видела и не вижу» и 2) «Из моих двух книг ясно: семидесятитрехлетнему старику с повышенным кровяным давлением без условно помогли помереть тем, что оставили его в состоянии удара без врачебной помощи в течение 12 (и больше…) часов» (слова «помогли помереть» выделены Аллилуевой, а остальные мной. — А. А.) (там же, письмо С. Аллилуевой датировано 23.01.77). Вот это «помогли помереть» Сталину невызовом врачей я и считал в книге наиболее вероятной формой заговора Берия против жизни Сталина.
Отводила С. Аллилуева и другую мою версию — ее брат умер не от алкоголизма, а от политики, иначе говоря, его убрали как опасного свидетеля. Она писала: «Брата моего Василия я бы очень хотела видеть таким бравым храбрым генералом, каким его рисует г-н А. К сожалению, брат был разрушен алкоголем физически и умственно… Не будем и здесь подозревать убийства…» (выделено С. Аллилуевой. — А. А.). Письмо С. Аллилуева кончает загадочно: «Мои две книги содержат все, что я знала: надо лишь уметь читать их внимательно. Спасибо за это Авторханову, однако no comments».
Через двадцать пять лет после своих первых книг и более десяти лет после критики моей «Загадки…» С. Аллилуева написала новую «Книгу для внучек», которая будет опубликована в журнале «Октябрь» в Москве. Отрывок из нее напечатала газета «Московские новости» (21.10.90). В новой книге С. Аллилуева пересмотрела некоторые свои старые оценки и внесла очень важные дополнения, которые связаны с событиями в Кремле накануне и в первые дни после смерти Сталина. Она пишет:
«Здесь уместно, мне думается, вспомнить о двух событиях, которые произошли зимой 1952–1953 годов, событиях, предшествовавших и последовавших за смертью моего отца. Я не писала о них в своих ранних книгах. И значение их как-то больше раскрывается именно со временем, из перспективы. Сейчас мне кажется, что я вижу определенную связь между ними, чего я не видела ясно, когда писала „Двадцать писем“. В обоих этих событиях странно фигурировал один и тот же человек… Я полагаю, что необходимо сейчас дополнить мои старые книги нижеследующими фактами. Последний разговор с моим отцом произошел у меня в январе или феврале 1953 года. Он внезапно позвонил мне тогда и спросил, как обычно, безо всяких обиняков: „Это ты передала мне письмо от Надирашвили?“ — „Нет, папа, я не знаю такого“. — „Ладно“. — И он повесил трубку. После смерти Сталина, когда в Колонном зале проходили люди мимо его открытого гроба, дочь Сталина заметила в составе большой грузинской делегации „высокого грузного человека“ в одежде рабочего, который остановился, задерживая ход других. Он „снял шапку и заплакал, размазывая по лицу слезы и утирая их своей бесформенной шапкой. Не заметить и не запомнить его крупную фигуру было невозможно“. Через день или два этот же самый грузин явился на квартиру С. Аллилуевой. „Здравствуйте, — сказал он с сильным грузинским акцентом. — Я — Надирашвили“. Это имя Аллилуевой еще недавно назвал отец. С. Аллилуева пустила его в квартиру. Он сел, показал ей туго набитую бумагами папку и заплакал. „Поздно! Поздно!“ — только и сказал он, добавив, что Берия „хотел меня убить… он никогда не поймает меня…“. И тут же спросил адреса маршалов Жукова и Ворошилова. „Я должен увидеть Жукова. Я должен все ему передать. Я все собрал об этом человеке. Он меня не поймает“».
