Ральф Паркер - Подлость союзников. Как Запад предавал Сталина
— Молоко, молоко! — нарушая молчание, вскричал осанистый турецкий посол Фаик Акдур. — Уже три дня мои малютки не имеют молока! Вы должны сказать об этом в протесте.
Наконец кто-то решился напомнить одну неприятную подробность: о спекуляциях иностранных дипломатов рублем и… чаепитие на Софийской набережной закончилось в атмосфере непривычной здесь неловкости. Проект протеста даже не был поставлен на голосование.
Попытка английского посла организовать вмешательство иностранных держав в советские внутренние дела окончилась провалом, и сэр Морис Петерсон снова «ушел в себя». Только к концу пребывания в Москве этот флегматичный посол проявил некоторые признаки оживления. По примеру американского правительства, которое ограничило число виз делегатам на Конгресс в защиту мира в Нью-Йорке, сэр Морис Петерсон начал бомбардировать Форейн Офис телеграммами с требованием не давать виз гражданам Советского Союза, которых приглашали в Англию прогрессивные общественные организации.
* * *Но пусть читатель не думает, что флегматичность английского посла означала бездеятельность посольства. Как я уже говорил, у английского посольства есть два лица: на одно из них смотрит публика, а другое само смотрит на публику. В основном вся повседневная работа лежит на советниках посольства, которые должны совместно со своими коллегами-дипломатами проводить в жизнь политику Форейн Офис и постоянно держать Форейн Офис в курсе всех дел в Советском Союзе на основании имеющейся у них информации, доставляемой агентами и так называемыми экспертами. Поэтому я хочу остановиться на деятельности человека, игравшего в английском посольстве роль аккумулятора всех антисоветских настроений и клеветнических измышлений.
Я говорю о помощнике английского верховного комиссара в Индии Фрэнке Робертсе.
С 1944 по 1947 год Роберте был английским посланником в Москве и одним из самых влиятельных людей в иностранных дипломатических кругах советской столицы.
Фрэнк Роберте, подвижный и чем-то смахивающий на птицу человек, всегда элегантный, чрезвычайно работоспособный и жадно подхватывающий всякие слухи, прибыл в Москву с репутацией «восходящей звезды» в английском министерстве иностранных дел. В годы войны, когда Англия выступала в роли комиссионера Америки, пытавшейся превратить Азорские острова в свою атлантическую базу, Роберте был послан в Лиссабон, где он ловко умиротворил воинственного и подозрительного Салазара в такой момент, когда нетерпение, проявляемое военными кругами Америки, явно грозило сорвать переговоры. И Лондон и Вашингтон остались весьма довольны тем, как Роберте выполнил эту лиссабонскую миссию.
Роберте в своей работе сочетал старую и новую школу дипломатии. Он умел быть любезным и внимательным слушателем и гостеприимным хозяином, как и его жена, знатная египтянка, дочь бывшего египетского сановника. Свою притворную «объективность» он использовал для того, чтобы возбудить к себе интерес и ловить на удочку этой «объективности» излишне доверчивых людей. Он всегда сохранял на лице улыбку, всегда был невозмутим и выдержан. Слишком осторожный и слишком честолюбивый, он тем не менее способен был откровенно и нагло доказывать «неизбежность» столкновения с Россией. Так как Роберте превосходно проводил политику своих хозяев, то он быстро делал карьеру. Бевин его ценил не менее, чем Иден, и после работы в Москве Роберте был назначен личным секретарем Бевина, а потом его перевели на более высокий пост помощника английского верховного комиссара в Индии.
В английских дипломатических кругах, где тон задавал Фрэнк Роберте, все разговоры вертелись вокруг того, что надо «выиграть время», пока Англия опять станет великой державой, способной проводить самостоятельную внешнюю политику. Роберте любил сравнивать послевоенное положение Великобритании с тем положением, в котором она оказалась после потери колоний в Америке в XVIII веке. Он говорил, что Англия должна использовать весь свой опыт и искусство дипломатии, для того чтобы выиграть время и поддерживать международные отношения в неопределенном, неустойчивом состоянии. Другими словами, следовало, по его мнению, всячески мешать стабилизации международного положения, которая могла быть достигнута в случае дружественного согласия между СССР и США.
В таких спорах и разговорах родилась идея, что Великобритания может выжить лишь в том случае, если использует трения между Америкой и Россией и упросит Америку оказать «помощь против коммунистической агрессии»: тогда будет обеспечен приток долларов в те области, где этого требуют стратегические и экономические интересы правящего класса Англии.
Не кто иной, как Фрэнк Роберте был главным инициатором создания «Секретариата по русским делам», который должен был пополнять секретные папки Форейн Офис различного рода сведениями о Советском Союзе — политическими, экономическими, социальными и стратегическими. Роберте укрепил организационную связь между английским и американским посольствами в Москве, придумав систему объединенной картотеки для собирания сведений о видных людях Советского Союза. Он умел, когда нужно, обмануть людей своей «простотой» и бесцеремонностью и ловко выуживал сведения у сотрудников других посольств.
Роберте часто устраивал всякого рода званые вечера, так как усердно старался завязывать «самые обширные знакомства» и связи в дипломатическом корпусе.
Вот как обычно проходили эти дипломатические «коктейль парти».
В течение нескольких часов человек пятьдесят — шестьдесят стояттесной толпой в комнате, полной табачного дыма. Шум такой, что приходилось кричать, если хочешь быть услышанным. Одно неосторожное движение — и вы прольете содержимое своего стакана на мундир соседа. Бочкообразный Джордж Хилл с сигарой в зубах стоит между двумя стройными и почтительными субалтернами. Он хватает за пуговицу всякого журналиста, который оказывается вблизи, осведомляется, есть ли здесь сегодня какие-нибудь русские, и командует: «Тащите их сюда». В дверях появляется дипломат одной из латинских стран, высокий, узкоплечий мужчина, с бегающими глазами. Он напоминает гончую, которая, нюхая воздух, ищет затравленную лисицу. Такое же выражение я замечал на лицах иностранцев, охотящихся за ценными вещами в комиссионных магазинах Москвы. Высмотрев в толпе гостей кого ему надо, дипломат проталкивается к группе, в которой стоит американский поверенный в делах, нервно кашляет и весь съеживается, когда его коллега-янки тычет его в живот, и слушает, слушает.
А вот пара американских журналистов. С наглой хвастливостью они рассказывают внимательно слушающему их английскому пресс-атташе о своих недавних «подвигах» в отделе печати советского министерства иностранных дел.
Мутноглазый офицер из британской морской миссии в Архангельске, в припадке черной меланхолии, набрасывается на напитки, которые разносят слуги, и мысленно прикидывает, сколько можно запросить за чемодан с русскими рублями, который он прячет у себя в номере под кроватью. Все вокруг пьют так, как будто им целую неделю нечем было утолить жажду.
В одном углу представители армии толкуют о балете. Этих любителей хореографии всегда можно встретить в фойе Большого театра, стоящих отдельной группой. В 1942 году их в публике называли «вторым фронтом».
В углу, несколько в тени, стоят человек шесть-семь, которые пришли сюда не столько в гости, сколько по важным делам. Среди них помощник военного атташе, посланный в Москву для того, чтобы доносить военному министерству Англии о положении в Советском Союзе. Рядом с ним стоит желчный молодой человек, секретарь английского посольства, на которого возложена специальная задача «координировать все дипломатические шаги английского и американского посольств». В настоящую минуту он ожидает курьера из США, которого нелетная погода задержала в Баку и который, наверное, везет интересные новости. В этой же компании я вижу журналиста, который слывет лучшим рассказчиком антисоветских анекдотов в Москве, а также «специалиста по русским делам», который за двенадцать лет выучил только с полдюжины русских слов и все еще, говоря о русских, называет их «туземцами». А вот ученый с кислой физиономией, изучающий историю России и считающий своим долгом не верить ничему, что пишется в советской прессе, и верить всему, что он подслушивает в трамвае.
Время от времени эти господа ныряют в толпу и вновь появляются, обсыпанные пеплом папирос, облитые вином, но зато таща кого-нибудь на буксире, и, отыскав укромный уголок, заводят беседу вполголоса.
Но вот русские гости ушли. Послы уехали на званые обеды. Атмосфера стала более непринужденной. Теперь можно вслух ругать русских. Моряка из архангельской миссии тошнит в уборной, в спальне хозяина уже идет драка, оставшиеся гости усаживаются и просматривают журналы «Лайф» и «Эсквайр». Американцы теперь всерьез принимаются за виски. Кто-то куда-то звонит по телефону…
