К барьеру! (запрещенная Дуэль) - К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №31 от 03.08.2010
Встаёт адвокат Оксана Михалкина: «В соответствии со статьей 339 присяжные заседатели должны будут отвечать на вопрос о виновности подсудимых. Защитой заявлено ходатайство только о вменяемости, которая тесно связана с решением вопроса о виновности. Никаких сведений, выходящих за пределы компетенции коллегии присяжных заседателей, в выводах психолого-психиатрической экспертизы не содержится».
Нужно ли сомневаться, кого поддержала судья? Разумеется, прокурора Каверина, как сестра поддерживает родного брата, даже не очень задумываясь, прав ли он: «В удовлетворении ходатайства адвоката Першина отказать, данные о личности подсудимых, которые содержатся в психиатрической экспертизе, не подлежат исследованию в присутствии присяжных заседателей».
Почему же возникли и тиражируются в средствах массовой информации эти вопросы о душевном нездоровье подсудимых? Может быть, потому что обвинение само понимает всю нелепость происшествия на Митькинском шоссе и пытается списать якобы неудачу якобы покушения на то, что на Чубайса, дескать, напала компания психопатов? Вот и прячут судья с прокурором от присяжных заседателей экспертизы, подтверждающие, что подсудимые находились и находятся в здравом уме и трезвой памяти. А заодно потворствуют тому, чтобы ложь и клевета, благодаря финансовым вливаниям Чубайса, мутной и грязной рекой заливала умы общественности через средства массовой информации.
Ноу-хау судьи Пантелеевой: цензура показаний подсудимыхВ судебном процессе, как в театральном действе, есть завязка – оглашение обвинительного заключения, дальнейшее развитие – предъявление вещественных доказательств, экспертиз, потерпевших, свидетелей и, наконец, кульминация – показания подсудимых, после чего наступает развязка в виде приговора суда.
В хитросплетениях обвинения и свидетельств очевидцев именно показания подсудимых расставляют все точки над «i», но только в судах с присяжными заседателями показания подсудимых становятся по-настоящему кульминационным событием процесса, когда народные судьи, пристально вглядываясь в лица обвиняемых, вслушиваясь в интонации их речи, вдумываясь в смысл, анализируя сказанное ими, решают по совести – виновен или не виновен человек в предъявляемом ему преступлении. И это отличает их от судей профессиональных, для которых показания подсудимых – тяжкое скучное бремя, пустой звук, ведь оправданий в «профессиональных» судах практически не бывает.
В процессе по делу о покушении на Чубайса обвиняемым повезло, меру их вины определяют присяжные заседатели, и потому показания подсудимых здесь не являются пустой формальностью.
Первым поднялся давать показания Александр Найдёнов. Статный, рослый, в строгом отутюженном костюме, он подошел к микрофону, тихо кашлянул, единственное, что выдало его волнение, предупредил: «У меня приготовлены показания в письменном виде, Ваша честь. Прошу приложить их к протоколу, а здесь я буду излагать факты в свободном рассказе». Найдёнов начал, как и обещал: «Уважаемый суд, уважаемые присяжные заседатели…» Судья вдруг спохватилась, будто что-то внезапно вспомнив: «Я Вас останавливаю, подсудимый Найдёнов! Прошу присяжных заседателей покинуть зал суда».
После изгнания присяжных судья Пантелеева как ни в чём не бывало обратилась к подсудимому: «Вы свои показания будете излагать в свободном рассказе или оглашать письменный текст?». Сильный ход. В боксе это называется - сбить дыхание противника. Найденов внимательно и молча всматривается в судью. Встаёт адвокат Котёночкина и повторяет то, что буквально минутой раньше говорил сам подсудимый: «Это будет свободный рассказ, который одновременно изложен письменно». «Давайте!» - протягивает руку судья, и Котёночкина передаёт ей отпечатанные листы. И дальше в полной тишине зал долго внимает молчаливому сосредоточенному чтению судьи.
Пантелеева читает вдумчиво, что-то перечитывает, что-то выписывает себе на бумажку, то лоб потрёт, то нос подёргает, разве что фактуру бумаги на зубок не пробует. Зал с любопытством наблюдает творческие муки судьи, понимая, что нарождается нечто новое в отечественном судопроизводстве – цензура!
Наконец штудирование рукописи Найдёнова завершено, судья величественно извещает: «Судом изучен письменный текст Ваших показаний. Суд предупреждает Вас о том, что показания, содержащиеся на первом листе в последнем абзаце об оправдании Вас третьей коллегией суда присяжных, не относятся к фактическим обстоятельствам дела. Абзац, где Вы пишете «я был женат», и заканчивающийся словами «дело развалилось», также не относится к фактическим обстоятельствам дела. На листе пятом информация, содержащаяся в абзаце девятом и десятом, нарушает требования закона о том, что в показаниях Вы вправе ссылаться только на исследованные судом доказательства. Лист 10, абзац третий – это данные о личности подсудимых, в том числе сведения о гибели Вашей жены, не относятся к делу. Подсудимый! Вы отмечаете, какие абзацы необходимо исключить?»
Адвокат Котёночкина: «Возражения на Ваши действия, Ваша честь! Давая согласие на дачу показаний, Найдёнов в письменном виде представил суду свои показания, но был тут же лишён права оглашать свои показания. Председательствующая удалила присяжных из зала, чтобы лично ознакомиться с показаниями моего подзащитного, чтобы лично дать оценку его показаниям, лишая тем самым присяжных заседателей самим делать выводы о виновности и невинности моего подзащитного».
Сам Александр Найдёнов, за пять лет непрерывного тяжкого изматывающего суда привыкший не удивляться уже никаким судейским коленцам, с невозмутимым видом наблюдает на расставляемые судьёй цензурные рогатки и, дождавшись, когда присяжные вновь рассядутся на свои строго пронумерованные места, приступает к показаниям.
«Уважаемый суд, уважаемые присяжные заседатели, уважаемые участники процесса! Я буду давать показания, которые, надеюсь, позволят вам принять решение о моей невиновности и непричастности к событиям 17 марта 2005 года, произошедшим на Митькинском шоссе.
До того, как мы с Квачковым встретились во время предварительного следствия, я видел Владимира Васильевича Квачкова два раза на его даче в кооперативе «Зеленая роща» 14 и 16 марта 2005 года. До этого времени с полковником Квачковым я знаком не был. С Мироновым Иваном Борисовичем я познакомился в данном судебном заседании. До этого видел его в Басманном суде при продлении ему срока содержания под стражей…»
Обнаружив, что подсудимый нарушил запрет её цензуры и зачитал вычеркнутый абзац, судья Пантелеева режет уши слушателей пронзительным: «Я Вас останавливаю!» и снова выпроваживает присяжных из зала.
Судья: «Подсудимый Найдёнов! Вы предупреждаетесь о недопустимости нарушения закона!»
Найдёнов твёрдо с нажимом: «Закон обязаны соблюдать все».
Судья делает вид, что его не слышит, но тон сбавляет: «Вы желаете давать показания?».
Найдёнов спокойно: «Я их даю, Ваша честь».
Судья снова возвышает голос: «Тогда подчиняйтесь! Иначе я вынуждена Вас удалить!»
Найдёнов, кивнув, продолжает: «С Яшиным я знаком примерно с середины 90-х годов. Нас связывает давняя дружба. После увольнения из армии и до настоящего времени мы стараемся помогать и поддерживать друг друга. Теперь непосредственно о событиях, из которых «выросло» обвинение, постараюсь изложить их в хронологической последовательности».
Найдёнов долго и подробно говорит о своих звонках Роберту Яшину 2, 3 и 4 марта, рассказывает, как 6 марта по просьбе друга заехал на дачу его знакомого, чтобы прикинуть фронт работ по электропроводке, пообещав сделать её во второй половине марта.
Затем подсудимый доводит свой рассказ до роковых дат: «14 марта 2005 года во второй половине дня мы встретились с моим знакомым Игорем Карватко в районе станции метро «ВДНХ». Обстоятельства и причины нашей встречи достаточно подробно описывал свидетель Карватко. Так как я не запомнил в прошлый раз дорогу, ведущую к загородному дому, то постоянно созванивался с Робертом, уже находившимся на месте. Приехав на участок, я увидел Роберта и двух молодых людей. Я, Роберт и Игорь прошли в дом. Дом оказался холодным, нетопленным. Что-либо делать при таких обстоятельствах было невозможно. Необходимо было сначала протопить отсыревший дом, а уж потом производить замеры длины проводки, уточнять, где и сколько должно располагаться розеток, выключателей и прочей гарнитуры. Необходимо было также приобрести счетчик потребления электроэнергии. Электричество, как я понял, поступало посредством переносного временного провода с патроном и лампой. В виду того, что был уже вечер, условия для работы отсутствовали, было холодно, мы с Робертом решили согреться и выпили две бутылки коньяка. В дом постоянно заходил молодой человек и топил камин. Из разговора в процессе употребления спиртных напитков я узнал, что этот дом принадлежит куму Роберта, практически родственнику, с которым он ранее служил, а молодой человек, заходивший в дом – его сын Александр. Очевидно, от количества выпитого алкоголя я уснул возле камина в кресле. Проснулся оттого, что в дом зашел ранее незнакомый мне мужчина. Роберт представил его как Владимира Васильевича, хозяина участка. Разговор между Робертом и Владимиром Васильевичем шел о предстоящем ремонте в его доме. Я же с ним в тот день ни о чем не разговаривал. Далее Роберт сказал, что в другой раз он мне вместе с Александром разъяснит, где должны будут располагаться светильники и розетки, а сейчас нам пора уезжать, так как и хозяин тоже уже собрался к отъезду.
