Иммануэль Валлерстайн - После либерализма
«Долговой кризис» в Африке нашел свое отражение во многих тяжелых, проявлениях: голоде, безработице, значительном ухудшении инфраструктуры, гражданских войнах и развале государственных структур. На юге Африки возникшие трудности сопровождались дестабилизацией режима апартеида в ЮАР, доживавшего последние дни в борьбе с давно уже охватившим континент освободительным движением, — которое достигло Йоханнесбурга лишь в 1994 г. Тем не менее, мы не сможем дать верную оценку трудностям, с которыми столкнулась Африка в 1980-х гг., если будем рассматривать сложившееся там положение в отрыве от более масштабных проблем мироэкономики в целом. Долговой кризис, конечно, имел место и в других регионах мира, причем с точки зрения абсолютной величины задолженности, он особенно сильно проявился в Латинской Америке. Долговой кризис третьего мира (и социалистического блока) означал прекращение предоставления новых займов этим странам. И действительно, было совершенно очевидно, что поток денег в 1980-е гг. был направлен с Юга на Север, но никак не в обратном направлении.
Тем не менее, проблема прибыльного размещения прибавочной стоимости отнюдь не исчезла в связи с отсутствием достаточно выгодных производственных возможностей для вложения капитала. Крах заемщиков в 1970-е гг. (включая африканские государства), вне всякого сомнения, был проблемой самих заемщиков, но вместе с тем он создавал серьезные проблемы для кредиторов, которым были нужны деньги, чтобы одалживать их другим заемщикам. В 1980-е гг. они нашли двух новых вполне серьезных заемщиков: крупнейшие корпоративные предприятия мира и правительство Соединенных Штатов.
Период 1980-х гг. запомнится в корпоративном мире как время высокодоходных, но ненадежных облигаций и поглощения одних корпораций другими. Что же тогда происходило? По сути дела, огромные деньги были вложены в приобретение корпораций, главным образом для того, чтобы переделать их структуру, продать прибыльные предприятия, а остальные их подразделения расформировать (уволив в ходе этого процесса рабочих). В итоге производство не увеличилось вообще, но зато невероятно возросли долги за купленные корпорации. Следствием этого стало банкротство многих промышленных корпораций и банков. Если они были достаточно крупными, когда становилось ясно, что банкротства избежать нельзя, вмешивались государства и «спасали их», чтобы избежать отрицательных политических и финансовых последствий. В результате этого процесса, как, например, в случае со скандалом ссудо-сберегательных ассоциаций в Соединенных Штатах, дельцы, воротившие операциями с ненадежными облигациями, на этом сильно нагрели руки, а расплачиваться за это пришлось американским налогоплательщикам.
К огромному счету, образовавшемуся из корпоративных долгов, как это имело место в Соединенных Штатах, прибавился огромный долг военного кейнсианства. Период пребывания у власти Рейгана вразрез с его собственными широковещательными заявлениями, означал активное усиление государственного вмешательства в экономику Соединенных Штатов и привел к значительному увеличению численности бюрократии. В экономическом плане при Рейгане был сокращен уровень федерального налогообложения для наиболее богатой части населения (что привело к дальнейшему росту внутренней поляризации) при одновременном значительном увеличении военных расходов (что в какой-то степени сократило уровень безработицы). Но в 1980-е гг. Соединенные Штаты в результате многочисленных займов стали испытывать на себе те же самые проблемы, что и погрязший в долгах третий мир. Тем не менее, здесь было одно существенное отличие: МВФ не мог навязать Соединенным Штатам ту политику, проведение которой он рекомендовал другим странам. А сами Соединенные Штаты не хотели ее себе навязывать по политическим причинам. И в ходе этого процесса экономическое положение Соединенных Штатов по сравнению с их наиболее сильными конкурентами (Западной Европой и Японией) постоянно ослабевало как раз в силу военной направленности американских инвестиций.
И именно в это время в дело вмешался так называемый крах коммунистических режимов. Мы уже отмечали, что начало этого процесса, связанное с образованием «Солидарности» в Польше, стало прямым результатом долгового кризиса. По сути дела, социалистические страны столкнулись с теми же самыми отрицательными последствиями застоя мироэкономики, что и африканские государства: снижением впечатляющего уровня экономического роста на протяжении фазы «А» кондратьевского цикла; упадком реального уровня жизни если не в 1970-е, то в 1980-е гг.; ухудшением инфраструктуры; снижением качества государственных услуг; и, главным образом, разочарованием в стоящих у власти режимах. Проявлением этого разочарования в политическом плане стали политические репрессии, но суть его состояла в невыполненных обещаниях «развития».
В случае СССР общие проблемы, с которыми столкнулись все социалистические страны, осложнились противоречивостью ялтинских соглашений. Ялтинские соглашения, как мы уже отмечали, были очень точной договоренностью. Они допускали риторическую борьбу относительно отдаленного будущего, но в том, что касалось настоящего, устанавливали полную определенность, это условие сторонам надлежало неукоснительно соблюдать. Для этого обе стороны должны были быть достаточно сильными, чтобы контролировать все зависимые от них государства и своих союзников. Способность к этому СССР теперь была подорвана экономическими трудностями, возникшими в 1980-х гг., а также, конечно, ослаблением идеологических позиций, начавшимся в 1956 г. после XX съезда партии. Его проблемы еще более обострились в связи с военным кейнсианством Соединенных Штатов, усилившим нажим на СССР в плане необходимости увеличения военных расходов при все более явственном недостатке средств. Тем не менее, самой большой проблемой для СССР была не военная мощь США, а усиливавшееся военное и политическое ослабление Соединенных Штатов. Отношения между Соединенными Штатами и СССР были подобны туго скрученной резиновой ленте. При ослаблении напряжения сжатия Соединенными Штатами исчезало сцепление этого тандема. В результате Горбачев стал отчаянно стремиться к изменению сложившегося положения за счет прекращения холодной войны, ослабления вовлеченности в дела стран Восточной Европы и внутренней перестройки СССР. Выполнение этих задач оказалось невозможным — по крайней мере, третьей из них, — и СССР прекратил свое существование.
Крах СССР создал огромные, может быть даже непреодолимые трудности для Соединенных Штатов. Он свел на нет остатки одного лишь политического контроля Соединенных Штатов над их теперь значительно усилившимися экономическими соперниками — Западной Европой и Японией. Хотя долг США перестал возрастать в связи с окончанием политики военного кейнсианства, вследствие новой ситуации возникла новая острая проблема отсутствия возможностей для загрузки производственных мощностей, которую Соединенные Штаты не могут полностью решить и по сей день. И в идеологическом плане крах марксизма-ленинизма окончательно подорвал веру в то, что проводимые государством преобразования могут существенно улучшить экономическое развитие периферийной и полупериферийной зон капиталистической мироэкономики. Вот почему в других своих работах я доказываю, что так называемый крах коммунистических режимов на самом деле был крахом либерализма как идеологии. Однако либерализм в качестве господствующей идеологии геокультуры (подточенной еще в 1968 г. и смертельно раненной событиями 1989 г. составлял основу миросистемы, являясь основным инструментом с помощью которого «усмирялись» «опасные классы» (сначала рабочий класс европейских стран в XIX столетии, потом народы стран третьего мира — в XX). Без веры в действенность национального освобождения, замешанной на идеологии марксизма-ленинизма, у народов третьего мира не остается оснований быть терпеливыми, и долго хранить терпение они не станут.
В заключение следует отметить, что экономические последствия окончания курса на военное кейнсианство стали очень плохой новостью для Японии и Восточной Азии. Их экспансия в 1980-е гг. в значительной степени развивалась как за счет того, что они могли одалживать деньги правительству США, так и благодаря возможности их участия в процессе слияния корпораций, который теперь резко пошел на убыль. Поэтому восточно-азиатское чудо, все еще продолжающее оставаться реальным, если рассматривать его в сравнении с процессами, происходящими в Соединенных Штатах, в абсолютном выражении переживает серьезнее трудности.
В странах Африки (а также Латинской Америки и Восточной Европы) эти глубокие сдвиги конца 1980-х гг. поставили на повестку дня две основные проблемы: рынок и демократизацию. Перед тем, как перейти к обсуждению вопросов, связанных с будущим, следует остановиться на этих проблемах подробнее. Популярность идеи «рынка» как организационной панацеи представляет собой противопоставление идее организующего начала «государства», вера в которую оказалась подорванной. Суть вопроса состоит в том, что идея рынка несет в себе два различных начала. Для некоторых, особенно для более молодых представителей правящей элиты из среды бывших бюрократов и/или социалистических, политиков, она сравнима с воплем, раздававшимся во Франции накануне 1848 г.: «Messieurs, enrichissez-vous!»[26] И, как свидетельствует опыт последних пятисот лет или около того, для какой-то новой группы всегда есть возможность превратиться в нуворишей.
