Даниил Краминов - Сумерки в полдень
Чья-то рука легла на плечо Антона, и, обернувшись, он увидел рядом с собой Лугова-Аргуса. Тот насмешливо улыбался, показывая глазами на настоятеля собора, продолжавшего прославлять единение народа вокруг великомудрого миротворца Чемберлена.
— Как бы не так! — саркастически проговорил по-русски Лугов-Аргус. — Какое тут к черту единение народа, когда в самой верхушке разлад и раздоры?
— Вы хотите сказать, в правительстве? — уточнил Антон более обрадованно, чем ему хотелось бы.
— Не только в правительстве, и даже не столько в правительстве, — пояснил Лугов-Аргус. — В самом правительстве лишь несколько министров знали, что затеял премьер со своим помощником или наставником Вильсоном. Остальные узнавали о «великих деяниях» премьера, как и все смертные, из газет и сообщений радио.
— Не может быть! — воскликнул Антон, с беспокойством оглянувшись на соседей: они недовольно косились на высокого, представительного иностранца, который громко говорил на непонятном им языке.
— Он не считался и не советовался ни с кем, кроме Саймона и Хора. Оба — давние русофобы, поклонники Муссолини и Гитлера.
— А Галифакс? Разве он не был…
Антону не дали закончить вопрос. Стоявший впереди мужчина с невероятно широкими плечами повернулся к нему и зло прошипел:
— Слушайте, вы! Перестаньте разговаривать! Или уйдите из собора! Не мешайте слушать проповедь!
Лугов-Аргус пренебрежительно пожал плечами.
— Вы хотите слушать проповедь? — спросил он.
— Совсем нет!
— Тогда пойдемте отсюда.
Они вышли из собора. Дождь перестал, но по гранитным ступеням широкой соборной лестницы еще стекала вода. У подножия лестницы стоял «ягуар» — маленькая, быстроходная и дорогая машина. Поддерживая Антона под локоть, Лугов-Аргус повел его по ступенькам вниз, прямо к машине, открыл дверь и, сказав: «Садитесь!», обошел машину спереди и сел за руль.
— Вам куда? — спросил он, обернувшись к Антону.
— Да мне, собственно, некуда, — ответил тот смущенно. — Хотел посмотреть что-нибудь интересное.
— Ну, в воскресенье в Лондоне смотреть нечего, — со спокойным осуждением сказал Лугов-Аргус. — Утром открыты только церкви, после обеда — только «пабы». Ни музеев, ни ресторанов, ни театров, ни кино. Словом, проповеди — для души, пиво — для желудка.
— Тогда придется просто посмотреть Лондон.
— В машине увидите больше и не вымокнете под дождем.
Антон заколебался. Ему хотелось посмотреть Лондон и его окрестности (пока, кроме дороги на Хестон, он не видел ничего), но длительная поездка вместе с Луговым, которого Курнацкий намеревался когда-то «разрубить пополам», не очень увлекала его. Лугов-Аргус терпеливо ждал. Он надел перчатки, достал ключ, но не включил зажигание.
— Решайте, я не неволю.
После короткого раздумья Антон все же решил рискнуть. Лугов-Аргус был вхож в «высший свет», знал закулисную английскую политику.
— Поедемте.
«Ягуар» спустился с холма Ладда, миновал «ворота», названные именем холма, — никаких ворот, конечно, там давно не было, — пронесся по пустынной в воскресное утро Флит-стрит, затем по таким же пустым Стрэнду, Трафальгарской площади и выбрался на широкую и длинную Пиккадилли. С Пиккадилли он свернул на Найтсбридж — Мост рыцарей — такой же «мост», как Кузнецкий в Москве, — и покатился по малолюдным, узким и кривым улицам сначала Западного Кенсингтона, а потом Хаммерсмита, выбираясь на окраину.
Лугов-Аргус вел машину уверенно, но, разговаривая с Антоном, не отрывал глаз от мостовой. Он умело обгонял другие машины, плавно тормозил перед светофорами и бросал «ягуар» с большой скоростью вперед, когда перед ним открывалась ровная, прямая и пустынная дорога.
Заинтересованный его словами о разладе и раздорах в правительственной верхушке, Антон попытался вернуться к началу их разговора, как только они тронулись в путь после очередного светофора.
— Дафф Купер, первый лорд адмиралтейства, то есть военно-морской министр, послал письмо премьеру, объявляя о своей отставке, — сказал Лугов-Аргус, отвечая на вопрос Антона, — и премьер-министр принял отставку, как говорят, с радостью: из правительства ушел последний черчиллист.
— Мне говорили, что если черчиллисты вместе с лейбористами и либералами решат выступить против премьера, то ему придется туго, — сказал Антон.
— Маловероятно, — заметил Лугов-Аргус с сомнением. — Черчиллисты бунтуют, но это, как говорят, бунт стоя на коленях: критикуют правительство, чтобы обратить внимание премьера на себя при новом распределении министерских портфелей.
— Черчилль добивается портфеля министра?
— Сам Черчилль едва ли, — ответил Лугов-Аргус после короткого раздумья. — Потомок герцога Мальборо считает унизительным служить «скобяных дел мастеру из Бирмингема» — так аристократы зовут Чемберлена. Как все ничтожества, оказавшиеся у власти, Чемберлен, по словам Черчилля, окружил себя еще более ничтожными людьми, и Черчилль, бывший министром еще в те времена, когда в Англии мало кто подозревал о существовании Невиля Чемберлена — знали только его брата Остина, — не желает быть среди этих ничтожеств. Со своей стороны, Чемберлен — преуспевший делец и богач — ни в грош не ставит «пустослова» и «краснобая» Черчилля и говорит, что не доверил бы ему не только конторы или завода, но и склада с железным ломом.
— Премьер и до сих пор занимается бизнесом?
— Прямо — нет, но, несомненно, наблюдает за своими заводами и теми предприятиями, куда вложен капитал Чемберленов.
— А у Виккерса-Армстронга есть капитал Чемберленов? — спросил Антон, постаравшись придать голосу бесстрастное выражение.
Но Лугов-Аргус, впервые оторвавшись от дороги, бросил на Антона быстрый взгляд, и на его губах появилась усмешка.
— Значит, вы уже видели еженедельник Фокса, — сказал он, скорее отмечая факт, чем спрашивая. — И поверили, что Чемберлен причастен к сделке между Виккерсом-Армстронгом и Круппом.
Антон не видел еженедельника Фокса, но, чтобы не вызвать у Лугова-Аргуса подозрения в своей особой заинтересованности, согласно кивнул.
— По-моему, наш друг сильно рискует, занявшись этими разоблачениями, — заметил Лугов-Аргус. — Одной фотографии, показывающей встречу лорда Овербэрри с агентом Круппа Зюндером, для суда недостаточно. Соглашение действительно скандально, но, если компания обратится в суд, Фоксу придется предоставить копию документа, фотографию его, если не сам документ. — Лугов-Аргус помолчал и совсем тихо добавил: — Правда, он намекает, что у него что-то есть, и будем надеяться, что это так…
«Ягуар» выбрался за город: по обе стороны дороги раскинулись поля, иногда редкие перелески, огороды, уютные домики с садами. Поодаль свинцово поблескивали пруды, речушки с переброшенными через них горбатыми каменными мостами.
— Куда мы едем? — спросил Антон.
— В графство Букингемшир. А точнее, в Кливден.
— Поместье Асторов? — Антон удивился. — Что нам там делать?
— Ничего. Посмотрим вывод лошадей и вернемся. — Глаза Лугова-Аргуса оживились. — В конюшнях Кливдена есть две лошади нашей, луговской, породы — Молния и Птица. — Имена лошадей он произнес по-английски и, не скрывая восхищения, добавил также по-английски: — Чудесные лошади!..
Лошади не волновали Антона, но Кливден, давший название «кливденской клике», которая играла большую и столь трагическую роль в судьбе Англии и Европы, интересовал его.
— Кливден — наследственное поместье лордов Асторов? — спросил он.
Лугов-Аргус пренебрежительно фыркнул.
— У выскочек не может быть ничего наследственного.
— Асторы — выскочки?
— Да еще какие! Их так называемому графскому титулу всего-навсего двадцать лет.
— А за что же они его удостоены?
— За деньги! — не скрывая презрения, проговорил Лугов-Аргус и тут же более спокойно добавил: — Правда, за большие деньги. Старый Уолдорф Астор вывернул наизнанку карманы нью-йоркской бедноты. — Лугов-Аргус еще раз оторвался от дороги, чтобы взглянуть на Антона, и, поймав его недоуменный взгляд, пояснил: — Разве вы не знаете, что Асторы — нью-йоркские домовладельцы? Да, да. Старый Уолдорф понастроил в Нью-Йорке огромные каменные ульи, именуемые домами, и населил их разной нищей мелкотой — мастеровыми, поденщиками, проститутками. Дешевые дома оказались выгоднее дорогих палацев, и старик до самой смерти хвастался, что «сумел открыть золотые россыпи в дырявых карманах». — Лугов-Аргус снова помолчал, потом добавил: — Хваткий был старик, ловкий делец. Умел делать деньги и пользоваться ими.
Переселившись в Англию, — продолжал Лугов-Аргус, — старый Уолдорф купил не самые крупные, но самые влиятельные газеты — «Таймс», «Обсервер», несколько журналов и стал «творцом общественного мнения», важной фигурой за кулисами английской политики.
