Д. Кралечкин - Основы теории политических партий
Ослабление партийной дисциплины, появление каналов массовой коммуникации, альтернативных государственному телевидению (частные телеканалы, Интернет), привязка к многочисленным локальным группам, исключенным из «большой политики» массовых и народных партий, новый популизм и стремление снизить уровень профессионализации политики и политиков – все это черты новых партий, политическая идеология которых покрывает практически все классическое политическое поле, от крайнего правового до крайне левого фланга.
Новые партии возникают вследствие изменений на общеполитическом и структурном уровне, а не на уровне только программ и манифестов. Фактически к новым (новым именно по социальным параметрам) партиям могут быть отнесены как видоизмененные социал-демократические, которые в современной Европе могут осуществлять неолиберальную политику, так и экологические партии или же популистские и националистические партии вроде партии Пима Фортейна («Список Пима Фортейна»), отколовшейся от партии «Нидерланды для жизни».
Фортейн Пим (1948-2002) – голландский общественный деятель и политик, создатель партии «Список Пима Фортейна», которая одной из первых остро поставила вопрос иммиграции в Европе. Убит леворадикальным экстремистом.
В конечном счете, современные партии демонстрируют как преемственность, так и разрыв с партийной системой, сформировавшейся в США и Западной Европе в послевоенный период. Преемственность выражается, в частности, в продолжающейся коммерциализации и профессионализации политики, в расширении политического «рынка», тесно связанного с экономическим, в усилении корпоративистских моментов, в росте зависимости партий от взаимодействия с государственными институтами, в том числе в области их финансирования. Разрыв проявляется в элементах партийного регулирования, децентрализации и фрагментации партийных методов мобилизации сторонников (поэтому, в частности, понятие номинального члена партии становится все менее значимым).
Тенденция к созданию более мобильных и более «рыночных» партий отражает усилившуюся конкуренцию на политическом поле и возможность давать адекватный ответ на те политические вызовы, с которыми плохо справлялись большие партийные аппараты (пример такого вызова – вопрос иммиграции в современной Европе). Эта тенденция коррелирует с распространением краткосрочности действий и курсов новых партий, а также с акцентом на политическую конъюнктуру. Вместо устойчивых сторонников партии ищут быстро мобилизующиеся группы, играя на политическом рынке примерно так же, как можно играть на валютном, пользуясь непредвиденными колебаниями курса.
В результате всех этих изменений в партийную политику возвращаются некоторые черты, свойственные партиям еще на самом первом этапе их существования. Так, несмотря на тенденции депрофессионализации политики, роль отдельных партийных лидеров растет, избирательные кампании носят все более индивидуализированный характер. Отсутствие четкого социального базиса позволяет им легче вступать в коалиции с крупным, в том числе и транснациональным, бизнесом, становясь проводником его интересов. В то же время партии все чаще вынуждены обращаться к спорным содержательным вопросам, например, относящимся к сфере охраны окружающей среды, национальных и религиозных конфликтов, миграционной политики и так далее. Это не позволяет им замыкаться на всеобъемлющих курсах, якобы удовлетворяющих интересам большей части населения.
Другая сторона размывания политики народных партий обозначается во все большем погружении некоторых из них в государственные структуры – такие партии противостоят тенденциям идеологического обновления и делают ставку на сохранение своих властных позиций. Подобную линию развития выявили известные политологи Ричард Катц и Питер Мэйр[39], выделившие новый тип партий – картельные партии.
Катц и Мэйр, следовавшие традиции Нойманна и Кирххаймера, предположили, что закат «народных» партий означает одновременно крах практики демократической интеграции: картельные партии становятся продуктом неуверенности народных партий в своем электорате и стремления обеспечить свое присутствие во властных структурах.
Картельные партии озабочены не новыми идеологическими или политическими курсами и даже не игрой на избирательном рынке, а государственными субсидиями и доступом к государственным ресурсам. Поэтому такие организации охотно вступают в правящие коалиции, стремясь обеспечить себе необходимое число мест в парламенте и (или) в правительстве. Однако, несмотря на предсказания, указывающие, что картельные партии могут стать господствующими в европейской и мировой политике, их актуальное положение свидетельствует, что они остались достаточно локальным явлением (например, условно картельные партии распространены в Бельгии и других небольших странах Западной Европы).
Пример постсовременной партии – западногерманские «зеленые». Немецкие «зеленые» представляют один из наиболее показательных примеров развития новых партий, которые составляют конкуренцию классическим народным партиям. Наиболее важный момент– то, что такие новые партии часто долгое время существуют в качестве конгломерата, более или менее выраженного союза движений, низовых организаций, ассоциаций и так далее, которые поначалу не ориентируются на официальную политику. На общенациональных выборах в 1989 году «зеленые» избегали термина «партия», они воспользовались специальным пунктом избирательного закона и выступали в качестве «Иного политического объединения – Зеленых» (Sonstige Politische Vereinigung – Die Grönen)[40].
Однако формально «зеленые» были основаны в качестве партии еще в 1980 году – после успехов представителей движения на выборах в парламенты земель Бремен и Баден-Вюртемберг. Их исходная программа предполагала такие организационные принципы, которые выглядели как вызов установившейся партийной системе. В качестве главенствующего принципа была задана низовая демократия (Basisdemokratie), предполагающая, что более низкие уровни партии должны иметь как можно больше автономии, а индивидуальные члены партии – как можно больше возможностей для непосредственного участия в жизни партии и в принятии решений. Фактически немецкие «зеленые» выступали за принципы прямой демократии, которые они пытались осуществить в условиях сложившейся партийной системы представительной демократии.
В системе прямой демократической партии любые политические инициативы должны поступать снизу. С этой целью «зелеными» были разработаны некоторые организационные механизмы, из которых наиболее значимым была ротация парламентариев: первоначально предполагалось, что член партии может выступать в качестве парламентария весьма ограниченный срок, после которого он по необходимости сменялся другим представителем партии. В своем стремлении развить правила прямой демократии «зеленые» опирались на достаточно образованную и обеспеченную часть населения, готовую к политическому активизму, в отличие от социальных баз традиционных партий, часто опиравшихся на не слишком мобильные группы – рабочих, этнические меньшинства и так далее.
К числу отличительных черт «зеленых», вытекающих из акцента на прямой демократии, относились многие моменты, касающиеся внутрипартийного распределения власти и организации процесса принятия решений. Так, уставным пунктом являлось запрещение совмещения партийных и парламентских постов, при этом внешние (парламентские) представители партии никогда не имели реальной партийной власти. Этот и другие механизмы коллективного лидерства должны были препятствовать возникновению партийных элит и профессионализации политики, и способствовать ограничению доходов партийных лидеров, в том числе избираемых в качестве парламентариев (законодательных органов разных уровней – отдельных земель и общенациональных).
Также «зеленые» предполагали создать многоуровневую систему подчинения деятельности лидеров партии коллективным партийным решениям, вырабатываемым на партийных советах и конференциях, правила ведения которых предполагали возможность быстрого изменения повестки дня, инициирования повторных и незапланированных обсуждений, включения в дискуссии любых членов партии и так далее. Интересно, что «зеленые», стремясь сделать своих парламентариев предельно зависимыми от коллективных решений партии, могли своими действиями противоречить общенациональным законам, предполагающим, что член парламента выступает в качестве автономного законодателя, неподотчетного никакой внешней инстанции.
По мере вступления «зеленых» в общеполитическое поле Западной Германии и получения мест в парламентах разных уровней им, однако, пришлось отказаться (или существенно ограничить) от некоторых принципов прямой демократии, поскольку непосредственное осуществление последних оказалось просто нереальным. Это, в частности, случилось с принципом ротации. Более того, некоторые принципы были пересмотрены, поскольку они оказались не слишком-то демократичными. Например, коллективное лидерство иногда способствовало разделению партий на отдельные группы, поддерживающие своего лидера, а неформальные принципы обсуждения зачастую снижали возможность открытой дискуссии, возрождая явления клиентелизма. Тем не менее действия «зеленых» существенным образом повлияли и на классические партии Германии, способствуя переоформлению всего поля межпартийной конкуренции.
