Павел Данилин - Партийная система современной России
Впрочем, такая конфигурация лишь обсуждалась, но не была поддержана ни администрацией президента, ни лидерами самой «Единой России». Идея крыльев партии могла бы быть реализована, если бы концепция малопартийной системы была уже оформлена. На деле предлагалось постепенное дробление «Единой России» на несколько частей. Если бы в политическом поле существовали только две или три партии, такая схема была бы возможна для практической реализации, но партий даже в парламенте было четыре. Дробление «Единой России» просто обнулило бы усилия в деле повышения прогнозируемости и управляемости выборного процесса, предпринятые Кремлем в предыдущие годы, а также поставила бы под сомнение контроль над Госдумой. Потому от идеи было решено отказаться, и разговоры о крыльях были свернуты.
Заявление Исаева было интерпретировано как его личное мнение. Впрочем, отдельные партийцы тему поднимали и позже. В апреле 2005 года было заявлено, что левое крыло в рамках ЕР все-таки появится. В апреле дискуссии о крыльях в афористичной манере подвел итог лидер фракции Борис Грызлов: «Навязывать нам „крылья“ не надо. Нам, „медведям“, крылья не нужны. Мы уверенно стоим на ногах»[86].
• Реформа 2004 года
В период парламентского цикла 2003–2007 годов продолжается процесс сокращения числа партий. 10-тысячный барьер по количеству членов партии не смог отсечь от участия в политическом процессе откровенно фейковые организации – политтехнологи сколачивали несуществующие в реальности партии без особых проблем при наличии ресурса. В качестве противодействия этому процессу в декабре 2004 года, после теракта в Беслане и последовавшей политической реформы, в закон о партиях была внесена поправка, увеличивавшая минимальную численность партий до 50 тысяч членов (обсуждались планы по увеличению минимальной численности партий с весны 2004 года). Документ был внесен представителями трех думских фракций, за исключением коммунистов, но СМИ приписывали эту инициативу Кремлю. Изначально минимальную численность партий предлагалось увеличить до 100 тысяч членов, но впоследствии планы были скорректированы, и в результате увеличение было произведено лишь до 50 тысяч членов[87]. В пять раз, согласно поправкам, увеличивалась и минимальная численность для региональных отделений партий – теперь не менее чем в половине субъектов партия должна была иметь отделения не менее чем по 500 человек каждое.
В пояснительной записке к законопроекту говорилось: «Предложенный федеральный законопроект является дополнением к реформе политической системы, начатой в 2001 году, и ее целям, направленным на укрепление политических партий и вовлечение более широкого диапазона граждан в политическую жизнь общества и государства». Однако логика его была и в ином: уменьшить число нежизнеспособных и де-факто несуществующих партийных структур.
Согласно закону, политическая партия, не отвечающая требованиям, «обязана преобразоваться в общественное объединение иной организационно-правовой формы в соответствии с Федеральным законом от 19 мая 1995 года № 82-ФЗ „Об общественных объединениях“ либо ликвидироваться. В случае невыполнения указанных требований политические партии подлежат ликвидации в соответствии с законодательством Российской Федерации».
• Оформление новой партийно-политической системы
Логика ликвидации малых партий и фейк-структур была следующей: фейковые организации не отягощены никакими ограничениями, что потворствует росту числа исключительно популистских обещаний, что в целом снижает уровень политической дискуссии. При этом система отличается крайней хаотичностью, непостоянством – на месте одних партий постоянно возникают новые, зачастую представленные теми же самыми лицами, только под другим брендом.
Несколько крупных партий, напротив, способствуют сохранению политической системы в состоянии стабильности, укоренению партийных институтов и прочих демократических институтов (прежде всего выборов) в сознании россиян. В конечном счете наличие нескольких постоянно действующих партий повышает всю политическую культуру России, включая ее истеблишмент, который учится жить по «партийным», «цивилизованным» правилам. Несколько крупных партий помимо того еще и обладают куда большим ресурсом для работы с избирателями на всех уровнях – не только федеральном, но и региональном и муниципальном. Еще с 2004 года региональные парламенты стали формироваться по смешанной системе, что должно было способствовать увеличению роли партий, прежде всего представленных в парламенте, в региональной политике и дальнейшей партизации российской политической системы.
На федеральном уровне также предпринимались законодательные шаги по увеличению роли партий в политическом процессе. Весной 2005 года был принят закон о выборах депутатов Госдумы. Он зафиксировал ряд новых положений, наиболее значимым из которых было следующее: кандидатов теперь выдвигали только по федеральным спискам, одномандатные округа упразднялись. В законе было закреплено следующее положение: «выдвижение кандидатов в составе федеральных списков кандидатов осуществляется политическими партиями»[88]. То есть право выдвижения кандидатов на выборы закреплялось всецело за партиями.
Это стало логичным следствием «дела ЮКОСа»: закупка одномандатников крупным бизнесом была заблокирована даже в теории. Избранные по одномандатным округам депутаты демонстрировали куда большую склонность к лоббизму интересов крупного капитала по сравнению со списочниками и гораздо большую готовность к сотрудничеству с любыми платежеспособными партнерами. Отмена выборов по одномандатным округам эту проблему была призвана ликвидировать. Таким образом, решался вопрос с контролем над Госдумой.
Однако в этом решении был и отрицательный эффект. Избранные по мажоритарным округам депутаты лучше представляли себе ситуацию «на земле», больше взаимодействовали с гражданами. Они проходили через жерло реальных кампаний по выборам – конкурентных, жестких и потому способствующих реальному политическому росту. Как цинично описывал ситуацию депутат от ЛДПР, а ныне глава партии «Гражданская платформа» Рифат Шайхутдинов во время одного из публичных выступлений, «я купил мандат, да и все. Что значит „избрался“? В Думу у нас не избираются. Нет, и в ту Думу не избирались… Одномандатники избирались, а те, кто по списку, они покупают места и идут»[89]. Описание, разумеется, провокационное, но весьма «говорящее».
Одномандатники зачастую были более профессиональными парламентариями, нежели «списочники», – в силу голосования людей, а не денег. Через сито выборов по одномандатным округам в свое время проходили Александр Жуков, Вячеслав Володин, Вячеслав Тимченко, Михаил Задорнов, Оксана Дмитриева и многие другие известные и деятельные парламентарии.
Немногим позднее эта норма была распространена и на регионы. «Монополия „нотаблей“ и их выдвиженцев в местных законодательных собраниях была несколько поколеблена, среди депутатов оказались партийцы, которые ранее практически не имели шансов на избрание. Однако преобладание „нотаблей“ сохраняется (значительная часть из них до сих пор проходит в парламенты по партийным квотам). Впрочем, вряд ли этот процесс мог развиваться иначе: в конце концов, речь идет об эволюции, а не революционной „чистке“ элит. В новых условиях региональные элиты разнообразили свое электоральное поведение, как делая ставки на федеральные партии, так и активно создавая блоки, что было пресечено федеральным законодателем» – так описывал ситуацию политолог Алексей Макаркин[90].
Впрочем, партии могли выдвигать не только собственных членов (это привело бы к ограничению пассивного избирательного права для значительной части граждан России). Закон гласил: «Политическая партия вправе включать в федеральный список кандидатов лиц, не являющихся членами данной политической партии. Указанные лица могут составлять не более 50% от числа кандидатов, включенных в федеральный список кандидатов»[91]. Эта мера, собственно, и позволяла ввести исключительно «списочный» принцип распределения мандатов, без ограничения конституционного права граждан быть избранными. Однако формат возможности избрания менялся – теперь партии осуществляли роль медиатора при выдвижении граждан на пост депутатов Госдумы. Это также влияло на повышение политической роли партий.
В законе были установлены четкие критерии для непризнания выборов состоявшимися – часть из них также имела непосредственное отношение к формированию партийной системы в России. В частности, повышался проходной барьер для партий: с 5 до 7%[92]. Это способствовало тому, что малые партии с трудом могли пробиться в Государственную думу. Партии мотивировались к слиянию или ликвидации и уходу с политического поля. Как мы увидим на примере «Справедливой России», политики довольно четко усвоили новые правила игры. Впрочем, нельзя говорить, что повышение барьера оказало серьезное влияние на избирательный процесс. На федеральных выборах, прошедших после принятия закона, ни одна из сил не набирала от 5 до 7% голосов: партии или преодолевали 7%-ный барьер, или не достигали даже планки в 5%.
