Павел Назаренко - В гостях у Сталина. 14 лет в советских концлагерях
Как ни тяжело живется в лагерях, но обращая внимания на все ужасы лагерной жизни, время, как будто спешило с потерей здоровья отодвинуть нас от молодости. Год нашего пребывания в лагере Зыряновка прошел довольно быстро и наш интернациональный лагерь красные правители начали расселять.
Поляков отправили на одну сторону, Венгров — в другую а нас с Немцами в третью. Забрав свои жалкие пожитки, двинулись походным порядком в путь. Но было особой охоты идти в неизвестность, но ничего на поделаешь.
Наступление осени
Поля оголились и наежились стерней, еще не сбитой малочисленна рогатым колхозным скотом. Ветер лениво гуляет по опустевшим полям, собирает попавшуюся ому на пути паутину и несет ее куда то в даль и украшает попавшиеся ему на пути кустарники или деревья. Придорожные березки качают своими верхушками, окрашенными в новые золотистые цвета. Птицы собираются в большие стаи и приготовляются к отлету в теплые края, где они не смогут найти такое обилие пищи, какое находили в СССР на колхозных полях.
Многие колхозные поля из за нехватки уборочных машин и комбайнов не убирались и урожай погибал или под снегом или обирался следующей весной.
По небу острым угольником с криком «урлю, урлю», как будто прощаясь с кем родным, медленно взмахивая крыльями, как пловец «бабайками» (двойными веслами) плывут в голубой синеве, как в огромном тихом озере, летят на юг журавли. Дикие гуси, подобно журавлям, выстроились за своим вожаком в две расходящиеся полосы, с редкими выкриками устающих, высоко над нами плавно летят к тому же теплому краю.
Крики постепенно затихают и они исчезают в голубой синеве неба. С жадностью впиваюсь глазами в улетавших зольных птиц. Вольные птицы, вольные как ветер, куда хотят, туда и летят. А мы несчастные белые рабы плетемся за вооруженными красными палачами, подгоняемые матерщиной или ударами приклада винтовки в спину.
Одному только Богу известно куда мы плетемся, но, во всяком случае, плетемся не к добру.
Прощайте вольные птицы, отнесите от нас привет свободному миру и расскажите ему о наших мучениях в «Раю» красного московского правительства. Скажите миру, что мы, антикоммунисты, еще живы и не теряем надежды, что мир подымет свой голос в нашу защиту и потребует от Сов-власти нашего освобождения, ибо мы боролись против человеконенавистнической красной власти не только за Волю и Долю порабощенных коммунистами народов, но и за спасение всего свободного мира от красной опасности.
На свое освобождение из трудовых советских лагерей у нас надежды мало. Мир занят своими личными делами а о страданиях порабощенных красными народов ему думать некогда. Вспомнит о наших страданиях только тогда, когда сам окажется в нашем положении, но будет уже поздно. Те мировые «гуманисты», которые кричат о защите прав человека, спят убаюканные советскими достижениями в науке а главным образом в вооружении. До нас миру нет дела, находящихся в лапах красного дракона.
Многие западные политические деятели были опьянены своим союзом с Советами и успехами в борьбе против Гитлера, а потому охотно выдавали непримиримых врагов коммунизма московским красным палачам и тем самым увеличивали число заключенных советских трудовых лагерей. А многие утешали себя тем, что его хата с краю и он ничего не желает знать.
Коммунисты не дойдут до его хаты. Если мировые политики будут рассуждать так и дальше, то коммунисты доберутся и до его хаты и вздернут на веревку. Вам толстокожим не избежать переживать тех ужасов, какие пережили и переживают порабощенные коммунизмом народы.
Километры уходят под нашими ногами и дорога покрытая пыльной пеленой сотнями ног заключенных, которые не в силах поднять ноги, а волокут ноги по пыли. Поднятая пыль видна на довольно далекое расстояние.
Новокузнецк в 1948 году
Вдалеке показались лачуги городка Новокузнецка. Конвоиры требуют от нас ускорить шаг и каждое приказание с большой злобой сопровождают матерщиной. Чтобы не получить удар в спину, все 3/к напрягают последние усилия, чтобы не отстать от конвоиров. Живым потоком вливаемся в улицу города.
Перед нами вырастает высокий забор лагерного отделения № 10. Широко раскрылись ворота. Вышли к нам приемщики, пересчитали и развели по баракам. Жизнь в лагерном отделении № 10 не отличалась от жизни тех лагерных отделений, где нам пришлось побывать.
Безработицей нас не баловали, а наоборот эксплуатация нас шла полным ходом, не считаясь с нашим прогрессирующим истощением и упадком физических сил. Из нас выжимали последние соки. Работая в одном машинно-ремонтном заводе, часто я посматривал на возвышенность, которая полудугой окружала город с западной стороны.
На возвышенности виднелись развалины стен крепости, в которой, по преданию, отсиживал писатель Достоевский, но не в таких ужасных условиях, в каких сидели мы, политические преступники, в советском «раю».
Советский режим в своих жестокостях и зверских расправах со своими политическими противниками перещеголял все режимы, какие только были и какие знает человечество земного шара.
Осень прошла довольно бистро, благодаря теплому времени. Настала холодная сибирская зима.
От Геса пришло требование лагерному начальству в спешном порядке прокопать траншею глубиной 21/2 метра и шириной 5–6 метров.
По этой траншеи должны были проложить электрические кабеля к другим заводам. Для этой работы назначили нашу рабочую бригаду.
Страшные морозы гуляют начали ища себе работы на реках, озерах, и городах не забывали прогуляться и испробовать свое право и силу. Нападая на людей в первую очередь старались проверить убогое одеяние, щипнуть за нос, щеку, ухо и прогуляться по остальным частям тола, плохо прикрытым лохмотьем. Беда была с томи, кто, выбившись из сил, сядет отдохнуть и уснет. Лютый мороз так поиграется со спящим, что он и не проснется. Такие случаи бывали у нас заключенных на зимних тяжелых работах.
Сибирские холода
О морозах я узко писал, но считаю необходимым написать пару слов о том, как заключенные лагерники переносили эти сибирские морозы. Рано утром отобрали 20 человек заключенных для погрузки железа. До моста предназначенных для нас работ нужно было пройти 8 километров. Снег поскрипывал под нашими сапогами. Со всех сторон мы были охраняемы конвоирами, которые были в валенках и тепло одеты. Морозный воздух мы легко переносили и то только потому, что мы шли довольно ускоренным шагом. Нам даже было тепло а некоторые из нас даже и вспотели. К месту мы пришли довольно быстро. Нас подгоняли не матерщина и выкрики конвоиров а сибирский мороз. Вошли мы во двор, в котором видны были большие кучи полезного лома земледельческих машин, прикрытые толстым слоем снега. Двор окружен высоким забором и часовыми.
Ждем грузовые машины, которые должны были прибыть к нашему приходу. Мороз начинает давать о себе знать. Старший конвоир нас успокаивает тем, что машины должны сейчас быть здесь. Ждем час, но дальше уже нот терпения: мороз донимает нас. Забираемся под наше убогое одеяние, которое только прикрывает нашу наготу, но не согревает. Добирается до нашего костяка, прикрытого только кожей а не мясом без малейшего количества жира. Сапоги мороз так заморозил, что нельзя их согнуть. Стучат как костяшки. Ноги деревенеют и начинают болеть. Слёзы от мороза начинают выступать. Все время приходится вытирать глаза и нос. Все начинают прыгать, бегать, стучать сапогами о мерзлую землю и железо, бить руками о свои бока и руку об руку.
Танцами и бегом на месте занимались до 3-х часов дня. Машины так и не пришли. Конвой приказал нам построиться. Окоченевшие и промерзшие построились с трудом. Чтобы, как можно скорее согреться, мы двинулись не шагом, а бегом. Тяжело было бежать с одеревеневшими сапогами и ногами. Это нас и спасло от простуды и др. заболеваний.
Рано утром, еще далеко до рассвета, нас подняли и приказали построиться в колонну и отвели к месту работ. На дворе темно и конвоиры боятся, чтобы кто из заключенных не воспользовался темнотой и не совершил побег. Конвоиры подвели нас к большому зданию Гес и приказали сесть на тротуаре у самой стены.
К нашему счастью кто то догадался выбить стекла из окна подвального помещения Геса, откуда валил горячий воздух. Вся бригада прилипла к стене у окна, чтобы не мерзнуть так, как мерзли вчера.
Если отойдешь от окна на 2–3 метра, то становится трудно дышать, до такой степени от мороза воздух разрежен от влаги. До наступления полного рассвета мы блаженствовали, но как только рассвело, нас уже ожидали кувалда, железные клинья, ломы и кирки.
Рядом с нами работали женщины, но этот тяжелый труд не для женщин да еще истощенных голодом. Земля от сильных и продолжительных морозов промерзла на целый метр. Она сделалась крепче камня. Только при помощи кувалды (большой молот), железных клиньев и лома можно откалывать небольшие куски. Рытье траншеи подвигалось очень медленно. Откалывая куски мерзлой земли и выбрасывая в сторону, мы выкапывали совершенно целые медные котлы, электрические провода и совершенно новый электрический мотор. Эта работа на сильном морозе и мерзлой земле многим из нас останется навсегда в памяти.
