Сергей Кургинян - Суд времени. Выпуски № 12-22
Млечин: Кто?
Ахтамзян: Я Вам приведу один простой факт. В сентябре 1988-го года министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер отвел в сторонку тогдашнего министра иностранных дел СССР Шеварднадзе, которого я считаю совершенно некомпетентным человеком в делах дипломатии, и продолжаю на этом настаивать. Отвел в сторонку и сказал: «Я Вам для личного сведения, доверительно, хочу сообщить, что в следующем году, в 89-м, значит, летом, в ГДР будет кризис». Что это — прогноз научный или план, в который втягивали и Шеварднадзе?
Млечин: Я Вам расскажу тогда интереснее эпизод — по поводу кризиса. В 1971 году Ваш коллега по институту Фалин сказал собственному министру, что теперь при наличии Хонеккера во главе Германской Демократической Республики мы очень скоро потеряем эту республику. Это что было такое — предвидение или тоже заговор?
Ахтамзян: В 1971 году Фалин начинал свою деятельность в ФРГ в качестве посла.
Млечин: Я и говорю, что это в высшей степени компетентный человек.
Ахтамзян: Вам ли он это говорил, или где-то еще — мне неизвестно.
Млечин: Это написано в его книжке воспоминаний «Без скидок на обстоятельства».
Кургинян: Какого года?
Млечин: По-моему, 99-го.
Сванидзе: Уважаемые коллеги, а Геншер на ухо Шеварднадзе что говорил — откуда это известно?
Ахтамзян: Из воспоминаний самого Геншера. Могу Вам указать страницу, на которой это сказано.
Сванидзе: Сейчас мы прекращаем телевизионное голосование. Завтра слушание по теме «Объединение Германии: необходимость или политическое предательство?» будут продолжены.
Часть 2Сванидзе: У нас в России, как известно, прошлое непредсказуемо. Каждое время воспринимает прошлое по-своему. В эфире «Суд времени». В центре нашего внимания исторические события, персонажи, проблемы, их связь с настоящим. Судить историю вы будете вместе с нами. У вас, нашей телевизионной аудитории, есть возможность голосовать. Такая же возможность будет и у сидящих в зале.
В эфире второй день слушаний по теме: Объединение Германии: необходимость или политическое предательство?
Объединение Германии — процесс сказочно быстрый. Более того, никто в мире и не ожидал этого. Ни в ФРГ, ни в ГДР, ни в Штатах, ни в Европе, ни в СССР. Наверно, никто из мировых лидеров даже особенно этого и не хотел. Появление единой Германии ломало все послевоенное устройство мира, ломало политические стереотипы, которые были нехороши, но привычны, как стоптанные тапки. От падения Берлинской стены до оформления новой объединенной германской страны — всего 11 месяцев.
Итак, вопрос слушаний: Объединение Германии: необходимость или политическое предательство? Мы запускаем голосование для нашей телевизионной аудитории. Номера телефонов вы видите на экране.
Обвинитель на процессе — политолог, президент международного общественного фонда «Экспериментальный Творческий Центр» Сергей Кургинян.
Защитник на процессе — писатель Леонид Млечин.
Прошу вывести на экран материалы по делу.
Материалы по делу.
«Господин Горбачев, снесите эту стену!» — с таким призывом президент США Рональд Рейган выступил на площади перед Бранденбургскими воротами в Берлине 12-го июня 1987 года. По мнению ряда исследователей, фраза американского лидера вряд ли как-то повлияла на позицию советского руководства. Это бетонно-политическое сооружение годами разрушали сами разделенные немцы. А в 1989-ом году, после того как Венгрия открыла свои границы, и жители ГДР устремились на Запад, существование Берлинской стены стало бессмысленным. Вечером 9-го ноября к стене пришли сотни тысяч восточных берлинцев. Пограничники сначала пытались оттеснить толпу водометами. Но вынуждены были отступить и открыть границу. Москва в дела Германии вмешиваться не стала. В СССР были объявлены перестройка, новое политическое мышление, курс на сближение с Западом. Действовать старыми проверенными методами было уже нельзя. Горбачев неоднократно заявляет, что советские войска ни при каких условиях не будут использоваться для решения германского вопроса. 12-го сентября 1990-го года в Москве был подписан договор, по которому Советский Союз в кратчайшие сроки до 1994-го года обязуется вывести свои войска из Германии. Было ли Москве выгодно объединение двух государств, или присоединение ГДР к ФРГ стало еще одним провалом советской дипломатии?
Сванидзе: Начинаем второй день слушаний по теме объединения Германии. Вопрос к обеим сторонам: был ли сценарий, по которому прошло объединение Германии, единственно возможным и правильным? Пожалуйста, сторона защиты. Леонид Михайлович, Ваш тезис, Ваш свидетель.
Млечин: То, что происходило тогда в Германии, я бы назвал революцией. По той скорости, с которой все ломалось, рушилось и менялось. И сами немцы, мне кажется, с трудом поспевали за тем, что происходило. Давайте посмотрим. Значит, в ноябре рушится Берлинская стена и открывается дорога на Запад. В декабре, то есть всего через месяц после того, как рухнула Берлинская стена, отправленный в Восточный Берлин заместитель начальника советской разведки по аналитической работе генерал Леонов (Николай) и глава представительства госбезопасности в ГДР Новиков (я его не знаю, поэтому смотрю…) сообщают в Москву:
Материалы по делу.
Шифр-телеграмма заместителя начальника 1-го главного управления КГБ СССР Николая Леонова и руководителя представительства КГБ в ГДР Анатолия Новикова из Берлина (декабрь 1989 г.): «Нет никаких шансов на сохранение ГДР в качестве самостоятельного суверенного государства — члена Варшавского пакта, равно как практически нет и шансов на сохранение в ГДР социалистического строя».
Млечин: Месяц! Месяц прошел после крушения Берлинской стены, и руководители советской разведки сами сообщают из Восточного Берлина — нет шансов сохранить ГДР. Теперь смотрите, проходит еще месяц. 30-го января в Москве находится Ханс Модров, глава нового правительства Германской Демократической Республики. Это еще коммунист. Только что он руководил одним из окружкомов Социалистической Единой партии Германии. И на переговорах — доказательство № 15 — он говорит:
Материалы по делу.
Из речи Ханса Модрова, главы правительства ГДР, 30 января 1990 г. «Возрастающее большинство населения ГДР более не поддерживает идею существования двух германских государств; сохранить эту идею не представляется более возможным…»
Млечин: А теперь, если можно, я хочу обратиться к доктору исторических наук Борису Сергеевичу Орлову, тоже всю жизнь занимающегося Германией. Борис Сергеевич, с Вашей точки зрения, другие сценарии, другие варианты были возможны в ту пору?
Орлов: Вы знаете, я думаю, что процесс развивался так, как не предполагали это политики. Я опять же могу сослаться на свои личные впечатления. Когда мы на съезде социал-демократическом в Берлине узнали о том, что это произошло, я вместе с другими сел в машины, и мы поехали через эту стену, видели всю эту обстановку. Но когда мы доехали до телевизионной башни в Восточном Берлине, ее называют там телешпаргет, и потом спустились в ратушу, и я видел политиков, они, честно говоря, были не готовы к произошедшему, растеряны. Что делать дальше? Вот, ваше время пришло. «Да, да» — говорили они, но в глазах еще была растерянность. То есть это было полной неожиданностью для них.
Сванидзе: Спасибо. У меня вопрос — прежде, чем предоставить слово Сергею Ервандовичу. Я не знаю, кому — Борису Сергеевичу или Галине Федоровне. Предопределено было, на ваш взгляд, объединение. Мы теперь обсуждаем, в каком виде. Ну, в каком виде? Ясно, что, наверно, как когда речь шла об объединении России и Белоруссии, в каком виде мы предлагали Лукашенко объединяться? В каком виде огромная страна с подавляющим населением может предложить другой стране с маленьким населением и с более низким уровнем экономического развития, объема экономики? Путем вливания маленького в большое. Другого реально не бывает. Но меня интересует другое: почему не поторговались? Могли торговаться? Почему наше тогдашнее руководство, в частности Михаил Сергеевич Горбачев, Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, к которому в этой связи много претензий, и оппонирующая сторона об этом уже говорила, почему не поторговались? С позиции если не силы, то той стороны, от которой зависело, чтобы это было как можно скорее сделано…
Млечин: Извините, а Вы не могли бы уточнить, поторговались в смысле за что?
Сванидзе: Скажу сейчас. Ведь немцы так хотели объединиться, этот народ так хотел слиться воедино снова после нескольких десятилетий разлуки, страшной совершенно. Ну конечно, кто же удержит их теперь, не удержать — все! Но давайте не вступайте в НАТО, выведите американские войска, так же как наши выводят войска. Вот почему это не было оговорено? Почему мы не использовали этот момент? Чуть позже уже было поздно торговаться. А тогда можно было. Почему этого не стали делать?
