Игорь Аверкиев - В ожидании людоедов; Мутное время и виды на будущее
По сути, в стране сложились и сосуществуют три Права:
1. «Официальное право», изложенное в российских нормативных актах.
2. «Неофициальное путинское право» (аналог советского «парткомовского права»), реализующееся режимом в неформальных инструкциях правоохранительным органам по неприменению, избирательному применению или извращению норм «официального права» в конкретных случаях, представляющих интерес для режима.
3. «Неофициальное народное право», основанное на конвенциональной коррумпированности российских правоохранительных органов. «Неофициальное народное право» реализуется в коррупционных договорённостях между гражданами и правоохранителями о неприменении, избирательном применении или извращении норм «официального права», при условии, что предмет спора не затрагивает интересов правящего режима.
Парадоксальность ситуации ещё и в том, что «официальное право» так же по сути является «путинским», так как формировалось в строгом соответствии с интересами правящего режима, полностью подконтрольным ему парламентом. Но даже собственное «официальное Право» режим не готов терпеть, когда оно противоречит соображениям политической целесообразности или иной выгоды. В этом смысле неформальные (неофициальные) нормы и субституты, господствующие в современной российской государственности, более стабильны и предсказуемы в применении, чем формальные (официальные) нормы и институты. Россия действительно неправовое государство. Корпоративные, сословные и прочие обычаи подавили в России государственные законы.
· Прокуратора, призванная стоять на страже Закона, на самом деле не за страх, а за совесть стоит исключительно на страже режима и искренне хвалится по сути монархическим статусом «государева ока». Политическая ангажированность и избирательность в надзоре за применением Права — главные принципы российской прокуратуры. Надзорное обслуживание путинского режима — миссия российской прокуратуры, в соответствии с «неофициальным путинским правом».
· Российская полиция умудряется бороться с преступностью, не защищая от неё граждан и сама являясь одним из источником криминальной угрозы для них. И всё это лишь потому, что частная безопасность граждан находится в «зоне безразличия правящего режима» (популистская риторика не в счёт — «реформа милиции» вскрыла настоящую цену этой риторики).
· Про фиктивность и профанацию институтов свободных выборов, собраний и тому подобного я уже и не говорю — тут всё очевидно.
Ну и так далее. Путинская Россия притворяется «демократическим», «федеративным», «правовым» государством. В институциональном смысле современная Россия действительно страна-симулянт. Причём, так дела обстоят не только в государственно-политической сфере. В экономике и даже в частной жизни дела обстоят также. Все общественно значимые институты: от собственности до семьи — поддерживаются режимом, где инстинктивно, а где и осознанно, — в нестабильном аморфном состоянии. Только такое состояние общественных институтов делает путинский режим незаменимым для страны и её населения. Только это состояние оправдывает «ручное управление» и прочее, в чём такие мастера Владимир Путин и его клиентела. И только на незаменимость согласен путинский режим.
То есть хронически недоделанная Россия — это не недоработка путинского режима. Хронически недоделанная Россия — это главный продукт путинского режима.
До относительно недавнего времени такое состояние России было результатом «общественного договора» или «сговора» между режимом и «социальным большинством» элит и населения. Однако, всё большая часть просыпающегося от «авторитарного сна» населения всё больше и чаще недовольна «положениями» этого «сговора» (я не только о новом среднем классе, но и о его социальных оппонентах из традиционалистски настроенных общественных групп).
* * *Я даже не настаиваю на том, чтобы Россия была «федеративной», «демократической» или ещё какой-нибудь такой же правильной. Я пока просто обращаю внимание на то, что это ненормально, когда в большой состоявшейся стране функционирование основных государственных институтов не соответствует их названиям и официальным миссиям.
Анатомия авторитаризма
Питался он исключительно верой, надеждой и любовью.
Дефицит новой социальности
Во время форсированного перехода общества от одного способа существования к другому «дефицит новой социальности» (вызванный её относительно недавним историческим рождением) и «дефицит старой социальности» (вызванный её увяданием) в совокупности превращают общество в некое разряжённое социальное пространство, битком набитое людьми, которым не за что особенно ухватиться, некуда поставить ногу для обретения прочной жизненной опоры (вспоминаем 90-е годы).
Этот дефицит «всякой социальности» проявляется во множестве частных «дефицитов»:
· Дефицит институтов. Старые нормы, правила и организованности отмирают, новые — только формируются и ещё не завоевали всеобщего доверия (хотя на начальном этапе «форсированного транзита» /после «революции»/ новые институты имеют некоторый карт-бланш доверия, но далее вступает фактор времени).
· Дефицит элит. Старые элиты ликвидированы и/или деморализованы, новые ещё не умеют быть ответственными — то есть не умеют (не хотят, не видят необходимости) действовать в широких общественных интересах, то есть не совсем ещё элиты.
На самом деле «ответственная элита» — это тавтология, «масло масляное». Поскольку остро и постоянно переживаемое «чувство ответственности» за «незнакомых людей» и отличает «представителя элиты» (туповатый, конечно, термин) от простолюдина. Простолюдин отвечает за себя и за свою семью, «представитель элиты» отвечает за то же самое и ещё за многих, с кем не связан непосредственными личными узами, причем, не просто отвечает как начальник или как собственник, имеющий с людей выгоду, а «чувствует ответственность», переживает ответственность экзистенциально.
«Представителей элиты» отличает от простолюдинов и уж совсем экзотическое качество — способность чувствовать «экзистенциальную ответственность» за неодушевлённые и абстрактные предметы: за конкретную территорию и её отдельные объекты (леса, поля, города, заводы, театры), за страну, Родину, за миссию, за коневодство или парикмахерское дело в стране, за конкретную науку или вид искусства, за «судьбу свободы в России», за «дело белой расы» или за «возрождение ислама в Прикамье», и так далее и тому подобное. При этом, опять же, вовсе не обязательно, что «представитель элиты» является собственником, руководителем или «оператором» того неодушевлённого или абстрактного, за что «чувствует ответственность». Хотя именно «чувство ответственности» его к этим статусам зачастую и приводит. И, конечно, наоборот. Но собственность и руководящий статус воспитывают ответственность далеко не в каждом начальнике и собственнике, с чем мы постоянно и сталкиваемся. «Экзистенциальная ответственность», коррелируемая с лидерством — это, скорее, врождённое, чем воспитываемое качество. В этом смысле элита не равна всей совокупности «начальников и собственников», но элита состоит в основном из «начальников и собственников».
После того, как «агенты изменений» и «агенты возврата» дискредитируют себя в «проблемном транзите», переходное общество начинает страдать от недостатка и даже отсутствия элиты, потому и впадает в хаос — никто ни за что не отвечает. Точнее, все отвечают только за себя — общество становится бесхозным. Но любой хаос не вечен, поскольку люди с соответствующим набором генов и навыков очень быстро занимают на время опустевшую нишу. Другое дело, что конкретные «представители элиты» могут себе такую «ответственность» насочинить и так её реализовывать, что никому мало не покажется. Ответственность/лидерство морально не детерминированы (но оформляемы), они — функция, проявляющая себя, в том числе, и как господство, насилие, безразличие.
· Дефицит конвенциональных публичных смыслов — дефицит общепринятых ценностей, верований (не только в религиозном смысле), норм, экзистенциальных оправданий.
· «Дефицит социального капитала». В активной фазе «общественного транзита» («смены парадигм») совокупный социальный капитал сообщества стремительно сокращается: что-то в переходном обществе слишком «старое» и не вызывает доверия, что-то — слишком «новое» и тоже не вызывает доверия. Плюс к этому, в условиях трансформации в обществе всё плохо работает, что тоже приводит к снижению доверия к институтам, нормам, к элитам, людей друг к другу. Это всеобщее снижение доверия опять же снижает эффективность любого социального взаимодействия, что приводит к дальнейшему снижению доверия, и так далее. Чем в обществе меньше доверия, тем общество хуже функционирует, чем общество хуже функционирует, тем меньше в нём доверия.
