Геннадий Бордюгов - Вчерашнее завтра: как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь
Начиная с конца 1948 года текст украинского «Краткого курса» несколько раз обсуждался в Москве, а затем в Киеве, в присутствии членов Политбюро ЦК КП(б) Украины. В опубликованных в 1953 году первом и в 1956 году втором томах «Истории Украины» за «методологическую основу» была взята «советская» концепция истории Украины, которая соответствовала главным положениям сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)».
20 июня 1950 года в «Правде», в статье «Относительно марксизма в языкознании» Сталин ещё раз и весьма своеобразно обратился к национальному содержанию в послевоенной идеологии. Используя критику идеи академика Н. Марра о «классовости» языка, он представит нацию в качестве наиболее важного фактора современной истории и даже революционной борьбы. Одновременно, казалось бы, Сталин подталкивал учёных к изменению принципиальных положений марксизма в зависимости от объективных данных той или иной науки. Но Сталин не отвергал в принципе примат марксизма над всеми остальными науками, не давал никакого конкретного рецепта или примера пересмотра тех или иных марксистских положений в соответствии с изменившейся обстановкой. Получалось, что если советский ученый будет продолжать держаться за цитаты из классиков марксизма, то он может быть обвинен в начетничестве или вульгаризаторстве.
Об идеале сталинского видения истории в последние годы его жизни даёт представление книга историка A.M. Панкратовой «Великий русский народ», вышедшая в 1952 году. Сталину книга понравилась, и на XIX съезде он включил автора в члены ЦК КПСС. Тут же было опубликовано второе — дополненное — её издание. Историк реабилитировала себя за «недочёты» своих изданий военных лет и за «промахи», допущенные в составе редколлегии «Вопросов истории» в 1947–1948 годах. Классовые оценки истории, на которых настаивала Панкратова в 1944 году, тонут на страницах книги в русофильских славословиях. Современный историк говорит о том, что Панкратова, наученная горьким опытом полемики с историками-державниками, «действовала в духе конформизма»{36}. Скорее, следует говорить о её реакции самосохранения.
Обращаясь к этому моменту развития советского общества (в плане социально-политическом или с точки зрения развития науки, культуры, в ракурсе этнометодологии), историк вольно или невольно задается вопросом о том, до каких степеней расщепления могла быть доведена социальная ткань, не уйди Сталин из жизни. Нет ответа… Во всяком случае, можно высказать предположение, что десталинизация 1950-х — начала 1960-х годов имела одним из своих основных источников инстинкт сохранения этнонациональной идентичности управленческой бюрократии, в том числе высшего её звена.
Сразу же после кончины тирана — прямо в противовес «Великому русскому народу» Панкратовой — издаётся книга, которая, верно, лежала в столе автора — Н.И. Матюшкина, партийного историка, доцента МГУ, под заголовком «СССР — страна великого содружества народов» (подписана к печати 22 мая 1953 года). В ней восстанавливается трактовка вопросов культурно-национального развития России, характерная для советской историографии 1920-х годов («царская Россия — тюрьма народов», «многонациональное советское государство — государство равноправия», «дружбы народов» и т. п.){37}. Эта акция ещё требует расшифровки. Но можно предположить, что бериевскому госкапитализму требовался интернационализм.
Национальные историографии, голос которых был еле различим в грохоте послевоенных идеологических кампаний и проработок, обретают возможности для своего развития в условиях начавшегося в середине 1950-х годов нового этапа эволюции советской идеократии, отмеченного ограниченной либерализацией и «секуляризацией» сакральной сталинской идеологии. Отсекаются наиболее одиозные исторические оценки и интерпретации, хотя основные принципы и подходы к историознанию остаются неизменными. В 1950–1960-е годы формируется значительный комплекс литературы в союзных и автономных республиках по различным периодам истории нерусских народов. В нём в общем и целом воплощается официальная русскоцентристская концепция истории, освобождённая от сталинистской патриотики. Эта концепция вновь обретает научно-теоретические формы, а идеологические и этнополитические аргументы отходят в историописании на второй план.
Национальная идея в региональной историографии проявляет себя прежде всего в замещённой форме — национальные историки соревнуются в доказательствах высокой степени зрелости своих этносов для дела революции и социализма. Педалируют вклад их представителей в героические и трудовые свершения советского народа. Эти завуалированные этнонациональные претензии в историознании находили своих критиков в официальной союзной историографии. Не случайно позднее прозвучало критическое замечание в адрес местных историков в обобщающем историографическом издании. Оно касалось как раз этого «шахматного» методологического подхода национальных историков: «Историки советских республик показывают, что борьба за установление Советской власти в национальных регионах была органической частью общероссийского исторического процесса, руководимого ленинской партией. В этой связи преодолевались попытки некоторых историков «искать» «свои» предпосылки социалистической революции в каждом национальном регионе»{38}.
Воздействие власти на историографический процесс в советское время никогда не сводилось лишь к наукообразной критике в официозных изданиях. Идеологическая система времён Хрущёва живо реагировала на проявления национальных настроений в среде интеллигенции. Тем более что Хрущёв, увлеченный созданием программы коммунистического строительства, заявил в 1961 году: «Мы не будем консервировать национальные различия». Это стало сигналом к подавлению всплеска различных проявлений национально-культурной жизни, именовавшихся на официальном языке «инцидентами».
М.Г. Маленков
A.M. Панкратова
Щербаков А.С.
Андреев А.А.
В частности, на Украине, в Киеве, был распущен Клуб творческой молодежи из-за несанкционированного проведения его членами вечера памяти Леси Украинки в Центральном парке культуры и отдыха 31 июля 1963 года. В марте 1964 года власти распорядились уничтожить шевченковский витраж в Киевском университете, было запрещено собираться возле памятника Тарасу Шевченко. 27 апреля 1965 г. органы КГБ буквально разогнали дискуссию по проблемам состояния украинской истории и культуры, устроенную студентами столичного университета{39}.
Во второй половине 60-х годов среди писателей, критиков и публицистов, группировавшихся вокруг журнала «Молодая гвардия», вызрела идея использования в своих националистических построениях дореволюционных русских духовных ценностей и ценностей, принесенных Октябрьской революцией. Её назвали Великой русской революцией, поскольку совершена она была русским народом, который «босиком и куда уж как без приварка создал гигантскую индустрию». Однако, по мнению «молодогвардейцев», одним из последствий революции стало временное ослабление национальных начал, нигилистическое отношение к национальным святыням, и особенно к деятельности царей, полководцев и Русской православной церкви. Подлинный перелом в этом отношении произошел, по мнению «русистов», только после 1937 года. К концу 70-х годов движение русских националистов было практически оформлено, причем не без поддержки части высшего руководства страны.
И, тем не менее, к 50-летию образования СССР был приурочен всплеск гонений власти на национальную историческую мысль практически во всех республиках СССР. На различных идеологических акциях 1971-го и юбилейного 1972 года были устроены показательные порки отдельных историков, что вполне соответствовало той линии на частичную ресталинизацию, которую проводило послехрущёвское руководство. Но 1972 год имел и другую сторону. Тогда была провозглашена не только формула «новая историческая общность — советский народ». Не менее важно, что прозвучало положение о советской культуре как сплаве культур народов СССР. Это стимулировало возрождение национального самосознания, подняло волну интереса к национальным традициям. Власть была вынуждена срочно, на ближайшем партийном съезде, уточнить определение «советская культура — сплав достижений советских народов».
Однако судя по воспоминаниям брежневской эпохи и документальным свидетельствам, с конца 1970-х годов возрождение русского самосознания рассматривалось КГБ как одна из серьёзных внутренних угроз политической стабильности в СССР. Ю.В. Андропову приписывается фраза: «Главная забота для нас — русский национализм; диссиденты потом — их мы возьмем за одну ночь». Известна также служебная записка председателя КГБ СССР Андропова в ЦК КПСС от 28 марта 1981 года, в которой говорилось о необходимости «пресечь враждебные проявления “русизма”, охватившего часть интеллигенции»{40}.
