К барьеру! (запрещенная Дуэль) - К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №17 от 27.04.2010
Семенычев: «Препятствий я не имел».
Судья: «Имели ли Вы препятствия к обжалованию действий должностных лиц из МВД?»
Семенычев: «И таких препятствий тоже не имел».
Судья итожит: «Так какие у Вас основания утверждать, что Вам не были разъяснены права свидетеля, если все права были разъяснены Вам в ходе допроса, что подтверждено Вашей подписью. Ведь текст с изложением прав присутствует в протоколе».
Семенычев чистосердечно: «Мне объяснили так: подпишешь – поедешь домой, не подпишешь – задержишься».
Судья аж возгневалась: «Почему же Вы подписали протокол, если Вас следователь не принуждал?».
Семенычев всё так же чистосердечно: «Я боялся».
Снова влезает защитник Чубайса Шугаев. В его словах оголённая угроза: «Раньше Вы боялись давать показания, а сейчас не боитесь?»
Семенычев облегчённо, как от тяжкого груза избавившись, неожиданно легко улыбается: «Сейчас – нет. Сейчас судебное разбирательство. Много народа. Здесь мне никто не угрожает».
Шугаев по-дурацки невпопад: «А почему?».
Семенычев с сожалением и грустью глядит на него: «Вас когда-нибудь забирали в милицию?».
По залу пробегает волна с трудом сдерживаемого смеха. Уж больно комично выглядит необъятный чубайсовский адвокат в милицейском «обезьяннике». Резкая команда судьи, и судебные приставы выводят нескольких человек из зала. Укротив аудиторию, судья зачитывает собственное решение: «Суд находит, что допрос свидетеля на следствии произведен с соблюдением УК РФ. Права свидетеля были разъяснены свидетелю в полном объеме, о чем свидетельствует его подпись в протоколе».
И протокол показаний Семенычева на предварительном следствии о том, что свидетель Карватко просил сделать ему алиби на 17 марта, был с торжеством зачитан прокурором перед присяжными. Непонятно было торжество прокурора. Чего он добивался и чего он добился? Что выставленным им же, прокурором, свидетелям нет веры? Но тогда зачем ты их вообще тащил в суд? Не потому ли, что кроме них у обвинения вообще нет ни одного свидетеля. И теплилась в прокуроре пусть хилая, но хоть какая-то надежда, что застращённые оперативниками и следователями свидетели не решатся сказать правду в суде. Но вот сказали, как пытками, угрозами, шантажом добывались нужные следствию «свидетельские» показания в этом деле, и тогда действительно ничего больше не оставалось прокурору как порочить собственных свидетелей.
Тщетно пытались подсудимые и их адвокаты задавать Семенычеву вопросы при присяжных. Судья снимала их все, без разбора, зачастую не давая возможности их даже договорить. Судья Пантелеева настолько боялась, что тень правды о том, как добывались следствием показания свидетелей, может проскользнуть в сознание присяжных из ответов Семенычева, что обрывала даже прокурора.
Прокурор: «Вы показания эти сами давали?»
Семенычев: «Я их не давал. Мои показания были зачитаны мною с листа и записаны следователем как диктант».
Прокурор: «Кто же диктовал Вам Ваши показания?».
Семенычев: «Оперуполномоченные».
Судья: «Уважаемые присяжные заседатели, прошу оставить без внимания этот ответ свидетеля. Свидетелю на следствии были разъяснены его права, о чем свидетельствует его подпись на протоколе допроса».
Права свидетеля. Есть ли они у него? Попав на допрос, многие в панике теряют голову и подписывают сгоряча любую бумагу с любым оговором, лишь бы вырваться из угрюмых стен милиции или ФСБ с твердой решимостью – на суде сказать правду и только правду, отказавшись от прежних лживых, выколоченных из свидетеля показаний. Но вот пример живой и явственный, что суду плевать на чистосердечные признания. Суд верит лишь бумажке, добытой пытками, шантажом, страхом за жизнь родных.
Последний вопрос к свидетелю Семенычеву у судьи был такой: «Что Вы обсуждали с Карватко в связи с покушением на Чубайса?».
Свидетель Семенычев честно и откровенно сказал, что его, как и все население страны, мучил тогда один-единственный вопрос: «Вот у меня был интерес: военные профессионалы – и ничего не смогли сделать. Почему? А Карватко и говорит: да их, наверное, там и не было вовсе. Если бы профессионалы делали, взрыв был бы намного сильнее».
Во имя «равенства сторон» судья упразднила закон Заседание двадцать третьеПока страна бурно обсуждает снятие с должностей семнадцати милицейских генералов, в Московском областном суде неторопливым ходом слушается дело, подобными генералами заведенное. Те, кто заварил эту кашу, давно двинулись на повышение, успели и «гонорар» промотать, а расхлёбывают совершенно бесплатно, похоже, прокурор Каверин с судьей Пантелеевой.
Очередное слушание началось с надцатой попытки адвокатов Яшина и Квачкова вернуть в зал своих подзащитных, которых судья Пантелеева удалила аж до начала судебных прений, а это значит, что и свидетели обвинения, и свидетели защиты, и все аргументы обвинения и защиты будут представлены без них. Ни у Квачкова, ни у Яшина нет и не будет возможности подвергнуть сомнению выдвинутые против них свидетельства, задать очень важные для поиска истины вопросы, возразить прокурору… Причина удаления подсудимых одна: нарушение якобы порядка в судебном заседании, когда Роберт Яшин осведомился, есть ли у судьи совесть, а Владимир Квачков о том же спросил прокурора. Под сомнение поставленная совесть судьи и прокурора болезненно огрызнулась беззаконием - репрессиями, грубо нарушающими право на справедливое судебное разбирательство, утверждаемое и российской Конституцией, и почитаемой всем миром Конвенцией о защите прав человека, шестая статья которой особо выделяет право обвиняемого защищать себя лично, допрашивать свидетелей - о чём судье Пантелеевой напомнил адвокат Закалюжный, да только, видать, что Конституция России, что Европейская конвенция писаны не для Московского областного суда и уж точно не для судьи Пантелеевой. Квачков и Яшин по-прежнему выставлены за дверь суда, который решает их судьбу. Подсудимые Миронов с Найденовым обороняются вдвоем.
Прокурор предложил вниманию присяжных показания свидетеля Карватко, данные тем на предварительном следствии - видеозапись допроса в Твери, точнее, в тверском приемнике-распределителе, где Карватко держали с 22 марта по 2 апреля 2005 года. 27 марта здесь его допрашивал следователь Генеральной прокуратуры Ущаповский.
Загорелись экраны, их два в зале, так что запись доступна всем. На экране - Карватко, видный зрителям сбоку, перед ним на столе листы бумаги, не до конца загороженные синей папкой. Карватко смотрит на эти листы. Кто-то сидит за спиной Карватко. Ущаповский сразу же предупреждает Карватко об использовании его показаний при (внимание!) даже дальнейшем отказе его от этих показаний. Хорошее начало. Перспективное. Интересно только, где, в каком законе вычитал это право Ущаповский? И почему именно с этого предупреждения-угрозы начал свой допрос следователь Генеральной прокуратуры? По принципу что выбил, то твоё?
Ущаповский: «Что Вам известно о событиях 17 марта 2005 года?»
Карватко говорит медленно, запинаясь: «Мне известно, что было накануне 17 марта. В конце февраля по просьбе моего друга Яшина я довез его до поселка «Зеленая роща». Он в баню к друзьям поехал. Это была баня его бывшего командира Квачкова. Я подвез Яшина и уехал, так я впервые в жизни оказался в этом населенном пункте. Приблизительно с 11 по 13 марта он обратился ко мне, будет ли у меня возможность отвезти его туда же числа 15-16 марта. Я согласился. Мы с Робертом друзья. 15 марта я выехал из дома в 7-8 часов вечера. Мне позвонил наш с Робертом общий знакомый Александр Белов. Он мне пояснил, что нам надо заехать в «Зеленую рощу»…».
Сидящий за Карватко нашёптывает: «Забрали вы кого». Карватко дёргает головой: «Ну, да, забрали Роберта Яшина… Я подъехал непосредственно туда… на неогороженный участок. Там был еще один человек – тоже Александр, он вел себя как хозяин, чистил снег, топил баню. Меня и 16 числа попросили туда приехать к 11 часам дня».
Следователь: «Что там было, не знаете?»
Карватко как-то заторможенно продолжает: «Я выпил чаю. Роберт попросил меня приехать на следующий день – поездить по магазинам. На следующий день я приехал туда, изменений там никаких не произошло, просто был расчищен снег, чтобы можно было подъехать. Я понял, что они парились там, выпивали. Мы поехали по магазинам, со мной Яшин и Саша Белов».
Следователь: «Купили все необходимое?».
Карватко тяжело вздыхает: «Да, купили все необходимое. Были уже вечерние сумерки. Вернулись, затеяли поужинать, не знаю: важно это или не важно – варили пельмени».
Следователь: «О чем разговаривали?».
Карватко: «Обычный бытовой треп ни о чем. Я собрался уезжать. Приехал Квачков-старший».
