Уолтер Лакер - Черная сотня. Происхождение русского фашизма
Самой колоритной фигурой в этом лагере был Пуришкевич, известный всей стране депутат Думы. Он был незнатного происхождения — сын бедного сельского священника. Однако семья каким-то образом приобрела достаток, и Пуришкевич стал самым яростным сторонником монархии и аристократии. Его дипломная работа в университете была посвящена олигархическим восстаниям в Древней Греции. В 30 лет, в 1900 году, Пуришкевич стал помощником по особым поручениям при министре внутренних дел Плеве. Где бы он ни появлялся — в Думе, в ресторане, даже в театре, где Пуришкевич выступил с протестом против постановки «Саломеи» Оскара Уайльда, — всегда возникала атмосфера скандала. Он был просто мастером скандала, и его выходки можно было бы посчитать чистым безумием, но в этом безумии имелась своя система: будучи противником парламентаризма, Пуришкевич стремился дискредитировать Думу. СРН как организация не участвовал в выборах в первую Думу, однако некоторые его лидеры заседали в ней. Подобно Геббельсу, Пуришкевич старался взорвать систему изнутри; подобно Геббельсу, он писал стихи и романы.
В 1906–1917 годы через руки Пуришкевича прошли миллионы казенных рублей. К концу этого периода власти доверяли ему больше, чем Дубровину. Как заметил один его политический противник, многие правые брали взятки, но лишь Пуришкевич поставлял товар. Обычно Пуришкевич действовал как одинокий волк. В начале войны он яростно выступал против Германии, хотя большинство вождей «черной сотни», понимая, что Россия слишком слаба для продолжительной войны, были за союз с Германией против Англии, Франции и Китая. Видимо, в ходе войны Пуришкевич понял, что он борется без всякой надежды на успех, что ему не выстоять против глупости и некомпетентности двора и правящего класса в целом. В конце 1916 года он побывал на фронте и, возвратившись, произнес в Думе сенсационную речь, которой аплодировали все, кроме крайних правых. Он считал, что Россию могут спасти только чрезвычайные действия. Он участвовал в убийстве Распутина — его выстрелы в конце концов добили. В советский период вышла краткая биография Пуришкевича. [44] В ней говорится, что за десять лет до возникновения фашизма в Европе Пуришкевич уже выработал соответствующий стиль поведения (с. 29) и что он в интеллектуальном и моральном отношении был на голову выше других вождей правой. царского фаворита. После революции Пуришкевич был арестован, но либо его освободили, либо ему удалось бежать. Он уехал на Юг, где и умер в 1920 г.
Третьим лидером «черной сотни» был Марков 2-й, тоже крупная фигура, одаренный думский оратор. Он был помещиком Курской губернии, очень гордился несомненным внешним сходством с Петром Великим. Ему недоставало чутья, обаяния и политического таланта Пуришкевича. Марков 2-й был радикальным антисемитом. Незадолго до 1917 года он предрекал в одной из своих речей, что в грядущих погромах погибнут все евреи, до последнего, тогда как Пуришкевич хотел всего лишь переселить их на Колыму. Марков 2-й играл сомнительную роль в политике русской эмиграции. Он осел в Германии и поступил на службу к нацистам. Последний раз его видели в конце войны. После 1945 года о нем ничего не известно.
После отречения царя и февральской революции «черная сотня» была запрещена. Официальное расследование ее деятельности выявило много такого, что прежде было сокрыто. Однако концепция СРН ни для кого не была тайной. Она основывалась на традиционной царской доктрине «православие, самодержавие и народность». С точки зрения «черной сотни» бюрократия испортила отношения между царем и народом, поэтому необходимо найти пути и способы восстановления непосредственного контакта между правителем и его подданными. «Черная сотня» выступала против парламентаризма. Парламент предполагает существование политических партий, а отсюда неизбежность постоянных конфликтов, в то время как для СНР высшая ценность — единство народа.
«Черная сотня» стояла за созыв Собора, апеллируя к традиции подобных собраний в русской истории. Их функции, однако, ограничивались советами царю, и реальной власти соборы не имели. Только истинные русские, а не инородцы, могли быть членами Собора. Следует обратить внимание на то, что по уставу СРН лица еврейского происхождения не могли стать членами организации; в то время как другие нерусские могли войти в СРН, но только в том случае, если будут приняты единогласно[45]. Женщинам разрешалось вступать в СРН, однако им было запрещено занимать руководящие должности (параграф 17 устава СНР). Некоторые пункты программы СРН, казалось, могли принадлежать и леворадикальным партиям. Союз выступал за сокращение рабочей недели, повышение жизненного уровня крестьян и предоставление им дешевых кредитов; выдвигал даже что-то вроде аграрной реформы. Эти пункты, внесенные в программу под давлением делегатов от рабочих и крестьян, впоследствии и стали источником раздоров в СРН. Некоторые лидеры Союза доказывали, что эти пункты программы практически не нужны: русские рабочие защищены лучше, чем их собратья в капиталистическом мире, где власть находится в руках еврейских эксплуататоров, тогда как в России властвует (пока еще) царь — друг рабочего класса.
Предводители «черной сотни» и прочие теоретики крайней правой считали причиной большинства бед, причиной брожения в стране урбанизацию и индустриализацию России — эти процессы резко ускорились в 1890-х годах. Для СРН, как и для других фашистских движений, город означал отсутствие корней, загнивание, революционные перемены; только в деревне может пойти национальное обновление страны. Однако даже правые экстремисты понимали, что сильная Россия (та, которую они видели в мечтах) должна иметь развитую индустрию. В этом отношении, как и во многих других, они сталкивались с неразрешимой дилеммой. Они противились не только банкам и золотому стандарту, но и столыпинской аграрной реформе, ибо она несла смерть традиционной общине и способствовала появлению зажиточных крестьян — кулаков. Если Ленин рассматривал столыпинскую реформу как реальную социально-экономическую альтернативу (в случае успеха она могла бы помешать победе большевиков в 1917 году) и если в эпоху гласности Столыпин стал для правых величайшим героем в недавней истории России, то для «черной сотни» он был в лучшем случае сомнительным союзником, а в худшем — масоном и опасным противником.
Важное отличие СРН от традиционной правой — беззаветное сосредоточение Союза на еврейском вопросе. Все правые не любили евреев и не хотели для них равноправия. Однако для традиционных правых партий, которые все были в той или иной мере антисемитскими, еврейский вопрос являлся лишь одной из заботивших их проблем, как внутренних, так и внешних, — не более важной, чем межславянские отношения, внешняя экспансия (в особенности на Юге), усиление российской армии и прочее. А вот «черная сотня» не питала ни малейших симпатий к другим славянам: все иностранцы были ей одинаково подозрительны (Францию и Англию она полагала полностью «иудаизированными»). Черносотенцы были изоляционистами, они требовали сокращения военного бюджета, и в особенности расходов на военный флот. Весь их пыл направлялся против евреев — источника всех зол на Святой Руси. Все евреи — революционеры, и все революционеры — евреи. В то же время все евреи — капиталисты, и все капиталисты — евреи либо орудие в руках евреев. Еврейские революционеры хотят подорвать и свергнуть существующий строй, чтобы облегчить установление господства еврейских капиталистов. Тезис о совпадении интересов еврейских революционеров и еврейских капиталистов стал одним из главных пунктов программы нацизма. Но есть важное отличие: сомнительно, чтобы Гитлер и Геббельс, при всем их антисемитизме, действительно верили в эту нелепую теорию — ее использовали просто потому, что считали эффективной с пропагандистской точки зрения. Однако нет оснований сомневаться, что Марков 2-й, Дубровин и прочие искренне верили в нее. «Черная сотня» громила левых и физически, и словесно, но ее главный удар всегда был направлен против либералов (например, кадетов) и капиталистов. Своих противников среди рабочих черносотенцы считали обманутыми, но честными людьми, которых можно повернуть к черносотенному патриотизму; капиталисты же (в отличие от крупных помещиков) — подлинно опасный враг, и ему нет пощады.
Огромное расстояние было между этим образом всемогущего еврея и существованием безмерно нищего еврейства, загнанного в черту оседлости. Вот реальная обстановка того времени: евреи-капиталисты насчитывались единицами, еврейский средний класс мал, численность евреев в Москве и Петербурге ничтожна (именно поэтому в Москве и не было погромов). Однако физическое отсутствие евреев не беспокоило черносотенцев: еврей-антихрист, отсутствующий, но вездесущий, — могучий миф, способствующий мобилизации невежественных масс. Вместе с тем СРН не стал ведущей силой в стране. Он мог рассчитывать на симпатии не более чем десяти процентов населения, в некоторых местах — пятнадцати — двадцати процентов. Его члены были воинственны и активны, но им не удалось достигнуть политического успеха. После 1907 г. «черная сотня» раскололась и резко ослабла в организационном отношении, однако добровольных помощников у нее осталось немало. Десятки газет и журналов, в основном провинциальных, продолжали печататься. «Черная сотня» нашла поддержку у «Нового времени», у других консервативных изданий, ей помогали журналы, начавшие выходить под эгидой армии во время войны, церковные издания и даже официальный «Правительственный вестник». Правящие классы и высшее общество с самого начала по-разному относились к «черной сотне». Царь был ее фанатичным сторонником и называл «блестящим примером права и порядка для всех людей»; царица стояла за нее до самого конца. Если у царя и царицы и были расхождения во мнениях, то лишь насчет подлинности «Протоколов сионских мудрецов». Столыпин приказал крупным полицейским чиновникам Мартынову и Васильеву проверить подлинность «Протоколов». Следователи пришли к выводу, что это подделка. Тогда Николай приказал больше не пользоваться «Протоколами», «ибо для чистых целей нельзя пользоваться нечистыми средствами». Царица Александра Федоровна продолжала верить в их подлинность[46].
