Сергей Кургинян - Содержательное единство 2007-2011
Никаких психотронных лучей не надо. И никакой мировой закулисы. Все само расползется, превратится в социопсихологическую, социокультурную, социоментальную слизь. Внутри которой будут копошиться (но поверьте, недолго) "поводизаторы", осуществляя поводизацию. Осуществляя оную, они будут надувать вышеописанные пузыри… "И это были пузыри земли", – сказал Банко Макбету после того, как ведьмы изрекли пророчество и исчезли. Этот шекспировский образ повторен позднее А.Блоком.
И вправду – пузыри… Но даже не земли, а этой самой постчеловеческой слизи, в которую все превратится. Пузыри будут надуваться и лопаться какое-то время. После чего вся слизь, устав пузыриться, устанет забавляться постжизнью (постжизнь есть форма существования пузырьков, порождаемых поводизацией всего и вся). Устав забавляться, она куда-то исчезнет. Так ли важно, куда?
Какой-то слизняк будет счастлив от того, что он уберется в красивый европейский южный город и будет там греться на солнышке.
Какой-то слизняк здесь забьется в ту или иную нишу.
Впрочем, это все уже философия. Право на которую я в минимальной степени заработал тем, что осуществил сколько-то черной и неблагодарной работы. Каталогизировал несостыковки, поводизации. Но пользоваться этим правом сверх меры не собираюсь. Напомню читателю о моей модели "лепестков" (рис. 27).
Рис. 27.
Обращу внимание на то, что выявленное мною N оказалось, слава богу, равно одиннадцати, а не одиннадцати тысячам. Обращу внимание также на то, что я эти одиннадцать лепестков не просто умозрительно соорудил, а обосновал фактическим материалом. И перейду к аналитике того содержания, которое выявленная мною система содержит.
Является ли выявленное мною – системой? Мне кажется, что да. Но предположим, что это не система. Тогда что это? Конгломерат, совокупность, ризома, как любят говорить те же постмодернисты? Возьмем самое нейтральное слово – совокупность.
Является то, что мы только что обсудили, совокупностью высказываний, притом, что каждый из элементов этой совокупности является продавливаемой идеологемой?
Является.
Обладает ли эта совокупность содержанием? Тут все зависит от того, что называть содержанием. Мне-то кажется, что каждый из элементов этой совокупности в каком-то смысле лишен содержания и даже воинственно отторгает оное. А потому надо говорить о наполнении "лепестков" чем-то, не называя то, чем наполнены "лепестки", содержанием. Но пока я могу лишь сказать, что мне это кажется. А мне на это легко ответят: "Когда кажется, то крестятся", – и будут правы.
Поэтому я предположу, что то, чем наполнены "лепестки", является содержанием. С чем можно сравнить такое предположение? Ну, например, перед вами кролик. И он лежит неподвижно. Настолько неподвижно, что кому-то кажется – это камень. Вы тогда берете некий инструмент (если кролик обычный, то какое-нибудь шило, но в нашем случае речь идет не о простом шиле, а о шиле аналитическом) и начинаете им тыкать в объект, который предположительно является камнем. Объект взвизгивает и убегает. Что он тем самым доказывает? Что он не является камнем. Может быть, он этим не доказывает, что является кроликом. Но он доказывает, что не является камнем.
Понятна моя метафора? Если я предполагаю, что нечто является содержанием, и тычу в него аналитическим шилом, а оно, это нечто, не ведет себя, как подобает содержанию, а исполнят некие – несвойственные содержанию – антраша, то что я доказываю? Что это нечто не является содержанием. Так ведь?
Оговорив подобные методологические тонкости, необходимые, коль скоро ты имеешь дело с критикой постмодернистской конструкции (каковой по определению является совокупность вышеописанных "лепестков", они же "поводизации", они же версии), – я займусь грубой аналитической работой. Той самой, которая позволяет обнаружить, что версии (то бишь "камни" из моей метафоры), на самом деле являются не "камнями" (то бишь содержаниями, в которые их авторы обоснованно верят), а "кроликами" (то бишь впариваемыми бессодержательными постмодернистскими конструкциями).
Часть 6. Критика версий
Здесь я перехожу от аналитики террора к политической аналитике. Оговорив, что уже начатый мной разговор о политической войне является своеобразным мостом, перекидываемым из сферы аналитики террора в более масштабную и серьезную сферу.
Политическая война строится вокруг конспирологии. Да-да, той самой конспирологии, которой так чурались ведущие эту войну просвещенные круги. Конспирология соблазнительна. Легко усваивается возбужденной публикой.
Есть, как мы убедились, две конспирологические версии.
Первая и главная: ФСБшники сами осуществили теракты для того, чтобы под гексоген и кровь вернуть Путина на пост президента ("идеологема #2 – субъект #2").
Раскруткой этой идеологемы (а точнее все же – конспирологической версии) занята сейчас вся радикальная оппозиция. С моей стороны было бы очень глупо отмести эту версию с порога: "Руки прочь от замечательного Путина и высокоморальных чекистов!" Нет, я считаю необходимым рассмотреть эту версию, применив к ней весь нормальный аналитический инструментарий. Любой другой подход для меня неприемлем и с научной, и с моральной, и с политической точки зрения.
Начну с того, что все материалы, в которых Путин и чекисты обвиняются в осуществлении взрывов в 1999 году, носят очевидно недоказательный характер.
Это очень заметно, если сравнить эти материалы с работами западных профессоров, разбиравших те или иные сюжеты сходного типа – итальянский, греческий и так далее. Прежде всего, итальянский. Ведь по сути чекистов и Путина обвиняют в том, что они использовали для прихода к власти на рубеже тысячелетий так называемую "стратегию напряженности". Ту самую, которую в наибольшей степени задействовали и впрямь в Италии (терроризм, убийство Альдо Моро, "красные бригады" и так далее).
Итальянские профессора действуют на Западе, понимая, что их читатели, как элитные, так и иные, в большей или меньшей степени проникнуты (так и хочется сказать – пропитаны) правовым духом: "Вот это и впрямь доказательство! А это треп, а это правдоподобные, но не доказанные предположения!" Такова сильная сторона Запада, по крайней мере, Запада классического.
Когда западный журналист и аналитик, знаменитый "разгребатель грязи" Боб Вудворд давал данные для Уотергейта, все понимали: "Да, это доказательные данные, от которых не отвертишься". И Никсон погорел.
Повторяю – сильная черта классического Запада состоит в том, что он (а) понимает, что такое настоящие доказательства, и (б) благоговеет перед настоящими доказательствами.
Классический Запад очень четко отделяет настоящие доказательства от общих рассуждений. Рассуждения он презирает, а доказательства принимает к рассмотрению и, рассмотрев, делает далеко идущие выводы, если доказательства и впрямь подтверждаются. При этом есть определенная процедура подтверждения. Разумеется, тогда, когда надо вести политическую войну вообще и с дикарями в особенности, Запад может пренебречь разницей не только между настоящими доказательствами и общими рассуждениями, но и между настоящими доказательствами и пропагандистской ложью. Но он и в этом пренебрежении останется таким, какой он есть. То есть Западом, который понимает разницу между юриспруденцией (нормами для себя) и пропагандой (нормами для других).
Разница между классическим Западом и нашими западниками (западниками вообще и диссидентствующими ультразападниками в особенности) состоит в том, что наши западники категорически не понимают, что такое разница между доказательностью и болтовней, юриспруденцией и пропагандой.
Все то, что необходимо для того, чтобы осознать и прочувствовать эту разницу ("как говорят у нас в Одессе, почувствуйте разницу"), отсутствует в ментальном и эмоциональном аппарате наших западников и уж тем более диссидентствующих ультразападников. Потому что они-то как раз – "наши в доску". То есть отнюдь не западные люди классического образца. И "ловить" им в классическом западном обществе нечего. Они могут только консультировать это классическое общество по поводу того, как надо работать с русскими дикарями, и исполнять поручения западного классического общества, касающиеся способов манипулирования дикарями. Как только задачи западного общества по отношению к дикарям будут решены – западники должны испариться ("Мавр сделал свое дело, мавр может уходить").
Но дело не в наших западниках (и тем более не в невротизированных ультразападниках), а в нашей традиции, которая действительно не вобрала в себя все то, что позволяет отличать доказательность от слегка похожего на нее суесловия.
Наша традиция и впрямь всегда носила существенно неправовой характер. Сейчас она носит более неправовой характер, чем когда бы то ни было. Авторы мифов о взорвавших Россию на рубеже тысячелетий путинских чекистах это понимают, как никто другой.
