Ноам Хомский - Новый военный гуманизм: уроки Косова
Давайте продвинемся еще на десять лет вперед и вновь попытаемся оценить тезис о том, что именно ужас, испытанный от кровавых событий в Рачаке, заставил цивилизованные государства начать войну.
Рассмотрим Восточный Тимор, место самой страшной резни мирного населения со времен Холокоста, чему в немалой мере способствовали США и Великобритания (и, несомненно, другие государства), в том числе по дипломатической линии, но самым решающим образом — военными поставками, и не менее решающим — своими фальсификациями и отказами признать очевидное. Наверное, нет необходимости ворошить доказательства, которые тщательно утаивались и в худшие дни этого кровопролития (когда уничтожить их было очень просто и дешево), и все еще отрицаются по сей день7. В свете же доктрины «смены курса», которой мы с вами согласились придерживаться, такой обзор в любом случае оказывается неуместным, поэтому давайте ограничимся 1999 годом.
Через двадцать пять кошмарных лет наконец-то были предприняты некоторые шаги, которые позволяли народу, притесняемому на собственной территории, осуществить свое право на самоопределение, поддержанное Советом Безопасности ООН и Международным судом в Гааге. В августе 1999 года индонезийские власти согласились не препятствовать референдуму, в рамках которого тиморцы могли выбрать или отклонить свою «автономию» внутри Индонезии. Все стороны понимали, что, если обеспечить хотя бы минимальную свободу голосования, то победу одержат силы, выступающие за независимость. Оккупационная индонезийская армия (ABRI/TNI) тотчас поспешила воспрепятствовать такому исходу. Сначала было решено создать вооруженные формирования, которые будут убивать, пытать и запугивать непокорных, в то время как армия обеспечит «правдоподобные опровержения», однако, этот план оказалось невозможным осуществить из-за присутствия международных наблюдателей (в том числе австралийских журналистов, ирландского министра иностранных дел, работников служб гуманитарной помощи и т. д.), которые могли видеть собственными глазами, как ABRI вооружает и обучает убийц, предоставляя им полную свободу действий.
В одном только апреле 1999 года сообщалось о более чем сотне жертв кровавой бойни, — т. е. более чем вдвое большем количестве по сравнению с Рачаком, около 60 человек из них были убиты 6 апреля в церкви г. Ликиса согласно данным, предоставленным Фондом юридических и человеческих прав в столице Тимора Дили и включающим список имен погибших. Эти люди были одними из тысяч несчастных, спасавшихся от ужасов террора, они, наконец, нашли себе приют в церкви, на которую вскоре напали солдаты и бойцы вооруженных формирований, имевшие целью «убить всех находившихся в церкви людей», как писал в местном журнале один приходской священник.
Еще восемнадцать человек были убиты в промежутке с 9 по 14 апреля в городе Суэй, где, кроме того, десять человек подверглись пыткам и девять бесследно исчезли, — согласно Комиссии мира и справедливости, функционирующей на базе церкви. Церковные, правозащитные и женские организации сообщали о сотнях людей, убитых и раненых во время этих атак. После того, как сельские жители «двадцать четвертого апреля вытащили разбухшие трупы из океана, сотрудники правозащитных организаций предположили, что потери убитыми в одной только суэйской резне могут достигнуть 100 человек». Еще через несколько дней нападения повстанцев в Дили привели к «гибели как минимум 30 человек» (16–17 апреля), вдобавок к «десяткам похищенных и, возможно, казненных», как информировало австралийское печатное издание, снабдившее этот материал подзаголовком «Свобода, утопленная в крови». Еще тысячи были отправлены в индонезийские концентрационные лагеря, из них около 10 000 — в лагерь на окраине Ликвики, условия жизни в котором, по разным сообщениям, были ужасными и унизительными. Десятки тысяч других в панике бежали в окрестные деревни. Персонал дилийского отделения католической Службы милосердия «Каритас» был предупрежден о том, что если он попытается снабжать беженцев продовольствием, то на него также будут совершены нападения. В феврале пришлось спасаться от террора и сотрудникам австралийских служб гуманитарной помощи. Американский врач Дэн Мерфи, добровольно приехавший в Дили (и через несколько недель вынужденный покинуть страну), указывал, что от пятидесяти до ста тиморцев каждый день погибали от вполне излечимых болезней, а Индонезия в это время «намеренно проводила политику, исключающую поставки медикаментов на Восточный Тимор». Как и в начале июня, индонезийские власти по-прежнему препятствовали въезду в страну группы медиков из Австралии, которые надеялись «смягчить наступающую гуманитарную катастрофу»8.
Повстанческая армия ABRI представляла собой «хорошо организованные эскадроны смерти, спущенные с цепи некой тайной — или не совсем тайной — рукой, таким образом воплотившей в общественной форме некий частный и просчитанный замысел». Ведущий австралийский специалист по индонезийской армии характеризует повстанческие войска как «по существу, ответвление TNI (ABRI)», тайно созданное в октябре 1998 года и «от имени армии уполномоченное вести войну против сил независимости»9.
«Население Восточного Тимора просто молит о помощи, но его просьбы снова отвергнуты международным сообществом», — точно характеризует ситуацию австралийский комментатор Эндрю Макнафтан. Однако причина этого — отнюдь не в недостатке информации о положении островитян. На встрече, состоявшейся в Дили в середине апреля — по горячим следам «кровавых бесчинств», — Совет Безопасности ООН заслушал доклад своего специального представителя на Восточном Тиморе, заканчивавшийся призывами к Бразилии и Японии надавить на Индонезию с тем, чтобы она прекратила насилие (поскольку Бразилия и Япония традиционно оказывают большую поддержку и помощь индонезийским властям). В мае несколько наблюдателей ООН наконец приехали в страну, чтобы проследить за ожидавшимся референдумом, но власти Джакарты не позволили им иметь при себе оружие — даже ручное, для личной защиты, — настаивая на том, что индонезийские «мощные семнадцатитысячные силы безопасности по-прежнему отвечают за порядок и спокойствие» в этой незаконно присоединенной области10.
Как же эти стражи добродетели реагировали на апофеоз индонезийских зверств, которые они ранее так долго поддерживали? Вновь избранные лейбористы пришли во власть со своей «этической программой внешней политики», автор которой, министр иностранных дел Робин Кук, объявил, что «мы приняли твердое обязательство не разрешать продажу оружия тем режимам, которые могут использовать его для подавления инакомыслящих или агрессии». Но при этом Кук дал понять, что «он не будет запрещать продажу бронетанковой техники режиму, имеющему, по некоторым источникам, едва ли не худшую на данный момент репутацию в области прав человека». Лейбористское правительство сразу же увеличило продажу оружия Индонезии, выдав поставщикам пятьдесят шесть лицензий на его экспорт, хотя Кук и «признавал, что британское вооружение применяется против демонстрантов», представляющих демократическое движение Индонезии. «Добро на экспорт получил обширный перечень категорий, включающий стрелковое оружие, пулеметы, бомбы, вещества, применяемые для разгона демонстраций, в том числе токсические, системы наблюдения, бронетанковые машины, электронное оборудование, созданное специально для военных нужд, и самолеты»; правительство выполнило и поставки всепогодных истребителей «Хок» (Ястреб), которых от него ждали больше всего. По сообщениям в прессе, «лейбористы экспортируют в Индонезию больше оружия и другого военного оборудования, чем тори, несмотря на хваленую „этическую программу внешней политики“» Робина Кука, а «продажи стрелкового оружия, в том числе пулеметов, при лейбористах даже удвоились». В свое оправдание министерство иностранных дел приводило примеры улучшения ситуации на Восточном Тиморе. Согласно отчету индонезийского военного атташе, прозвучавшему по британскому телевидению, британское вооружение используется для борьбы с непокорными как на Восточном Тиморе, так и в самой Индонезии. Производители оружия «при лейбористах имеют больше шансов на получение экспортных лицензий, чем при тори», сообщает Джон Пилгер, — в течение первого года правления лейбористов «не было утверждено лишь менее одного процента таких заявок». Этическая программа внешней политики — это прекрасно, — рассуждает корреспондент Хью О'Шонесси, но «нет, господин министр, компания „Бритиш Аэроспейс“ не сможет существовать, не делая бизнес с Индонезией»; как и Пилгер, освещая положение на Тиморе и в других областях, он давал событиям очень яркую и точную характеристику. Что касается США, то Клинтон подписал предложенный Конгрессом закон о запрете на применение американского оружия на Восточном Тиморе, а также на обучение и тренировку солдат ABRI. Но без тщательного наблюдения за выполнением этого закона его подпись ничего не стоит, что уже было доказано в прошлом, когда он всеми правдами и неправдами пытался обойти запретительные акты Конгресса, касающиеся обучения индонезийских военных, — эти уловки президента очень сильно раздражали конгрессменов, но только и всего, более никакой реакции на них не было11.
