Джон Кин - Демократия и декаданс медиа
Неизбранные представители дышат атмосферой коммуникационного изобилия, но это ни в коем случае не значит, что они «второго качества», что они «хуже» или являются «псевдопредставителями», если сравнивать с их коллегами, прошедшими формальные выборы. Эмерсон отметил, что благодаря печатному станку стало казаться, что некоторые великие люди избраны. «Если сэр Роберт Пил и мистер Вебстер голосуют за тысячи людей, то Локк и Руссо за них думают», – писал он[75]. В эпоху мультимедийной культуры неизбранные представители точно так же приобретают устойчивую публичную репутацию, получая возможность действовать на других, в том числе противников, средствами «мягкой» власти или власти «убеждения». К ним прислушиваются, ими восхищаются, часто им подражают и следуют; а поскольку они таким образом приобретают влияние, они могут, что часто и делают, бросить вызов формально избранным представителям, например, выступив против их утверждений или же поставив под вопрос их действия. Так каково же основание их славы, не связанной с выборами? Как им удается оказывать политическое влияние? Проще говоря, в чем источник их популярности и как им удается его использовать, чтобы выделиться на фоне избранных представителей, подчеркивая значимость их трудов или же, напротив, ставя их действия под вопрос?
Есть много разных типов неизбранных представителей. Некоторые получают легитимность благодаря тому, что их признают образцом общественной добродетели. Такие фигуры, как Мартин Лютер Кинг, принцесса Диана и Аамир Хан (кинозвезда Болливуда и телеведущий, известный тем, что брался за такие неприятные вопросы, как домашнее насилие и кастовая несправедливость), считаются «хорошими», «достойными», «мудрыми» или «смелыми» людьми, которые приносят в мир честность, порядочность и другие ценности. Их репутации не запятнаны обвинениями в коррупции; хотя никто не считает их ангелами, обычно предполагается, что они – живые иллюстрации альтернативного пути, вызов людям, толкающий их к моральным высотам, заставляющий их стремиться жить иначе. Другие неизбранные представители – мать Тереза или Десмонд Туту – завоевывают легитимность благодаря своей духовной или религиозной непреклонности. С другой стороны, встречаются неизбранные представители, чья репутация основывается на заслугах; раньше они были никем, но стали кем-то, поскольку все признают, что они много сделали. Амитабх Баччан (индийская кинозвезда, репутация которого первоначально была построена на том, что он сыграл роль борца с несправедливостью), колумбийка Шакира Мебарак и Берлинский филармонический оркестр (два последних – посланцы доброй воли UNICEF) относятся к этой категории прославившихся своими делами. Однако другие фигуры считаются выразителями страданий, смелости и способности выжить в этом мире (например, Его Святейшество Далай-лама XIV). Есть и другие неизбранные представители, которые, в противоположность лидерам политических партий и правительств, «забалтывающим» вопросы, обретают легитимность благодаря тому, что занимают по той или иной проблеме принципиальную позицию, которую они развивают в активную кампанию, по ходу дела призывая общество поддержать их пожертвованиями и подписками. Такие организации, как Amnesty International, и такие инициативы, как благотворительные концерты Live 8, относятся к этому типу: их легитимность опосредована не голосами, а моральными финансовыми контрактами, которые в любой момент могут быть расторгнуты их поклонниками, сторонниками и подписчиками, которые вправе отозвать свое решение и лишить своих временных представителей как права представлять их, так и финансовой поддержки.
Как бы ни относиться к звездному статусу неизбранных представителей, они играют жизненно важную роль в эпоху коммуникационного изобилия. Они, конечно, опровергают старую идею, отстаивавшуюся Томасом Карлейлем и Ральфом Уолдо Эмерсоном, которые считали, что неизбранные лидеры нужны, чтобы заново изобрести монархические и аристократические стандарты достойного поведения и величия, поэтому «представительные люди» будто бы стоят вне времени и могут властвовать над ним, объединяя расколотую на отдельные фракции политику современного мира. Такая трактовка роли неизбранных представителей более не имеет смысла; их динамическое воздействие строится иначе. Неизбранные представители могут приносить много пользы демократии, особенно когда политики как представители страдают от все большего недостатка доверия. Они раздвигают границы и значение политического представительства, особенно когда не дают уснуть официальным партиям, парламентам и членам правительства. Иногда посмертно (главным примером тут выступает Ганди) их фигура привлекает общественное внимание к нарушению общественных стандартов правительствами, к их политическим ошибкам или общей нехватке политического воображения, проявляющейся в попытках решить «проклятые», или «дьявольские», проблемы, у которых нет даже готового определения, не говоря уже об однозначных решениях. Также неизбранные представители заставляют демократические власти обращать самое пристальное внимание на то, насколько достойным может считаться их лидерство. Они выступают в качестве важного напоминания о том, что в прошлом столетии слово «лидерство» было чрезмерно политизировано, поэтому мы забыли о том, что слово «лидер» в своем исходном английском узусе означало тех, кто координирует такие организации, как хоры, танцевальные труппы, музыкальные оркестры и религиозные общины.
Неизбранные представители могут привести к существенным изменениям в значении лидерства как такового. Они выступают не только в качестве важной поправки к неоправданному господству определений лидерства, понимаемого исключительно в связи с государственным управлением; и они не только умножают и распространяют различные конфликтующие друг с другом критерии представительства, создающие для демократических обществ определенные проблемы (например, можно ли неизбранных лидеров призвать к общественной ответственности за их действия, используя средства, отличные от выборов?), которые были неведомы первым защитникам и архитекторам представительной демократии. Благодаря их усилиям лидерство больше не означает (в отличие от того, что оно в конечном счете значило в классическом государствоцентричном анализе Макса Вебера) начальствования и силы, опирающейся в пределе на хитрость, кулаки и другие средства государственной власти, т. е. оно больше не сводится к подобной трактовке в рамках концепции «реальной политики», которая смещается к политическому авторитаризму (поэтому сегодня слова Führer и Führerschaft в таких странах, как Германия, пользуются дурной славой)[76]. Также лидерство больше не означает манипулирования с высокой трибуны (bully pulpit – специфический американский термин, придуманный Теодором Рузвельтом для описания того, как лидеры используют свою «чудесную» или «превосходную» программу для утверждения своей повестки и идей). Напротив, лидерство сегодня начинает означать способность мобилизовать «власть убеждения» (как любит говорить архиепископ Десмонд Туту). Теперь лидерство – это способность мотивировать людей к самостоятельным действиям.
Конечно, быть неизбранным лидером непросто. «Готовность к смелым поступкам; способность предвидеть ситуацию; склонность драматизировать политические результаты с целью предупредить граждан об актуальных или потенциальных проблемах; и самое главное – готовность признавать допущенные ошибки, стремление исправлять их, не страшась совершить еще больше ошибок», – вот как объясняет это один из неизбранных лидеров[77]. Неизбранное лидерство означает много разных вещей. Оно требует однозначного отречения от демонов слепой амбиции, которую Карлейль называл «львизмом». Оно заключается в навыке разговора с публикой на общественно важные темы, позволяющем завоевывать общественное уважение благодаря культивированию «нарративного разума», который предполагает (когда неизбранные представители действительно проявляют себя с лучшей стороны) сочетание таких формальных качеств, как уравновешенность, с внутренним спокойствием, учтивостью, самостоятельностью в суждениях, способностью прислушиваться к другим, готовностью шутить над самим собой и некоторым богатством стиля (один из доверенных лиц Нельсона Манделы как-то объяснил мне его замечательную способность создавать «вокруг себя много Нельсонов Мандел»; то же самое обычно говорили о Джавахарлале Неру). К качествам неизбранного лидерства также относится способность использовать медиа для одновременной демонстрации противоречивых качеств (таких как сила и уязвимость, единичность и типичность), причем безо всякого видимого усилия, словно бы лидерство было искусством переключения гештальта. Но прежде всего неизбранное лидерство требует понимания того, что истинные лидеры – не избранные, что они всегда находятся в глубокой зависимости от людей, называемых ведомыми, что истинные лидеры ведут только потому, что им удается приковывать к себе взгляд людей, а не тянуть их за нос.
