Сергей Кургинян - Суть времени. Том 2
А теперь пора переходить к политической теории.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯО ней в данном случае я скажу коротко, потому что мне нужно поговорить более серьезно о Модерне и о политической философии.
О политической теории хочу сказать следующее. Сейчас стало очень модно выражать тот или иной протест. Люди реально возмущены очень многими безобразиями разного масштаба. И отговаривать людей, говорить им «не возмущайтесь» нельзя. Наоборот, если протест справедлив, его надо всячески поддерживать. Но внутри нарастающих протестных настроений есть тот самый вирус примитива, который уже погубил однажды страну.
Вопрос заключается не в том, что протест принимает слишком острые формы, а потому вызывает беспокойство и желание его «угомонить». Вопрос в том, что хочется довести протест до политики. Потому что сам по себе протест — это еще не политика.
Вот люди протестуют против коррупции и засилия мафии. Справедлив ли этот протест? Конечно. Приняла ли коррупция в нашем обществе ужасные формы? Разумеется. Нужно ли с ней бороться? На сто процентов. Погубит ли она страну, если с ней не бороться? Безусловно.
Но ведь то, что имеет место в нашей стране, это уже не коррупция! И не мафия! Я был одним из первых, кто под политическим углом зрения рассматривал мафию в Советском Союзе и затем в Российской Федерации. Я берусь доказать, что сегодня у нас нет мафии. У нас есть новые формы социально-политической организации общества.
Коррупция есть во всех странах мира. Но в тот момент, когда криминалитет замещает собой функции гражданского общества и оказывается в плотнейшем симбиозе с властью, — это уже не коррупция.
Источником происходящего является тот самый третий уровень, на который я все время обращаю внимание. Если первый уровень — это лидеры, если второй уровень — это институты, то третий уровень — это классы. Власть как институт лидерства и политическая система — оперты на некий класс (рис. 16).
Я знаю много приличных, порядочных людей, в том числе в высшей страте. Но вся страта как целое работает так, как будто бы она является целиком криминальной.
Постараюсь объяснить это свойство на близком мне геофизическом примере. Вот есть кусок рудной горной породы, а в ней — какие-нибудь сульфиды. Сама порода вообще не проводит электрический ток, а сульфиды очень хорошо его проводят. Но если это вкрапленности сульфидов, то весь кусок ведет себя, как горная порода. А если есть хоть одна прожилка сульфидов, то весь кусок ведет себя по проводимости как сульфиды.
Так вот, сейчас мы имеем дело с «прожилками». Я совершенно не собираюсь мазать одной краской всех людей, но целое — это преступный класс паразитов, класс-фаг. Что значит в переделах этого класса бороться с коррупцией? Поздно пить боржом, когда отвалились почки. Какая коррупция, окститесь! Какая борьба! Что имеется в виду? Допустим, будет вскрыто, что такие-то ведомства затратили неверные суммы на такие-то виды работ. И что?
Это класс, который пожрет страну обязательно, потому что он — прорва. В пьесе Виктора Розова «В поисках радости» одна женщина говорит другой: «Нам надо купить и то, и другое… А вот когда мы заведем все…» Третья женщина ее прерывает: «Ты никогда не заведешь все». — «Почему это?» — «Потому что ты — прорва!»
Этот класс — прорва. Это прожорливый зверь, беспощадный, не знающий удержу. Надо либо расколоть этот класс и поднять в некомпрадорской его части другой флаг. Либо сформировать нечто, соизмеримое с этим классом, осуществить социогенез — и начать осторожную и одновременно очень мощную борьбу за территории, которые находятся между «старым» классом и вновь сформированной макросоциальной общностью. Это и есть война по Грамши (рис. 17).
Почему «осторожную и одновременно очень мощную»? Потому что если вы разрушите в ходе этой борьбы весь дом, то вы такой же проигравший, как и этот класс. Он-то уползет (уедет за границу и т. п.), а вы останетесь на обломках. Поэтому, ведя борьбу, нужно помнить, что вы находитесь в стеклянном доме. А потому борьбу надо вести не с помощью камней, а с помощью самых мягких боевых искусств. Жалко не класс, жалко дом, потому что он общий. И потерять его очень легко. К вопросу о Белковском и всем остальном, что сейчас происходит и, конечно, к Белковскому не сводится.
Еще и еще раз прошу вглядеться в эту картинку, ибо она основа политической теории. А без политической теории протест превращается в балаган. С коррупцией они будут бороться в 2011 году… Вспомнила бабка, как девкой была! И все балдеют и на «бабки» под это разводят. Это что за хохма посреди великого несчастья, великого горя? Балаганчики-то прекратятся?
Закончив с политической теорией, перехожу к политической философии.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯЕсть одна точка русской смерти, а не несколько. Она очень простая.
Если модерн тождествен развитию, то русские мертвы. И не надо тут лгать. Если модерн действительно тождествен развитию, то надо умирать. Нельзя тысячи лет идти другим путем, а потом сказать: «Да, мы свернем на этот». На такой путь не сворачивают. Тогда — все, «сливайте воду». По крайней мере, конец всем амбициям, а вместе с ними и жизни, ибо жить без амбиций русские не могут. Начнется такой фарс вместо жизни, что жизнь очень быстро прекратится.
На самом деле на такие вопросы надо отвечать с позиций правды. Модерн тождествен развитию или не тождествен? Да или нет?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно исследовать модерн. Другого пути нет.
За последние 20 лет каждый раз, как наступала развилка: идти более сложным или более простым путем, — шли более простым. Ну, хотя бы раз можно повернуть на сложный? Все простые пути уводят в пропасть.
Те, кто голосовал за мою позицию в программе «Суд времени», часто, задетые высказываниями Сванидзе или Млечина, восклицали: «Ах, какие негодяи!» Но затем рядом со Сванидзе и Млечиным оказался Пивоваров. И оказалось, что Сванидзе и Млечин — это уровень 1.
А уровень 1а — это Пивоваров, который заговорил уже о советском человеке как антропологической катастрофе.
Но за этим уровнем, как мы уже показали, есть уровень 2 — это Ракитов, по мнению которого русскость несовместима с модерном, и потому ее надо изживать до конца.
А за ним идет Александр Янов, который как раз и является в каком-то смысле учителем Ракитова во всем, что касается «русской скверны». И который, между прочим, работает с очень мощными американскими фондами. Это наш эмигрант, который давно и очень глубоко вписался в американский интеллектуальный истэблишмент. Не хочу преувеличивать его роль, но и преуменьшать тоже не хочу.
А за Яновым идут, например, такие люди, как Афанасьев или Баткин. Или другие, которые уже давно говорят о себе: «Мы искры в русской бездне. Мы перестукиваемся, между нами тысячи километров, но рано или поздно мы победим. Ибо все это русское недоразумение просто сольется, и останемся одни мы».
А за ними идет Бахтин с его теорией низа…
Понимаете, в человеке всегда очень много зла. Просто между модерном и русской традицией всегда шел спор: сколько этого зла? И можно ли его преодолеть или его надо только использовать? Вот где фундаментальный спор!
Для того чтобы тащить человека наверх, нужно каким-то образом запретить использовать кнопку «низа». Запретить использовать апелляцию к человеческому злу, к свинье, к зверю, сидящему в человеке. К дочеловеческому, миллионами лет копящемуся внутри него, — к этому надо запретить адресацию.
При политической конкуренции вне рамок (а именно таковой и является наша демократия) на эту кнопку нажимают сразу же. Поэтому эту кнопку начинают защищать. Кто? Некие элиты, которые сначала ее защищают, а потом сами же на нее нажимают с предельной силой.
Бахтин, который народную культуру свел к фекалиям, сексу и прочему (о его очень крупных произведениях — а Бахтин теоретик огромного масштаба — негодующе отзывался другой великий наш теоретик, Лосев, тоже очень далекий от коммунизма), ведь тоже был игрушкой в чьих-то руках. В руках наших же элит. Если верить Юлиану Семенову и другим (в том числе Евгению Киселеву, который настаивал, что осведомлен в этом вопросе), то за спиной Бахтина стоял шеф советского КГБ Юрий Андропов.
А дальше-то куда мы уходим? В какие глубины этой эшелонированной системы?
Фанатики говорили: «Надо сломать все и вернуться с чудовищной дороги, по которой мы пошли, на магистральную дорогу модерна».
А кто-то понимал, что если сломать все, то на этом все и кончится. И стремился к этому: «Ну и пусть кончится! Лишь бы это ненавидимое исчезло с карты земли и исчезло из культуры!» (Дальше возникает вопрос, зачем и почему оно должно исчезнуть.)
Итак, для одних модерн просто враг, и таких ведь тоже немало. Ведь есть люди, которые хотят кинуть Россию в гетто неразвития, в архаику. Они прекрасно понимают, что Россия при этом будет просто рабыней развивающихся стран. И все равно хотят. Это и есть контрмодерн.
