Юрий Жуков - Гордиться, а не каяться! Правда о Сталинской эпохе
В апреле в Москве прошло Международное экономическое совещание, участников которого впервые не подбирали в соответствии с их политическими взглядами. Подобный подход сказался на заметных сдвигах во внешней торговле СССР, ее ощутимом оживлении за счет установления более равноправных и взаимовыгодных связей. В октябре собрался XIX съезд партии. Образование 16 октября на первом Пленуме ЦК нового состава неуставного Бюро Президиума ЦК (что повторяло по названию высший исполнительный орган государства) не вносило чего-либо, нового в баланс сил и не влияло на приоритетность позиций тех, кто стал во главе страны два с половиной года назад.
В узкой группе, выделенной из всех членов и кандидатов в члены Президиума ЦК, явными преимуществами (даже только при голосовании) обладали те же Берия, Булганин, Маленков, Хрущев, Сабуров и Первухин. Их уже не мог никто уравновесить даже при поддержке «теней прошлого», переставших играть заметную роль в политической жизни, — Ворошилова и Кагановича. В свете данных фактов перестает вызывать недоумение полное тогда отстранение Молотова и Микояна от реального руководства.
Можно принять также, хотя и с оговорками, предположение А.Г. Авторханова о намерении либо всех шестерых новых лидеров СССР, либо некоторых из них устранить из политической игры Сталина. В пользу этого говорят следующие факты. Во-первых, подлинные задачи таинственного Бюро № 2 — самостоятельного аппарата МГБ, законспирированного от всех без исключения сотрудников этого ведомства и подконтрольного только самому министру и его первому заместителю. Официальной целью Бюро № 2, образованного решением ПБ от 9 сентября 1950 г., а сформированного в начале следующего года, стало «выполнение специальных заданий внутри Советского Союза по пресечению особыми способами («компрометация, секретное изъятие, физическое воздействие и устранение») вражеской деятельности, проводимой отдельными лицами». Все попытки министра Игнатьева получить от ПБ, вернее — от своего куратора в ПБ Маленкова какие-либо конкретные задания для бездействовавших два года, но продолжавших усиленно тренироваться, странных подчиненных в составе этого Бюро или хотя бы влить их во Второе главное (контрразведывательное) управление МГБ не увенчались успехом.
Во-вторых, арест в декабре 1952 г. Н.С. Власика, а затем отстранение Поскребышева, руководителей личной охраны и секретариата Сталина.
В-третьих, цепь событий, начавшихся в 1951 г.: «признание» Этингера в причастности к смерти Щербакова; снятие 1 сентября 1952 г. с должности начальника Лечсанупра Кремля П.И. Егорова и назначение на этот пост начальника медицинско-санитарного отдела Административно-хозяйственного управления МГБ генерал-майора медицинской службы И.И. Крупина, что было проведено под контролем Маленкова и Шкирятова; наконец, публикация 13 января 1953 г. сообщения об аресте «врачей-вредителей» из кремлевской поликлиники.[22]
Впрочем, все это можно рассматривать также и как сложную игру, затеянную самим Сталиным. Его смерть в марте 1953 г. не приостановила борьбы за власть в советском руководстве. Очередными ее вехами стали затем арест Берии и другие события тех лет.
Борьба за власть в партийно-государственных верхах СССР весной 1953 года[23]
4 марта 1953 г. по московскому радио, в 6 ч 30 мин, было передано «Правительственное сообщение о болезни председателя Совета Министров Союза ССР и секретаря Центрального комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина». В нем, в частности, говорилось следующее: «Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров Союза ССР сознают все значение того факта, что тяжелая болезнь товарища Сталина повлечет за собою более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности. Центральный комитет и Совет Министров в руководстве партией и страной со всей серьезностью учитывают все обстоятельства, связанные с временным уходом товарища Сталина от руководящей государственной и партийной деятельности».[24] Так открыто было высказано то, что давно волновало высшее руководство СССР. Давалось понять, что вопрос о власти стал предметом обсуждения и ждет решения в ближайшее время.
Немногие очевидцы смерти Сталина настойчиво и в согласии друг с другом утверждают, что «дележ портфелей» происходил в Волынском уже вечером 5 марта, сразу же после смерти Сталина. Вот слова Н.С. Хрущева: «Как только Сталин умер, Берия тотчас сел в свою машину и умчался в Москву с «ближней дачи». Мы решили вызвать туда всех членов бюро или, если получится, всех членов Президиума ЦК партии… Вот собрались все. Тоже увидели, что Сталин умер… Я… волновался за будущее партии, всей страны. Чувствовал, что сейчас Берия начнет заправлять всем. Последует начало конца, подготовленного этим мясником, этим убийцей. И вот пошло распределение «портфелей».[25] Дочь Сталина С.И. Аллилуева подтверждала отдельные детали рассказанного Хрущевым и подкрепляла эту версию: «Когда все было кончено, он [Берия] первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества… Потом члены правительства устремились к выходу — надо было ехать в Москву в ЦК, где все сидели и ждали вестей».[26]
Но Аллилуева не могла тогда знать о состоявшемся вечером 5 марта, за полтора часа до смерти Сталина, заседании Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР. Настойчивость же, с которой Хрущев создавал свою версию тех событий, когда рассказывал о них 31 января 1955 г. на Пленуме ЦК КПСС и когда много позже наговаривал на магнитофон свои мемуары, свидетельствует о его нежелании раскрывать тайны борьбы за власть, в которой он принимал непосредственное участие.
Когда же было подготовлено правительственное сообщение о болезни Сталина? И когда узкое руководство страны приступило к поиску соглашения о переделе власти? Газеты с правительственным сообщением, вышедшие утром 4 марта без малейшего опоздания, были подписаны в печать, следовательно, не позднее 24 ч 3 марта. Чтобы набрать тексты сообщения и бюллетеня и переверстать первую полосу, требовалось около двух часов. На рассылку текстов в редакции основных газет, фельдсвязью по Москве и телетайпом или фототелеграфом по стране, нужно еще не менее получаса. Наконец, необходимо время для того, чтобы согласовать с членами Президиума Совета Министров СССР и ЦК КПСС или хотя бы с их бюро оба документа и размножить их в соответствующем количестве. Значит, вечером 3 марта, когда по решению бюро Президиума ЦК партии, принятому в тот же день, были разосланы приглашения на Пленум, первоначально намеченный на 4 марта, и никак не позже 20:30, текст правительственного сообщения уже существовал.[27]
На исходе 3 марта соглашение о разделе и переделе власти еще не стало окончательным. Пока ограничились изменением состава действовавшей вот уже два года «тройки», порою принимавшей важные решения и публиковавшей их «за подписью председателя Совета Министров СССР И.В. Сталина». В ней остались Г.М. Маленков и Л.П. Берия, но место Н.А. Булганина занял В.М. Молотов, еще в феврале 1949 г. удаленный Сталиным из узкого руководства и заодно освобожденный от должности министра иностранных дел СССР. В силу своего официального положения как одного из трех первых заместителей Председателя Совета Министров СССР и единственного из «тройки» секретаря ЦК КПСС Маленков, могший считаться преемником Сталина, оказался не вполне готовым к тому, чтобы унаследовать власть прежнего вождя во всей ее полноте. Маленкову не хватило тогда времени, чтобы успеть воспользоваться теми преимуществами, которые давали ему «мингрельское дело» и «дело врачей», и устранить самого сильного и наиболее опасного соперника — Берию. Это вынуждало Маленкова найти такое решение, которое позволило бы продлить неустойчивое, но пока благоприятное для него равновесие сил во властных структурах, получив необходимую отсрочку.
Позволяло сделать это возвращение Молотова в состав узкого руководства как единственного тогда человека, остававшегося непримиримым конкурентом Берии и достаточно популярным как в народе, так и у значительной части партийно-государственного аппарата. Несмотря ни на что, Молотов еще сохранял былой ореол ближайшего соратника Сталина и второго лица в стране, ранее 10 лет возглавлявшего правительство. Этот ход Маленкова в аппаратной игре повлек за собою разрастание узкого руководства до «пятерки», в которую включили Булганина и Л.M. Кагановича. Последний, тоже давний соратник Сталина и Молотова, как бы подчеркивал преемственность новой власти.
Эта властная конструкция спустя 10 дней получила название коллективного руководства. Ее коллективность зиждилась не на общности устремлений, единстве целей и согласованности единомышленников, а на прямо противоположном: она обусловливалась с трудом сбалансированными противоречиями, разнородными взглядами и интересами в руководстве, притязаниями его членов на единоличное лидерство. Достигнутое тогда временное равновесие сил не обрело устойчивости и не стало привычным для народа, почему и воспринималось как вынужденное явление. Оно оказалось первым раундом развернувшейся жестокой борьбы за власть, а пока что позволило приступить к распределению портфелей. Вероятно, на это и ушло все 3 марта.
