Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 4
Немало времени уходило также и на то, чтобы писать письма и отвечать на них. Он аккуратно писал своей жене Марусе, которая была в авиации, ведущей наступление, начиная от Сталинграда. Писал он и своей маме, и многим близким в Куйбышеве, в Уфе, в Белорецке и в дорогом Чапаевске. Для более аккуратного корреспондирования он даже составил особый график и старался следовать ему. Шли недели. Он вникал в Слово и в то же время читал книги, особенно художественные произведения Льва Толстого, перечитал его «Воскресение». Несмотря на занятость, он все время чувствовал какую-то тревогу, тоску. Это была тоска по тем близким, отдавшимся Господу, которые были в Куйбышеве и в Чапаевске.
Однажды ему из райздрава дали командировку в Куйбышев, за медикаментами. Это была большая радость. Неожиданно появился он в доме Алексея Ивановича, его обнимали, целовали, как самого родного.
А вечером было собрание. Перед собранием он вместе с некоторыми юными посетил дочь одной сестры. Она была совершенно неверующая.
— Мне идти с вами на собрание, — говорила она, — совершенно незачем. У меня другие интересы. Ну, пусть ходит моя мама, старушка, это понятно…
Дух побуждал пришедших убедить ее пойти с ними на собрание. Наконец она согласилась, но когда они пришли, собрание уже началось, и даже в сенях не было места. Она осталась в прихожей, а Лева и другие с трудом протиснулись вперед. Молились, пели, читали Слово Божие. Когда был возвещен призыв — что Господь спасет и ныне, и каждый может воззвать к Нему, люди каялись. Перед самым концом молитвы из прихожей вдруг послышались рыдания:
— Я погибшая, я погибшая… — вся в слезах говорила та девушка. — Ведь когда были взрывы, я осталась жива; я знала, Бог чудом сохранил мне жизнь, но я отвергала Его, а в душе сознавала: Он любит. Господи, прости мою душу грешную! — молила она. И Бог ответил ей. Она получила радость прощения, ее приветствовали родные ей теперь сестры, целовали ее и она целовала их.
Огонь, чудный огонь, небесный огонь горел в Чапаевске…
С радостным и переполненным благодарностью Богу сердцем Лева пришел к своим домашним. Вместе с мамой преклонив колена, он благодарил Всевышнего, что он вывел его из бездн земли, вновь оживил и дал возможность трудиться и радоваться на нивах Его.
В Куйбышеве он тоже был на собраниях, тоже проповедовал Слово Божие. По окончании собрания, в тесном общении с близкими и приближенными, он рассказал о дивном огне, который горит в Чапаевске.
— Так поедем же в Чапаевск! — говорила молодежь.
— Поедем и мы! — говорили приближенные, которые еще не успели покаяться.
И они поехали. Поехали для того, чтобы увидеть огонь Чапаевска. И Господь сделал дивное, чудное, и те души, необращенные, что приехали из Куйбышева, покаялись, отдались Господу.
Новые друзья, новые братья, новые сестры… Льется песнь торжества, песнь хвалы Господу, и горят, горят юные души огнем желания служить Господу, служить Евангелию.
А потом опять в путь, в Тяглое. Опять встреча с дорогими братьями — старцами и старушками, и их дивное, проникновенное сельское пение, которое Лева полюбил, пожалуй, больше, чем городское нотное.
Живя в Тяглом Озере, Лева особенно полюбил этих глубоких старцев, этих старушек, которые многое изведали в этой жизни и все утешение и прибежище находили в Господе-Вседержителе.
Богата и чрезвычайно интересна история села Тяглое Озеро. Это село — живое свидетельство вековых исканий русского народа. Я не напрасно упомянул несколько выше, что название этого села упоминается во многих серьезных исторических исследованиях, в курсах истории России.
В начале 20-х годов XIX века здесь среди так называемых «старых», или «постоянных», молокан с немалой силой вспыхнуло особое движение духовного пробуждения, и тогда это село причинило много беспокойства правительству и духовенству. В селе, как описывают, образовалось «государство в государстве». Люди, читающие Библию, Евангелие, стали стремиться к возрождению нравов первоапостольской церкви, к жизни по примеру первых христиан. Среди молокан своей решимостью обновить жизнь и своими организаторскими способностями особенно выделился брат Михаиле Акинфиевич Попов. (Кстати, старушки Поповы, молоканки, и доныне живут на окраине этого села). Он учредил среди молоканства движение «общих», то есть коммунаров. В его проповеди большое место занимала мысль о воплощении Бога в человеке. В основу было положено стремление к достижению духовной чистоты.
По историческим данным, Попов, будучи человеком весьма богатым, все свое имущество раздал своим бедным «шабрам» (соседям) с тем, чтобы по слову Писания, гласящего, что «все верующие живя вкупе и имея вся общая», восстановить древнехристианскую гонимую общину и таким путем очистить молоканство, блуждающее, по смерти Уклеина, во тьме сомнений и с крупными зачатками разложения».
М. А. Попов все свои усилия направил на создание особой общины, которую он назвал «праведным селом», «станом спасения» и прочими названиями («Сион на земле», «Сион-город»). Как пишет М. В. Муратов в книге «Русское сектантство и задачи его изучения», в своем «праведном селе» все движимое и недвижимое имущество сделал общественным достоянием, и доходы от всего этого шли в общую кассу. «Из этой кассы, сообразно потребностям каждого, отпускались средства на приобретение скота, сельскохозяйственного инвентаря и всего необходимого, до обуви и одежды включительно.
«Общие» весьма своеобразно поняли одно из мест Св. Писания, в котором апостол, обращаясь к верующим, предостерегает их от бесчинства, то есть от всего того, что в наши дни привычно зовется пьянством, распутством, хулиганством. Слова апостола: «Молю вас, братья, не ходите бесчинно» Попов и, его последователи поняли так, что апостол рекомендует им такой образ жизни, при котором каждый бы член общины был бы наделен каким-нибудь «чином». Такое понимание Писания привело к тому, что и для управления общиной были обязательно выделены двенадцать «чинов» (в числе этих двенадцати должны быть три женщины). «Первый чин — судья — должен был толковать Св. Писание, руководить другими чинами и председательствовать на духовном собрании…», «Внутренняя и личная жизнь каждого также подлежала регламентации — тайнику, «совести церкви» — открывались на исповеди все согрешившие и сомневающиеся; «мысленник» обязан был следить за словами других и, находя людей, как выражался М. А. Попов, «с разлаженным мысленным порядком», направлять их к судье, который должен был усовещать их и иногда отдавать на суд других чинов». «Особые чины, мужчина и женщина, следили за супружеской жизнью каждого…""Словесник» и «молитвенник» читали во время богослужения псалмы и молитвы, а «духовница» являлась хранительницей… тех рукописей, которым придавалось значение». «Благодаря такой организации община не только не распалась вскоре после своего возникновения, но стала расти и богатеть и находилась в цветущем состоянии…» Конечно, правительство и духовенство не могли благодушно смотреть на появление и развитие в самарских степях подобной. формы христианского коммунизма. В результате М. А Попов и его ближайшие сотрудники были арестованы, на «общих» начались суровые гонения. Сам Попов был сослан на Кавказ.[1]
Но ни ссылка, ни тяжелые условия жизни в Закавказье среди «инородцев» не ослабили энергии этого сильного духом человека, прирожденного народного вождя, или, как называет его М. В. Муратов, одного из многочисленных в сектантстве «народных интеллигентов». Он и там, в Закавказье, умудрялся создать такую же оригинальную общину, как в Тяглом Озере.
Как описывают историки, и эта община достигла большого духовного расцвета и материального благосостояния. Но, как и следовало ожидать, последовали неизбежные репрессии, и М. А. Попов был снова сослан, на этот раз в Восточную Сибирь. Там, в селе Шуше Минусинского округа Енисейской губернии, Попов вплоть до смерти продолжал неослабно трудиться на пользу прочно овладевшей им идеи христианского коммунизма. Сибирские молокане, познакомившись с Н. А. Поповым, заинтересовались его учением, и там, в Сибири, он снова нашел последователей, которые желали жить как первые христиане — одной единой, общей общиной, или, что то же, коммуной.
Из всего сказанного ясно, что то, что родилось в селе Тяглое Озеро и в его окрестностях, как прямой результат чтения Евангелия, — мысль о совместной жизни на земле, о том, чтобы все было общее и не было нуждающихся, — такая мысль захватывала сердца многих, и только жестокие преследования царского правительства подавили его самобытное народное движение.
Впоследствии, когда Лева получил возможность ближе ознакомиться со многими историческими источниками, которые в описываемое время (1945 г.) ему были неизвестны, он смог воочию убедиться в том факте, что целый ряд авторов описывает это замечательное духовное движение в русском народе, с такой силой обнаружившее себя в далеком, заброшенном степном селе. О Тяглом Озере и о движении «общих» писали, в частности, известный народник Всов (Каблиц) — см. его очерк «Русские диссиденты», известный исследователь сектантства А. С. Пругавин — см. его изданную в 1905 году книгу «Раскол и сектантство в русской народной жизни».
