Майкл Паренти - Демократия для избранных. Настольная книга о политических играх США
Заговорщики или патриоты?
В подрывающей каноны книге, опубликованной в 1913 году, Чарльз Бирд утверждал, что авторы Конституции руководствовались своими классовыми интересами. Оппоненты Бирда доказывали, что авторы руководствовались более возвышенными мотивами, чем простая забота о собственных кошельках. Справедливости ради следует отметить, что они были людьми богатыми, напрямую сделавшими свои состояния на политическом курсе, проводившемся в результате принятия новой Конституции. Однако они все-таки руководствовались интересами построения государства, которые простирались значительно выше их собственных интересов классового характера. В подтверждение можно привести слова судьи Холмса: «Человеку не чужды высокие устремления».
Именно в этом состоит суть ситуации: «Высокие устремления нередко свойственны людям, даже тогда, когда они или, в особенности, когда они преследуют свои личные и классовые интересы». Ошибочная посылка заключается в предположении, что стремление построить сильное государство и желание сохранить и защитить свое богатство противостоят друг другу и что создателей Конституции якобы не могли вдохновлять обе эти цели одновременно. На самом деле, подобно многим другим людям, создатели Конституции верили: что хорошо для них, в высшей степени хорошо и для их страны. Их стремление построить сильное государство и их классовые интересы неразрывно сочетаются, и наличие возвышенных мотивов не исключает мотива личной заинтересованности.
Большинство людей верят в свои положительные качества. Создатели Конституции никогда не сомневались в благородном характере своих усилий и их большом значении для будущих поколений американцев. Среди них было много тех, кто ощущал свою приверженность принципу «свобода для всех» и в то же время владел рабами, поэтому они могли одновременно принести пользу — как своей стране, так и своему сословию. Дело не в том, что при построении государства у них не было возвышенных мотивов, а в том, что в их концепции построения государства ничто не противоречило их классовым интересам и значительная часть их концепции действовала как раз на пользу этим интересам.
Создатели Конституции, возможно, были заинтересованы не только в том, чтобы запустить руку в кассу, хотя среди них было достаточно и таких, кто хотел только этого, но они, конечно, стремились защитить интересы богатого меньшинства от трудового большинства. «Конституция, — заметил Стаутон Линд, — стала завершением революции. То, что ставили на карту Гамильтон, Ливингстон и их оппоненты, было не просто улучшением положения в области безопасности. Главным был вопрос о том, какой общественный строй появится в результате революции — после того, как осядет политическая пыль. И какой класс общества окажется в центре политической жизни»[106].
Мелкие фермеры и должники, выступавшие против идеи централизованной государственной власти, которая была бы от них намного дальше местной власти и власти штата, изображались как люди с ограниченным кругозором, руководствующиеся только местными, своекорыстными интересами — в отличие от благородных и возвышенных государственных мужей, которые отправились в Филадельфию[107]. Как и почему именно богатые стали провидцами и основателями государства — это никогда никто не объясняет. Еще незадолго до этого многие из них были сторонниками свободной конкуренции без государственного вмешательства и противниками сильной централизованной государственной власти. Если вдуматься, то шире стал не их взгляд на вещи — шире стали их экономические интересы. Их мотивы были не более возвышенными, чем мотивы любой другой группы общества, которая боролась за свое место и власть в США в 1787 году. Но, располагая свободным временем, большими денежными средствами, информацией и организацией, они добились наилучших результатов.
Можно предположить, что их цели были не эгоистичными, а благородными. Тем не менее делегаты окружили свою деятельность пеленой секретности. Заседания проходили за закрытыми дверями и зашторенными окнами (несмотря на жару). Записи Мэдисона, в которых зафиксирована большая часть дискуссий, по его настоянию были опубликованы только через пятьдесят три года и после смерти всех участников дискуссий. Это было сделано, по-видимому, для того, чтобы не ставить их в неудобное политическое положение[108].
Те, кто настаивает на том, что создатели Конституции руководствовались главным образом благородными и бескорыстными целями, постоянно упускают из виду тот факт, что они сами неоднократно заявляли о своем намерении создать достаточно сильную власть, чтобы защитить богатых от бедных. Окружив дискуссии секретностью, они дали основания для самых крайних, классово предвзятых и порочащих их мнений об их политической ангажированности. Они никогда не отрицали того факта (как это делают их нынешние апологеты), что их целью было уменьшить контроль со стороны народа и оказывать сопротивление любым тенденциям уравнительного подхода к классовому обществу (это называли тогда «уравниловкой»). Их преданность классовым интересам была настолько неприкрытой и общеизвестной, что вынудила делегата от штата Пенсильвания Джеймса Уилсона посетовать на то, что приходилось выслушивать слишком много рассуждений о единственной и главной цели власти — собственности. Воспитание и совершенствование человеческого разума, продолжал он, было самой благородной темой, которая не вызывала возражений ни у кого из его коллег, выступавших в ходе дискуссий.
Если авторы Конституции и стремились ограничить власть путем использования системы «сдержек и противовесов», то, судя по всему, их главной заботой было ограничение власти народных масс при одновременном увековечивании власти собственного класса. Они, по-видимому, придерживались «реалистичного» мнения о хищнической природе человека и охотно излагали подобного рода взгляды, говоря о простом народе. Однако у них образовались весьма оптимистические представления о мотивации действий представителей собственного класса, который, по их мнению, состоял преимущественно из добродетельных людей с «принципами и собственностью».
По словам Мэдисона, богатые люди («фракция меньшинства») не способны принести в жертву права других граждан или поставить под угрозу институты собственности, богатства и беспрепятственного пользования ими, что, в глазах авторов Конституции, составляло главную сущность «свободы»[109].
В целом Конституция сознательно замышлялась как консервативный документ, продуманно обеспеченный системой сдержек со стороны меньшинства с целью противодействовать давлению «приливов» и «волн» со стороны народных масс. В ней были предусмотрены специальные положения для класса рабовладельцев. Она обеспечивала широкие полномочия по созданию государственных служб и механизмов защиты, необходимых для нарождающейся буржуазии. Для авторов Конституции свобода означала нечто отличное от демократии. Она означала свободу вложения капитала, спекуляций, торговли и накопления богатства без какого-либо вмешательства простого народа.
Гражданские свободы, предназначенные для того, чтобы дать всем гражданам право принимать участие в общественных делах, получили слабую поддержку делегатов. Когда полковник Мэйсон предложил создать комитет для подготовки Билля о правах, что заняло бы всего несколько часов, другие участники Конвента, немного подискутировав, почти единогласно проголосовали против этого предложения.
Если Конституция несла на себе печать детища элиты, то как она могла быть ратифицирована? В большинстве штатов против нее сформировалась сильная оппозиция. Но превосходство богатства, организованности и контроля со стороны людей с административным ресурсом и прессы позволило богатым монополизировать Конвент в Филадельфии, и на этот раз им удалось провести успешную кампанию ратификации Конституции. Сторонники идеи федерации использовали против оппонентов взятки, запугивание и жульничество. Более того, Конституция никогда не подвергалась процедуре всенародного обсуждения и голосования. Ратификация проходила на созванных в штатах Конвентах с делегатами, избранными, в основном, из того же слоя богатых людей, что и авторы Конституции. Избиратели же этих делегатов сами отбирались, как правило, на основании имущественного ценза[110].
Демократические уступки
Несмотря на все эти антидемократические особенности, с исторической точки зрения Конституция все-таки имела прогрессивный характер. Обратимся к следующим положениям[111]:
Само существование писаной Конституции с конкретными ограничениями полномочий представляло собой продвижение вперед по сравнению с более автократическими формами правления.
