Пирс Рид - Женатый мужчина
Пожалуй, она по-своему действительно любит Джона, но он нужен ей не в качестве революционера или народного заступника, а в качестве мужа, члена правительства. Радикализм Паулы — по природе своей «радикализм гостиной». Вовремя щегольнуть левой фразой, шокируя окружающих, привлекая к себе внимание неожиданным свободомыслием, было модным среди определенной и немалой части западной интеллигенции 70-х годов…
Естественно, что «революционеры гостиных» быстро остепенялись — обзаводились семьей, вступали в фамильное дело или становились законопослушными чиновниками. Не составляет исключения и Паула. Дочь своего класса, она не привыкла отказывать себе ни в каких желаниях. Закон животного мира — выживает сильнейший — действует в капиталистическом мире в несколько модифицированном виде: выживает тот, кто богаче. Так что, «покупая» себе Джона ценой жизни Клэр, Паула действует тем же путем, что и ее батюшка, судя по ее замечанию, не придерживающийся моральных норм в денежных вопросах.
Думается, что образ Клэр наименее интересный и выразительный среди образов романа. Клэр, по всей видимости, права, считая, что социалистические убеждения Джона не что иное, как поза. Ее судьба типична для многих женщин среднего класса, им тесно и душно в рамках семьи: вечно занятый служебными заботами муж, постепенно уделяющий все меньше и меньше внимания ей, домашние заботы, дети… Но как им достичь необходимой самореализации в существующих условиях, они сами не знают.
Образ католички Клэр становится до некоторой степени рупором идей автора и в силу того, что сам Рид — верующий католик. Однако тема католицизма входит в роман не столько религиозной, сколько нравственной стороной. Для Рида, как и для его старших современников — Ивлина Во, Грэма Грина, Мюриэл Спарк, — в заветах католицизма заключен свод моральных правил и норм, необходимых в мире, устои которого рушатся на глазах.
По замыслу Рида, своеобразным толчком к происходящей в герое переоценке ценностей становится повесть «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого, которую тот случайно снимает с полки в доме родителей жены. Произведение Толстого, опубликованное, кстати, ровно сто лет назад, становится важным лейтмотивом романа — в герое русского писателя Джон вдруг неожиданно видит свои собственные черты. На пороге смерти Ивану Ильичу открывается истина, к которой во многом под влиянием толстовского произведения приходит и герой Рида: вся прошлая «удачная», «правильная» жизнь — «все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть».
Нравственные страдания Ивана Ильича преображают Джона, делают другим человеком. Гибель Клэр, утрата иллюзий карьеры, разочарование в Пауле подводят Джона к мысли: отныне его моральный долг — посвятить себя воспитанию детей. В финале романа чувство ответственности за молодое поколение придает смысл его жизни. Эволюция Джона позволяет считать его в глазах автора героем положительным.
Важная роль в системе образов романа отведена двум эпизодическим персонажам — брату Клэр и Терри Пайку. Путь Гая от частной школы и университетского диплома к торговле мороженым в Гайд-Парке, еще один вариант «пути вниз», который сознательно проделали многие выходцы из состоятельных семей, выражая таким образом свой, личный протест против общественной структуры капитализма. Ясно, что Гай и ему подобные не борцы, но у многих из них неприятие буржуазных ценностей более последовательное, чем у Джона или Паулы.
На социальной лестнице продавец мороженого, к тому же часто бывающий безработным, должен стоять даже несколько ниже хотя и побывавшего в заключении, но все-таки квалифицированного автомеханика Терри Пайка.
Но парадокс современного британского демократического общества «равных возможностей» состоит, как известно, в том, что Гай, чем бы он в настоящий момент ни занимался, какие бы левые фразы ни произносил, всегда будет принят в «свете», ибо в Англии до сего дня существеннейшую роль играет происхождение, семейные связи и отношения. Терри же вход в этот круг заказан, в чем убедилась и увлекавшаяся им Паула. Писатель сам остро ощущает глубокую пропасть, реально существующую между классами в Англии. Он однажды сказал мне фразу, по правде говоря, меня удивившую: «Если я и рискну зайти в какой-нибудь паб в Ист-Энде (рабочий район Лондона. — Г. А.), то меня там могут и не обслужить, потому что моя речь слишком правильная». Собственно, классовые конфликты и противостояния — одна из главных сквозных тем романа.
Думаю, вот это самое чувство принадлежности совсем к «другому обществу» слишком хорошо знакомо не только Терри Пайку, человеку, имеющему профессиональную квалификацию, но и тысячам выпускников школ, каждый год пополняющим армию безработных.
Тот, кто после школы не может найти работу, получает пособие 17 фунтов в неделю. Жить на эту сумму немыслимо: пачка сигарет стоит около фунта, билет в кино два-три фунта, одна поездка из того же Хакни в центр города и обратно обойдется в фунт с лишним. Быть может, именно потому изобилие товаров в магазинах на Оксфорд-стрит ему приходится видеть нечасто. Зато круглосуточно вещающее столичное радио каждые десять минут выстреливает в него хлесткую рекламную очередь: «Завтра распродажа, отдают почти задаром, всего 160 фунтов». Слушая радио, смотря телевизор, заглядывая в нарядные витрины, молодой человек, лишенный обществом права на труд, ощущает себя не просто человеком второго сорта, но изгоем, отщепенцем. Ведь, если бы ему не внушали со всех сторон, что все товары так дешевы и доступны, у него оставалась бы еще надежда на то, что когда-нибудь он сможет, если ему повезет (?!), приобрести нечто, пока ему недоступное. Но в том-то и дело, что психологический эффект внушения идеи доступности, дешевизны вещей общества процветания несет для данного типа личности роковые последствия.
Изгой, неспособный сделать даже первый шаг по лестнице успеха — всего лишь устроиться на постоянную работу, видит, что перед ним и обществом глухая стена, преодолеть которую он не в силах. Отчуждение личности от общества достигает критической массы — человека охватывает смутная, но острая ненависть, и тогда он берет булыжник и разбивает им витрины, крушит киоски, переворачивает автомашины, бросает в полицейских бутылки с зажигательной смесью.
Так или примерно так начинались молодежные волнения во многих английских городах летом 1981 года. Нередко их прямо провоцировала полиция, не без основания видя в праздношатающихся молодых людях реальную угрозу общественному порядку.
Боюсь, большинство участников известных волнений не были ни отъявленными хулиганами, ни сознательными борцами. Несколько упрощая, можно выделить суть этих действий: это был бунт «недопотребившего потребителя». Общество с помощью образования и системы массовых коммуникаций готовило из них образцовых потребителей, но именно потреблять-то им как раз общество и не позволяет. Происходит разрыв между социально-психологической установкой и реальным ее воплощением. Разрыв драматичный, ибо все больше и больше людей на собственном опыте разочаровываются в мифе «равных возможностей» при капитализме.
Если внимательно прочитать роман, то откроется любопытная вещь: современное английское общество не устраивает ни одного персонажа книги. Не говоря уж о Джоне, Пауле, Терри или Гае, оно не нравится и всем остальным, включая наверняка сэра Кристофера Джеррарда, сэра Джорджа Масколла и тестя Джона, Юстаса. Последний, будучи человеком тонким и неглупым, остро ощущает завершение некой продолжительной эпохи в истории Англии. Развеялись дымом имперские идеалы — на смену им не пришло ничего. Правящий класс упорно цепляется за свои привилегии: смешон, но тем не менее живуч снобизм, с которым сойдут в могилу матушка Клэр и матушка Джона.
В книге Рида в тугой узел завязано немало животрепещущих для современной Англии политических и социальных вопросов, поданных с разных, часто противоположных точек зрения. Генри Масколл целиком и полностью поддерживает «монетаризм», ныне проповедуемый Тэтчер, и в глубине души предпочел бы еще более сильную власть, чтобы держать в повиновении рабочих. На другом полюсе стоит лейбористский журналист Гордон Пратт, трезво видящий все недостатки лейбористского движения и все же не пасующий в борьбе. Своего рода парадоксальной критикой хваленой британской демократии и парламентаризма можно воспринять и на удивление легкую победу Джона Стрикленда на выборах. Скорее всего, избиратели предпочли его только потому, что им не предложили никого более серьезного и значительного. Более того, так складывалась расстановка сил в избирательном округе, что скромный центрист-реформист Джон оказался приемлемой, компромиссной фигурой. Перед нами ситуация единичная, но типичная.
