Александр Терентьев - Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме
В первую очередь, разочарование американцев в правящей партии было связано с удручающим состоянием экономики США. Несмотря на то, что администрация официально объявила об окончании рецессии, экономический рост по всем прогнозам должен был составить не более 1 %, при этом бюджетный дефицит уже превышал 1,5 трлн. долларов, а уровень безработицы, по некоторым данным, достиг в 2010 году 17,5 %, сравнявшись с аналогичным показателем периода Великой депрессии.
Отвернулись от Обамы и спонсоры. Даже Джордж Сорос, который всегда вкладывал деньги в предвыборные кампании Демпарии, на этот раз заявил, что останется в стороне, поскольку не верит в то, что «может остановить лавину». Как писал The Economist, «бизнесмены Силиконовой долины, которые два года назад воспринимали Обаму как выгодное вложение капитала, сейчас решили не инвестировать средства в заведомо проигрышное дело»[131]. И это при том, что в январе 2010 года Верховный суд отменил ограничения на финансирование партийных предвыборных кампаний, и выборы в Конгресс, по оценкам экспертов, стали самыми дорогими в американской истории. Демократам, правда, крупные корпорации выделили совсем немного, львиная доля средств была переведена в фонд Республиканской партии.
Первое время после того, как Обама занял Белый дом, он пытался угодить консервативным демократам, которых в Америке называют «голубыми псами». Однако выборы в Конгресс доказали, что ориентироваться на это крыло Демпартии президенту не стоило: ведь если леволибералы сумели отстоять свои позиции в Конгрессе, «голубые псы» понесли очень серьезные потери. По словам политтехнолога Билла Клинтона Дика Морриса, умеренные демократы сильно просчитались, понадеявшись, что «избиратели простят им голосование за обамовский пакет стимулов и реформу здравоохранения, стоит только попозировать перед камерой с винтовкой в руках»[132]. В избирательной кампании такие вопросы как право на ношение оружия отошли на второй план, ключевую же роль в ней играли проблемы бюджетного дефицита и неуклонного роста правительственных полномочий.
Провал «голубых псов» объяснялся еще и тем, что они слишком настойчиво открещивались от политики Обамы. Правда, связывать себя с президентом, действительно, было не очень выгодно. Его рейтинг стремительно падал: накануне выборов в Конгресс, согласно опросу Gallup его работу одобряли лишь 42 % американцев, а 52 % были недовольны тем, как он справляется со своими обязанностями. «Теряющий популярность президент подложил свинью даже тем демократам, которые вполне могли одержать победу в своем округе, – отмечал бывший советник Буша-младшего Карл Роув. – По сути, выборы превратились в референдум по вопросу о том, одобряют ли американцы политику нынешней администрации»[133].
И хотя еще в конце 2009 года сам Обама, выступая в телешоу Опры Уинфри, оценил свою работу на «твердую четверку», большинство политологов были убеждены, что, будучи гениальным шоуменом, он оказался весьма посредственным президентом. «В 2008 году, – писал консервативный журнал The American Thinker, – президенту удалось загипнотизировать американский народ, однако промежуточные выборы в Конгресс доказали, что люди, наконец, выходят из транса»[134]. За два года в Белом доме Обама успел заработать прозвище «хромой утки» (Буша-младшего стали так называть только к концу второго срока).
Президент оказался глух к требованиям средних американцев и предпочел закрыть глаза на зарождающееся в народе «чайное движение». «Американцы сейчас напуганы, – заявил он только, – а страх, как известно, плохой советчик»[135].
До Обамы ни один американский президент не был так зациклен на проблеме собственного имиджа. В 2008 году он пытался предстать в роли мессии, харизматика-полубога, который может сравниться лишь с великими американцами прошлого. Политехнологи создавали соответствующую «иконографию»: ореол вокруг головы, свет, напоминающий освещение в храме и толпы поклоняющихся последователей. «В роли американского дуче, правителя Нового Рима, – писал The American Thinker, – Обама любит выступать и сейчас, по крайней мере, на публичных мероприятиях. Однако за те два года, что он находится у власти, нам стал знаком и другой его образ: поджатые губы, скрещенные руки, обиженное капризное выражение лица. Американские президенты никогда так не выглядели – это, скорее, напоминает упрямых юнцов и новоиспеченных провинциальных учителей».[136] Оппоненты все чаще стали называть его слабаком, «ботаником» и «безвольным тюфяком». «Американцам нужен пит-буль в Овальном кабинете, – писала The Boston Globe, – и Обама рискует повторить печальный опыт Джимми Картера, который вошел в историю как слабый политик, неспособный к решительным действиям. Было бы даже лучше, если бы первый афроамериканский президент выбрал себе амплуа злого напористого негра, а не изнеженного гарвардского интеллектуала»[137].
Как отмечал политолог Харлан Уллман, «за два года, что Обама находился у власти, стало очевидно, что он недостаточно квалифицирован для работы в Белом доме. До своего избрания президентом он всего два года заседал в сенате и этим ограничивается его законотворческий опыт. Он никогда не работал в исполнительной власти, не занимал руководящих постов. У него не было опыта в финансовой сфере, экономике, международной политике»[138].
Республиканцы добились настоящего триумфа и вынудили Обаму вернуться к риторике 2008 года. В интервью The National Journal он вновь напомнил о желании американцев видеть в Вашингтоне «взрослых людей, которые сотрудничают и пытаются решать проблемы, вместо того чтобы набирать политические очки»[139]. Президент пообещал не накладывать вето на республиканские законопроекты и призвал соратников по партии «проявить надлежащее чувство смирения», поскольку без поддержки оппонентов они не смогут добиться своих целей.
Журналисты заговорили о «тектоническом сдвиге вправо», сравнивая разгром демократов с кометой Галлея, которую можно увидеть лишь раз в жизни. Нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман, глашатай левого крыла Демпартии, предупреждал в своей колонке в The New York Times, что последствия выборов 2010 года «будут ужасны». «Историки, – отмечал он, – возможно, будут писать об этом событии как о катастрофе для Америки, обрекшей страну на годы политического хаоса и экономической слабости»[140].
Американцы были убеждены, что конгресс продолжит ставить администрации палки в колеса. И хотя некоторые республиканцы, такие, например, как спикер палаты представителей Джон Бейнер выступали за межпартийное сотрудничество, большинство предпочитали конфронтационную модель. Их настроения как нельзя лучше выразил лидер сенатского меньшинства Митч Макконнелл, заявивший, что главная цель республиканцев в конгрессе не допустить победы Обамы на президентских выборах 2012 года. Правда, многие отмечали, что, установив контроль над палатой представителей, оппозиционная партия будет вынуждена разделить с администрацией ответственность за принятие стратегических решений. А поскольку рецессия в Соединенных Штатах продолжится, часть вины за экономические провалы Обама сможет свалить на республиканцев и это как раз повысит его шансы на переизбрание. Как бы то ни было, было очевидно, что Америку ждут два бесплодных года: парализованный конгресс перестанет принимать законы, а Белый дом – генерировать новые идеи.
На посту спикера Палаты представителей Нэнси Пелоси, с именем которой ассоциировались все знаковые реформы администрации Обамы, сменил республиканец Джон Бейнер, высмеиваемый оппонентами за «перманентный загар». Как и большинство однопартийцев он обвинял Обаму в «разбазаривании бюджета». Проблема «большого правительства» стала главной темой предвыборной кампании благодаря усилиям активистов Движения чаепития. Во многом именно это движение обеспечило триумф республиканской партии. Пестрая коалиция маргиналов всех мастей от либертарианцев до ультраконсерваторов, по сути дела, стала оборотной стороной того феномена, который вознес на вершину власти темнокожего народного трибуна Обаму. Суть его в глубоком недоверии к вашингтонскому политическому истеблишменту. «Чаевники», пылающие ненавистью к президенту, не слишком жаловали и верхушку Республиканской партии. Образ бунтарей, которые отстаивают американскую свободу, позволил им завоевать симпатии простых американцев.
Немалую роль в этом сыграли полуанекдотичные кандидаты вроде Кристины О'Доннелл, одержавшей победу на республиканских праймериз в Делавере, а затем с треском проигравшей сопернику-демократу. «О'Доннелл, признавшаяся в том, что когда-то была ведьмой и инициировавшая кампанию против мастурбации, создает республиканцам имидж «партии обычных людей, таких, как я или ты». И поскольку представители вашингтонской элиты вызывают все большую аллергию у избирателей, этот имидж становится крайне востребован»[141], – писал колумнист The New York Times Франк Рич в статье «Полезный идиотизм Кристины О'Доннелл».
