Владимир Соловьев - Враги России
Выяснялось, что в милиции модны и галстуки совсем не уставные, с драгоценными нитями, и звездочки из чистого золота, и подарки друг другу такие, что мама не горюй. Да и трясануть бизнесмена – просто святое дело, а уж насчет крышевания можно лишний раз и не говорить. Обычное дело. Как же не крышевать? Все крышуют! Иначе что же – на зарплату жить? Но так же нельзя, ведь надо делиться! И если, не дай бог, ты честный опер и выполняешь свой долг, то очень скоро на тебя будут смотреть как на неумеху или дегенерата.
Милиция выдержала бы любой скандал – до тех пор, пока сошедший с ума от вседозволенности майор Евсюков не достал оружие – отнюдь не табельное, а каким-то образом затерявшееся у него в вещдоках – и не расстрелял, наслаждаясь собственной крутизной, случайных посетителей московского универмага. Притом поначалу преступление Евсюкова особо не взбудоражило общественность, как не довело ее до белого каления убийство журналиста сержантом милиции, который из-за разлада с женой решил отвести душу на задержанном, избил его, изнасиловал шваброй, а тот почему-то через несколько дней скончался. Объяснение в духе «знаете, с женой не сложилось, поэтому находился в тяжелом моральном состоянии» почему-то не нашло понимания у следователя. Хотя, если бы дело не стало публичным, то наверняка нашло бы. Ведь никого не возмущало, когда где-то избивали ногами несчастного профессора консерватории с криками: «Гад, где твой паспорт, знаю я вас, профессоров, все вы педерасты, нас так учили». Все нормально. Пацаны забавляются.
Но случилось нечто крайне неприятное. Сдала бы система майора Евсюкова – жила бы спокойно дальше. Однако начальник московской милиции позволил себе более чем странную фразу, учитывая, что Евсюков был не обычным милиционером, а потомственным. Он вдруг как-то не вовремя расслабился и заявил президенту Российской Федерации: «Да ценный сотрудник, просто его бес попутал». Вот это уже перенести было невозможно, и главный правоохранитель Москвы расстался с погонами.
* * *Не дай бог показать пример – разоблачения пошли чередой. Вот уже и гаишники отправляются по этапу целыми подразделениями: выясняется, что у них была отлаженная взяточная система, вот уже городские отделения милиции можно в полном составе аккуратнейшим образом отправлять на зону. Хотя зона тоже особенная, милиционеров у нас нигде в обиду не дают. Это если обычный человек, не дай бог, кого-то избил, то его могут упечь, а милиционер может отличиться так, что немецко-фашистские захватчики покажутся Дедами Морозами. Ан нет, его прощают. Ну разве что на некоторое время переведут в другое подразделение. Пожалуй, только после появления в московской милиции Владимира Колокольцева милиционеров и их начальников стали увольнять. А то – подумаешь, ну попрыгал на груди у задержанного, а он возьми да умри. Ну с кем не бывает, что ж теперь, и попрыгать нельзя?
Ситуация приобретала совершенно фантасмагорические черты. Поступить в Высшую школу милиции оказалось труднее, чем в какой-нибудь престижный московский немилицейский вуз, а разговоры о взятках за поступление стали настолько обыденным делом, что не поверить в существующее мздоимство мог бы, пожалуй, только сумасшедший либо крайне наивный человек, искренне убежденный, что все вокруг замечательные, добрые, милые люди, и только СМИ клевещут и клевещут.
Милиция все больше превращалась в закрытую корпорацию. Решения в ней принимались совершенно непонятные и, пожалуй, необоснованные. Ни с того ни с сего вдруг исчезали подразделения по борьбе с организованной преступностью – прямо в канун десятилетия их создания – и закатывались гигантские попойки: с одной стороны, преступники радовались, что наконец-то их злейших врагов убирают, так сказать, с доски, а с другой стороны, ребята отмечали как десятилетие службы, так и ее разгон. Куда им было идти после увольнения, оставалось неясным, – ясно было лишь то, что целые архивы накопленных данных оказывались невостребованными. Конечно, организованная преступность вздохнула радостно и широко, захватывая все новые и новые территории и вовлекая еще не коррумпированных милиционеров в водоворот денег, наркотиков, бандитских сходок, когда уже было практически не отличить, где заканчивается бандформирование и начинается милиция, а милиция зачастую выглядела бандформированием, но на частично государственном обеспечении.
* * *Но справедливо ли так говорить только о милиционерах? Разве они одни такие? Что, от них отстает генеральная прокуратура, которая прославилась весной 2011 года, показав всему миру, что наши российские подмосковные прокуроры умеют создавать настоящие условия для занятия бизнесом – правда, нелегальным бизнесом, казино, но уж если воплощать в жизнь русскую народную мудрость, то и Салтыков-Щедрин оказывается посрамлен. Это у него один мужик двух генералов прокормил, а у нас один предприниматель Назаров, даром что нелегальный, прокормил такое количество прокуроров, что диву даешься. И кормил хорошо. Дни рождения отмечал с размахом, взятки раздавал щедрой рукой и, судя по всему, никогда не жадничал отстегивать от своего бизнеса любому желающему, так что возникает вопрос: какого же размера был сам бизнес? И на пятидесятилетие заместителя прокурора области Игнатенкова пригласил его любимого артиста Стаса Михайлова за сорок две тысячи евро. И удалось отметить день рождения прокурора Московской области Мохова. Незадорого – всего лишь за десять миллионов рублей. И вертолеты на Валдай оплачивал, и земельные участки прокуратуре предоставлял. И чудом на них вырастали бесплатные домики из клееного бруса. И сам Мохов с супругой приезжали полюбоваться.
Только вот, когда дело выплыло на поверхность и суммы в нем зафигурировали угрожающие, совершенно неожиданно обнаружилось, что «большая» прокуратура отнюдь не видит криминала в поведении своих младших коллег. И раз за разом, с удивительным упрямством, несмотря на все попытки следственного комитета, в возбуждении дела отказывала. Что бы ни показывали, какие бы улики ни демонстрировали – нет, говорят, не может быть, глазам не верим.
Честнейшие люди, а вы все ошибаетесь и лжете. И проверки прокуратура проводила самолично, и не находила никакой проблемы ни в пении Стаса Михайлова, ни в полетах за границу, ни в наличии «скромных» домиков и участков. Правда, следственный комитет никак не успокаивался. Дошло до такой степени эмоционального напряжения, что пришлось президенту вызывать к себе руководителей прокуратуры и следственного комитета и спрашивать, что происходит, так как один из свидетелей вдруг стал давать показания не на кого-нибудь, а на самого сына генерального прокурора Артема Чайки. И не просто какие-то сухие показания давал, а рассказывал во всех подробностях. Да еще, как назло, вдруг один из свидетелей, Алексей Прилепский, после того как побывал на допросе, вскоре пропал, а затем был найден убитым. Задушенным. И человечек-то небольшой – всего лишь водитель. Работал он у одного из главных фигурантов игорного скандала и выполнял разного рода поручения. Правда, появились свидетели, которые рассказали, что Прилепский считался надежным и ему было доверено, кроме прочих обязанностей, развозить пакеты с деньгами – проще говоря, со взятками. Ну а раз взятки развозил, значит, лица видел. А поскольку простой водитель, то не из «своих» и, не дай бог, что-то мог брякнуть.
Прокуратура вдруг спохватилась, охнула, и после того как заместитель генерального прокурора Виктор Яковлевич Гринь пару раз отказал в возбуждении уголовного дела, давая тем самым возможность обвиняемым подмосковным прокурорам и улики уничтожить, и подготовиться к побегу, все-таки санкционировала арест. И тут выяснилось, что санкционировать-то арест удалось, а вот осуществить его – нет, потому что парочка подозреваемых и в самом деле бросилась в бега. А те, которые оказались в следственном изоляторе, постепенно начали понимать, что, кажется, дело серьезно. Настолько серьезно, что один из них решил даже сотрудничать со следствием, надеясь, естественно, что получит за это некую поблажку. Только законы у нас так написаны, что утвердить сделку со следствием, сводившуюся к тому, что подследственный готов был во всем признаться и указать еще с десяток высокопоставленных персонажей, притом не только из областной прокуратуры, которые получали взятки, должна генеральная прокуратура. А это тот самый господин Гринь, который раз за разом отменял постановления по этим громким делам. Три дня и три ночи он размышлял, идти на сделку с подследственным или нет, и в конечном итоге постановил – «отказать». Без всякого объяснения, почему и зачем. Видно, не хотел себя лишний раз нервировать. Такой вопрос эмоциональный! Ну никак не желал Виктор Яковлевич разочаровываться в людях. Не мог поверить, что прокурор вдруг оказался мерзавцем, решил, что это какой-то нонсенс, да и выкинул из памяти долой.