Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №8 от 12.10.2010
Теперь у туристов, которые не любят летать на самолетах, появится отличная возможность посетить знаменитую столицу французской Ривьеры, одно из любимых мест отдыха русской аристократии, начиная с XIX столетия. В путеводителях конца позапрошлого века особо отмечалось, что «на Лазурном берегу много русских владений». Началось все с 1856 года, когда вдовствующая императрица Александра Федоровна, супруга Николая I, приобрела землю в бухте Вильфранш. Вскоре в Ницце уже насчитывалось около 400 русских семей, владевших жильём и землёй в городе. В 1912 году в городе было закончено строительство собора Святого Николая, который был освящен в присутствии Николая Второго. До сих пор в городе множество мест, связанных с именами членов царской семьи. Здесь жили и творили Гоголь, Тютчев, Чехов, Башкирцева, Шагал и Бунин.
Туристский сезон кончается. Почему вдруг в Ниццу и целый состав? Да ещё и каждую неделю. Неужели так много сразу появилось «туристов», которые не любят летать на самолётах?
Да тут всё ясно: это один из «воровских пароходов». Перелётные птицы из клана Лужкова в предчувствии того, что их скоро «будут мочить» питерские, тронулись с насиженных мест. Исаковский с Блантером знаменитую песню для кого сочиняли? Для нас и лужковцев:
Летят перелетные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой.
А я остаюся с тобою,
родная навеки страна,
Не нужен мне берег турецкий,
И Африка мне не нужна.
В Вену, например, раз в неделю ездят только три прицепных вагона. А раз прицепные, значит, не положен багажный вагон (хотя половину Вены уже скупили олигархи-либералы). В Австрии скупают недвижимость «богатенькие буратины» - Дерипаска, Абрамович, Батурина!… Эти могут себе позволить самолётами вывозить нажитое непосильным трудом.
Те, кто попроще, могут пользоваться только багажными вагонами. Отсюда и еженедельный поезд в Ниццу… Неужели либералы из РЖД для своих не постараются?
Ответственные перед народом президент и депутаты Госдумы обязаны будут поставить барьер этому разграблению страны. Но это поставит крест на либеральной идее открытости границ. А как можно наступить на горло собственной песне?
«Наказание, которое закон АВН вводит для власти, необходимо в первую очередь самой власти – это искупление вины власти за её ошибки, нанесшие вред народу. Но, конечно, это наказание не для каждого члена власти будет искуплением, а только для тех, у кого есть то, о чём не имеет представления «мыслящая часть общества», - СОВЕСТЬ. А для тех, у кого совести нет, это наказание будет бичом, отпугивающим от власти бессовестных уродов.
Вот в чём тут дело, Андрей Андреевич (это – Пиотровскому – В.Ш.). А я-то думал, что вам этот нюанс понятен» - заканчивает свой поединок Юрий Игнатьевич.
Кому понятен? Либералу? Да не смешите читателей, Юрий Игнатьевич!
Очень чётко позицию либералов об ответственности выразил Владимир Милов (соавтор Немцова в его знаменитых книжках о Лужкове и Путине) в «Новой газете», №104 от 20.09.2010 в статье «Кто будет нашим мэром?»:
«Хорошие или плохие те или иные кандидаты на пост мэра, должны решать сами москвичи. Если они решат избрать своим мэром Бооса или Шойгу – их право. Но и ответственность в случае, если этот выбор окажется неудачным, жители города будут нести сами, упрекать будет некого».
Экстраполируем высказывание Милова на всю Россию и читаем так:
Хорошие или плохие те или иные кандидаты на пост президента, должны решать дорогие россияне. Если они решат избрать президентом Медведева или Путина (Милова, Немцова, Касьянова и т.д.) – их право. Но и ответственность в случае, если этот выбор окажется неудачным, народы России будут нести сами, упрекать будет некого.
Выбирать имеешь право, но судить – боже упаси!
Безответственность – хлеб либералов. Свалить ответственность на других - кредо либерала. Им не только осиновый кол, им хоть «кол на голове теши» – всё равно не примут идеи ответственности власти перед народом!
В.В. ШАРЛАЙ
ИСТОРИЯ
УКРОЩЕНИЕ ДЬЯВОЛА
Для начала – некоторые воспоминания юности.
В 1950 году Великая Отечественная война была не просто в памяти – для всего нашего народа она оставалась еще фактом жизни. В Старом Осколе, где я жил, еще немало было развалин. Кое-где на улицах еще торчали мертвые остовы танков, пока не убранных, не разделанных и не увезенных в переплавку. И не такой уж редкостью были трагические случаи подрыва людей на не найденных саперами боеприпасах – не только вездесущих, не в меру любопытных детей, но и, скажем, крестьян в полях. Всем памятны были не только тяготы войны, но и великое торжество Победы. Взлет народного духа, общий подъем достоинства советского народа был так велик, что восстановление народного хозяйства шло семимильными шагами. Жили мы бедновато, но с каждым годом лучше, и всем хотелось, чтобы было еще лучше. И это поневоле сказывалось в делах страны, в труде советских людей, да и в учебе детей: и работать, и учиться подавляющему большинству было в охотку.
Хотелось, чтобы жизнь и дальше улучшалась, и хотелось, чтобы наша страна становилась не только краше, но и могущественнее. За океаном набирали силу новые поджигатели войны, новые претенденты на мировое господство, грозящие и нам, и всем народам Земли атомной бомбой. Интерес к международному положению стал предметом обыденного сознания: где опять буянят империалисты, какие угрозы снова сгущаются у наших границ, готовы ли наши любимые Вооруженные Силы дать отпор и дают ли, когда это необходимо. Привычно тревожными стали сообщения ТАСС о нарушениях воздушного пространства Советского Союза американскими военными самолетами, но столь же привычно радовали концовки этих сообщений: что «самолеты-нарушители были встречены нашими перехватчиками» и «удалились в сторону моря». Значит, безнаказанными нарушения не оставались. С 1949 года стало легче читать и слушать сообщения о таких и подобных обострениях: наконец монополия США на атомное оружие рухнула, и от наглой политики атомного шантажа повеяло затхлостью и бессилием.
Но обстановка в мире все равно оставалась грозовой. Поэтому внимание подавляющего большинства граждан к международному положению было пристальным и осознанным. Знали: чем больше будет сбоев и неудач в политике США и их сателлитов, тем дальше будет угроза новой истребительной и разрушительной войны, тем прочнее будут общие надежды на то, что жизнь завтра станет лучше, чем сегодня. А в сталинские времена такая надежда составляла одну из основ народного настроения (позже ее назвали историческим оптимизмом). Поэтому все внимательно следили за утверждением независимости Индии, за успехами борьбы индонезийских патриотов против голландских колонизаторов и особенно – за ходом гражданской войны в Китае (интересны были едва ли не ежедневные «подвалы» в газете «Правда», которые присылал из Китая военный корреспондент Константин Симонов). Когда остатки чанкайшистских войск вместе с десятками тысяч американских «советников» были вышвырнуты с материка и была провозглашена Китайская Народная Республика, это воспринималось и как наша победа.
Нечто новое произошло в 1950 году в Корее, куда ворвался вихрь войны. Американские империалисты участвовали в агрессивной войне против КНДР уже впрямую: не только миллиардами долларов, вооружениями и многочисленными «советниками», но постоянно наращиваемыми вооруженными силами всех видов и родов войск. Новым было и «правовое» обоснование агрессии – решение не предусмотренной Уставом ООН и значит незаконной «Малой Ассамблеи». Новой была и интернационализация военного конфликта: с опорой на это нелегитимное «решение» войска американского империализма и его сателлитов были объявлены «войсками ООН». «Новыми» оказались (после окончания Второй мировой войны) варварские методы ее ведения: по этой части «демократические» американские агрессоры превзошли гитлеровцев и японских милитаристов. Зверства по отношению к мирному населению были неописуемы и непредставимы, а «тактика выжженной земли» стала правилом и осуществлять её стали вполне буквально.
Война подходила к порогу нашей Родины. Но не только это, а понимание справедливого, освободительного характера войны со стороны Северной Кореи создавало у советских людей ощущение: это и наша война. Одобрение помощи корейскому народу было всеобщим, как и прямого участия нашей авиации в боях против империалистических стервятников в небе Кореи (хоть это и считалось военной тайной, но, поступив в 1951 г. в МГУ, я убедился, что об этом хорошо знали не только в Старом Осколе, но и в Москве). Да, это и наша война! Помню, как на рубеже 1952-53 гг. перед студентами философского факультета выступал лектор ЦК, который много внимания уделил войне в Корее. В частности, он цитировал отчет сенатской комиссии США, которая ездила в Корею разбираться в причинах неудач американских войск. Какие одобрительные аплодисменты и радостный смех аудитории вызвали приведенные лектором слова сенатора Мэнсфилда о том, что «американские танки во многом уступают корейским танкам Т-34»!
