Василий Ванюшин - Желтое облако (с иллюстрациями)
Опять было забытье. А очнувшись, я услышал голоса, торопливо произнесенные слова, совершенно непонятные. Я вздрогнул и хотел подняться, когда услышал русскую речь. Голос был тонкий, похожий на женский. Мать!? Но ведь я на Луне! А если на Земле, то мать никогда не спросила бы так:
- Русский человек, вы слышите нас?
Нас? Значит, тут не один…
Опять тот же вопрос - будто после тяжелой операции врач спрашивал: «Как вы себя чувствуете?».
Плохо ли, хорошо ли, но я чувствовал себя. Значит, был жив. Меня спрашивали по-русски, значит и я мог спросить на родном языке. И я произнес первое слово:
- Слышу.
Опять невнятный быстрый разговор, ни одного знакомого слова.
- Вы будете жить, - услышал я женский голос.
Я обрадовался, резко повернул голову, что-то черное и мягкое слетело с лица. Ослепительно яркий свет ударил прямо в глаза, ударил сильно, до боли, но я, охваченный радостным чувством, не сомкнул век. Я увидел густое аспидное небо, пересеченное лучистыми линиями. Свет падал косо, как слепой дождь. Он струился по гладким скалам, нестерпимо резал глаза своим металлическим блеском. Я прикрыл веки.
- Выпейте это, - совсем рядом тот же голос.
Я приоткрыл глаза и увидел тонкий прозрачный стаканчик, его держали длинные гибкие пальцы, белые и просвечивающиеся. В стаканчике дрожала желтоватая жидкость. Мне вспомнилось желтое облако.
- Выпейте. Вам станет легче.
Мне приподняли голову, и я выпил безвкусную тягучую жидкость. Она подействовала возбуждающе. Теперь я разглядел, что по бокам высились не скалы, а стояли цельные сводчатые опоры, промежутки между ними были заполнены какими-то лохматыми растениями зеленоватого и фиолетового цвета. Вверху были гнутые перекрытия и, вероятно, стекло. Антрацитовое небо чернело в угольчатых проемах.
«Люди» не показывались, но временами слышались шаги и тихий непонятный разговор. Свет ослабел. Теперь стало лучше видно в глубину, и я разглядел, что между опорами были точно деревья с гибкими стволами; переплетаясь, они тянулись вверх, крупные темные листья свисали в траурную тишину этого необыкновенного храма. «Люди» рано или поздно должны были показаться. Мне подумалось, что это должны быть безобидные существа, с мягкими без костей прозрачными руками, одноглазые и хвостатые. И я увидел их. Трое, они стояли у дальней стены и тихо, без жестов разговаривали, иногда поглядывая в мою сторону. У них было по две руки и по две ноги и не было никакого хвоста - зачем он человеку? И на руке у них - пять пальцев. Лица белые, головы лысые, глаза прикрыты очками, чернеющими издали, как пустые глазницы. Они приблизились.
Один, пожилой, с впалыми щеками и морщинистым лбом, вероятно, был старшим, он держал в руке какой-то блестящий прибор, вроде пульверизатора. Другого, пониже ростом, с легким белесым пушком на подбородке, с едва заметным румянцем на щеках, можно было назвать молодым человеком, если бы не голый череп. Третий… Но это была женщина, и я сразу же вспомнил ее тонкий голос и узкую прозрачную руку, державшую стаканчик с желтоватой жидкостью. Лицо ее имело мягкий овал, оно было очень бледным, с голубоватыми тенями возле очков; на голове светились волосы, короткие и редкие.
Все трое были одеты в цельные костюмы из мягкой сероватой материи, напоминающие комбинезоны. Бледнолицые, в серой одежде, с черными кругами очков вместо глаз, молчаливые, какие-то медлительные, они напоминали растения, вытянувшиеся в темноте, казались безжизненными существами, лишенными теплой крови, - вероятно, в их жилах текло нечто вроде березового сока или той жидкости, которую я пил, как лекарство. Да, эти люди были совсем из иного мира. Возможно, они выросли в подземных городах, боятся света; это люди с холодной душой и таким же холодным, как водоросли, телом.
Так подумал я и очень удивился, когда увидел их глаза. Я увидел глаза женщины. Свет еще больше ослабел, в помещении стоял сумрак. Женщина подошла и, приподняв очки, посмотрела мне в лицо. Я вздрогнул. У женщины были большие красные зрачки глаз. На белом безжизненном лице они казались особенно яркими, алели, словно две кровоточащие раны. Женщина отошла в сторону, исчезла, потом появилась с тем же стаканчиком в руке, в нем теперь была розоватая жидкость.
- Выпейте.
Лекарство подействовало очень скоро. Захотелось спать, приятная истома разливалась по всему телу, и все стало безразлично. Я почувствовал, что сейчас усну, усну крепко и, может быть, не проснусь никогда. Я снова опустился в темный мир небытия.
3
Но я проснулся. Я почувствовал себя вполне здоровым и удивительно легким. Голова оказалась обритой. Биологическая обработка, подумал я. Осмотревшись, я увидел, что лежу не там, где очнулся в первый раз. То был большой зал с высоким сводом и ползущими вверх гибкими стеблями густолиственных растений. Здесь была небольшая комнатка без окон и дверей с очень толстыми стенами, сделанными, похоже, из молочно-белого плексигласа. Такой же был и пол. Полусферический потолок просвечивался насквозь, наружная сторона его была покрыта краской или каким-то дополнительным сплавом черного цвета. Койка, на которой я лежал, была собрана из тонких трубок. Около нее стоял небольшой гладкий столик с белым шкафчиком внизу. В комнате больше ничего не было.
Я встал, прошелся по шероховатому полу и снова почувствовал себя необыкновенно легким. Я заметил на стене две круглых, как пуговицы, ручки. Потянул первую - открылась дверца, в нише был умывальник. Потянул вторую - здесь был шкаф - в нем висел костюм, похожий на те, что носили неизвестные мне люди.
Как только я закончил свой несложный туалет, раздался тонкий мелодичный звон и засветилась еще одна ручка, на противоположной стене. Затем обозначилась дверь, она открылась, толстая, как и стена. Я увидел женщину с красными глазами.
Мне хотелось бы получше рассмотреть это удивительное существо, но мое любопытство и пристальное внимание могли посчитать невежливостью, и все же я не мог оторвать взгляда от необыкновенных глаз. Да, они были красными и сияли, как раскалившиеся угли. Их оттеняли длинные пушистые ресницы, которые, насколько я мог рассмотреть, были не из отдельных волосков, а как бы из веточек, сцепившихся друг с другом. На нижнем веке ресниц не было. Из глаз лился розоватый свет.
Я молча поклонился.
- Здравствуйте! - Женщина произнесла довольно правильно это трудное русское слово и протянула руку. - Ильмана.
- Николай.
Мне понравилась эта простота знакомства. И рука Ильманы оказалась совсем не холодной, а теплой и мягкой, как и у всякой молодой женщины.
- Вы неплохо выглядите, даже хорошо, - сказала она живо, но без улыбки. - И дела ваши идут хорошо. Можно поздравить с прибытием на Луну.
- Благодарю вас, - я снова поклонился.
- Эта комната предназначена вам. Прошу не чураться и спрашивать меня, если что потребуется. Я имею в виду необходимое для человека. Поначалу давайте решим такой вопрос: время завтрака, обеда и ужина.
Она стала объяснять, как урок ученику, сказала, что поставит на столик часы, для удобства заведенные по московскому времени. Я слушал и недоумевал: ну, ладно, пусть она знает русский язык, может быть, потом выяснится, откуда и как. Но меня удивили шаблонные слова «предназначена», «не чураться», «решим вопрос», «имею в виду». Однако я промолчал.
- А теперь идемте завтракать, - пригласила она. - Дверь открывается так: надо нажать ручку…
Мы шли словно в туннеле, слабо освещенном, - стены сплошь закрывались ползучими растениями, которые сцепились и переплелись вверху, - вышли в круглый просторный зал, тот самый зал, в котором я очнулся. Стало ясно, что весь этот дом похож формой на крытый летний цирк: зал занимал место арены, вокруг был коридор, от него к внешней стороне - комнаты. Двери всюду были автоматические, толстые. И было сумрачно. Тускло поблескивали сводчатые опоры, густой аромат шел от темно-зеленой и фиолетовой листвы, всюду была чистота.
В зал по-одному вошли хозяева дома, их оказалось восемь вместе с Ильманой - единственной женщиной. Мужчины были приблизительно одного возраста, если считать по-земному, тридцати пяти - сорока лет, совершенно лысые или с легким мягким пушком на голове. Ильмана была моложе. Они пришли в сумеречный зал без очков, и их красные глаза сияли огнем.
Только один был намного старше всех остальных, тот, которого я видел вчера, если словом «вчера» можно назвать время, когда мне дали лекарство и я уснул. Ясно, что человек этот является здесь как бы старейшиной, он вошел последним, и все почтительно приветствовали его наклоном головы, приложив правую руку ко лбу. Ильману он потрогал пальцами за подбородок, вероятно, приласкал, и я подумал, что она, пожалуй, дочь этого старика.
В стене раздвинулись двери, и в зал въехал длинный овальный стол. На нем стояли закрытые кастрюльки, примерно такие, в каких подают первое блюдо в поездных ресторанах. Когда стол остановился, из-под него выдвинулись сидения - стулья с низкими спинками, их оказалось девять. Хозяева не ждали гостя, значит один из них отсутствовал.
