Дмитрий Лысков - 1937. Главный миф XX века
«В своем донесении от 22 мая 1941 года помощник военного атташе в Берлине Хлопов докладывал, что «наступление немецких войск назначено якобы на 15.VI, а возможно, начнется и в первых числах июня…» – продолжает Хрущев. – В телеграмме нашего посольства из Лондона от 18 июня 1941 года докладывалось: «Что касается текущего момента, то Криппс твердо убежден в неизбежности военного столкновения Германии и СССР, и притом не позже середины июня. По словам Криппса, на сегодня немцы сконцентрировали на советских границах (включая воздушные силы и вспомогательные силы частей) 147 дивизий…»
«Несмотря на все эти чрезвычайно важные сигналы, не были приняты достаточные меры, чтобы хорошо подготовить страну к обороне и исключить момент внезапности нападения», – резюмирует Н.С. Хрущев.
Перед нами заготовка будущего мифа о недоверии И.В. Сталина собственной разведке, которая точно предсказала дату начала войны, но никаких выводов из донесений сделано не было. Как в 1956-м, так и сейчас при некритичном рассмотрении изложенные Хрущевым факты кажутся вопиющими. Впоследствии, когда многие документы Великой Отечественной войны были рассекречены, историография обогатилась многочисленными донесениями разведки, которые делают картину еще более трагичной. Известна резолюция Сталина: «Т-щу Меркулову. Может, послать наш «источник» из штаба герм, авиации к е… матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.». Речь идет об очередном донесении обер-лейтенанта Шульце-Бойзене, который работал под псевдонимом «Старшина», резолюция начертана лично Сталиным. В свете формировавшегося мифа о недоверии разведке эти строки трактовались однозначно.
Совершенно по-другому заставляют взглянуть на этот вопрос рассекреченные в последние годы документы. Историк Игорь Пыхалов в книге «Великая оболганная война» [8] собирает воедино доклады «Старшины» и агента «Корсиканец» предвоенных месяцев: «В мартовских донесениях указывается приблизительный срок нападения около 1 мая… При этом делается оговорка, что «все это вообще может оказаться блефом».
В донесении от 2 апреля сказано, что война начнется 15 апреля.
…30 апреля Гитлер назначил новую дату нападения на СССР – 22 июня… В отправленном в этот день донесении «Старшина» и «Корсиканец» сообщают, что выступления Германии против Советского Союза «следует ожидать со дня на день» (срок «15 апреля» уже прошел).
Между тем дни проходят, а войны все нет и нет. В результате в донесении от 9 мая называется очередной срок ее начала: 20 мая или июнь.
Наконец, 16 июня сообщается, что все приготовления закончены и теперь «удар можно ожидать в любое время».
Не менее показательны и собранные воедино донесения Рихарда Зорге:
«В его ранних донесениях (10 марта, 2 мая) утверждается, будто нападение на СССР произойдет после войны с Англией…
В донесениях от 2 и 19 мая указывается срок нападения – конец мая (в обоих случаях с оговорками: в первом донесении – «либо после войны с Англией», во втором – «в этом году опасность может и миновать»)… В донесении от 30 мая сказано, что война начнется во второй половине июня (срок «конец мая» уже прошел).
Два дня спустя Зорге «уточняет» дату начала войны – «около 15 июня»… В донесении от 15 июня говорится, что война с СССР «задерживается до конца июня» (срок «15 июня» уже прошел), и вообще неизвестно, будет она или нет.
Наконец, 20 июня сообщается, что «война неизбежна».
Какие действия и к какому числу должен был предпринять Сталин, получая столь противоречивую информацию? Неизбежность войны с фашистской Германией осознавалась руководством СССР с конца 30-х годов, Зимняя война с Финляндией, Освободительный поход РККА и присоединение Западной Украины и Западной
Белоруссии были явными элементами подготовки к войне. Не было это секретом и для западных держав. У.Черчилль, выступая по радио 1 октября 1939 года, заявил: «То, что русские армии должны были встать на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против нацистской угрозы. Как бы то ни было, эта линия существует, и создан Восточный фронт, который нацистская Германия не осмелится атаковать».
И.В. Сталин на основании донесений разведки не мог принять обоснованных решений к какой-либо определенной дате. «Достаточные меры, чтобы хорошо подготовить страну к обороне», о которых говорит Хрущев, заключались бы в начале мобилизации в СССР. Что уже означало бы войну, как это и произошло в истории Первой мировой: Германия объявила России войну после того, как начались мероприятия по мобилизации населения.
Сталин не желал развязать войну, справедливо полагая, что лучше поздно, чем рано – перевооружение РККА должно было закончиться в 1942 году. Провоцировать в этих условиях отмобилизованную фашистскую Германию, ведущую войны с 1939 года, было, по меньшей мере, неразумно.Глава 16 Последствия доклада «О культе личности»
Анализ доклада «О культе личности» был бы неполным без рассмотрения его последствий. Есть основания предполагать, что сам Н.С. Хрущев, решая сиюминутную задачу по легитимизации власти, не отдавал себе полного отчета в уровне поднимаемых проблем, а также последствиях их разрешения через разоблачение и демонизацию И.В. Сталина. К этой теме мы еще не раз вернемся в книге по мере рассмотрения все новых материалов.
Немаловажной характеристикой здесь является уровень аргументации Н.С. Хрущева. Примером может служить часть доклада, посвященная межнациональным отношениям и возможным националистическим проявлениям в СССР послевоенного периода. Характерна также и реакция зала. Для нас сегодня, пройдя через распад Советского Союза и многочисленные межнациональные конфликты, эта часть доклада особенно интересна.
«На основании подложных материалов утверждалось, что в Грузии якобы существует националистическая организация, которая ставит своей целью ликвидацию Советской власти в этой республике с помощью империалистических государств.
Мы знаем, что в Грузии, как и в некоторых других республиках, в свое время были проявления местного буржуазного национализма. Возникает вопрос, может быть, действительно в период, когда принимались упомянутые выше решения, националистические тенденции разрослись до таких размеров, что была угроза выхода Грузии из состава Советского Союза и перехода ее в состав турецкого государства? (Оживление в зале, смех.)»
Н.С. Хрущев, отмечая положительную реакцию зала, констатирует: «Это, конечно, чепуха. Трудно даже себе представить, как могли прийти в голову подобные предположения. Всем известно, как поднялась Грузия в своем экономическом и культурном развитии за годы Советской власти».
Речь идет о так называемом Мингрельском деле, одной из самых малоизученных страниц сталинских репрессий. О ней Хрущев говорит: «В связи с этим был арестован ряд ответственных партийных и советских работников Грузии. Как потом установлено, это была клевета на Грузинскую партийную организацию».
Что же считает Н.С. Хрущев прививкой от национализма? В полном соответствии с марксизмом это для него экономические показатели:
«Промышленная продукция Грузинской республики в 27 раз превышает производство дореволюционной Грузии. В республике заново созданы многие отрасли промышленности, которых не было там до революции: черная металлургия, нефтяная промышленность, машиностроение и другие. Уже давно ликвидирована неграмотность населения, тогда как в дореволюционной Грузии неграмотных насчитывалось 78 процентов.
Сравнивая положение в своей республике с тяжелым положением трудящихся в Турции, могли ли грузины стремиться присоединиться к Турции? В Турции в 1955 году выплавлено стали на душу населения в 18 раз меньше, чем в Грузии. В Грузии производится электроэнергии на душу населения в 9 раз больше, чем в Турции».
Сегодня аргументы такого плана вряд ли способны кого-либо убедить в отсутствии и даже невозможности национализма в том или ином территориальном образовании. Однако для Хрущева аргументы необходимы и достаточны. «В Грузии в годы Советской власти неизмеримо поднялось материальное благосостояние трудящихся. Ясно, что в Грузии по мере развития экономики и культуры, роста социалистической сознательности трудящихся все больше исчезает почва, которой питается буржуазный национализм».
Мы прекрасно знаем, как разгорелся «буржуазный национализм» в позднем СССР, который выплавлял стали и производил электроэнергии на душу населения многократно больше, чем в 1956 году. И материальному благосостоянию трудящихся в конце 90-х можно было лишь позавидовать из середины 50-х. Что не помешало лавинообразному росту национализма в республиках, это не исключает его и сейчас, в конце первой декады 2000-х.
Вывод, который можно сделать из этих слов Н.С. Хрущева, к сожалению, неутешителен. Первый секретарь совершенно не представлял себе сути проблемы; его восприятие национальной политики через призму вульгарного марксизма неприменимо на практике. Остается лишь радоваться, что в национальном вопросе он не пошел по пути широких реформ, ограничившись передачей Крыма Украине и возвращением на Северный Кавказ переселенных ранее чеченцев и ингушей.
