Алексей Кожевников - Русский патриотизм и советский социализм
3 марта 1918 г. между Советской Россией и странами Четвертного союза был подписан мирный договор. От России в пользу Германии и ее союзников отторгались Украина, Польша, Литва, Латвия, западная часть Белоруссии, территории в Закавказье. Всего Советская Россия теряла около 1 млн. кв. км территории, входившей ранее в состав Российской империи. По статьям договора советская сторона демобилизовала армию и флот, а также только что созданные части Красной Армии. Советское государство обязывалось уплатить Германии контрибуцию в 90 тонн золота[144]. Крайне тяжелые и унизительные для России условия «мира» явились поводом для обвинений большевиков в предательстве национальных интересов страны и «сговоре» с германской стороной. Сложившееся положение требовало разъяснений позиции партии в отношении Брестского мира. В день переезда советского правительства в Москву (11 марта 1918 г.) В. И. Ленин пишет статью «Главная задача наших дней», носившую программный характер. В качестве эпиграфа были взяты слова поэта Н. А. Некрасова: «Ты и убогая, ты и обильная, / Ты и могучая, ты и бессильная / – Матушка-Русь!». Говоря о тяжелых последствиях Брестского мира (который, по исторической аналогии назван Тильзитским – между Наполеоном и Александром I в 1807 г.), В. И. Ленин указывал: «Мы принуждены были подписать “Тильзитский” мир… Надо измерить целиком, до дна, всю ту пропасть поражения, расчленения, порабощения, унижения, в которую нас теперь толкнули. Чем яснее мы поймем это, тем более твердой, закаленной, стальной сделается наша воля к освобождению, наше стремление подняться снова от порабощения к самостоятельности, наша непреклонная решимость добиться во что бы то ни стало того, чтобы Русь перестала быть убогой и бессильной, чтобы она стала в полном смысле слова могучей и обильной… У нас есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил, и в прекрасном размахе, который дала народному творчеству великая революция, – чтобы создать действительно могучую и обильную Русь. Русь станет таковой, если отбросит прочь всякое уныние и всякую фразу, если, стиснув зубы, соберет все свои силы, если напряжет каждый нерв, натянет каждый мускул, если поймет, что спасение возможно только на том пути международной социалистической революции, на который мы вступили»[145]. В той же статье со всей определенностью был заявлен тезис о наличии у победившего русского пролетариата своего, отвоеванного у международного капитала революционного Отечества и необходимости его защиты в условиях обостряющегося классового противостояния и реальной угрозы иностранной агрессии. Война трудящихся за независимость своей социалистической республики рассматривалась уже как «отечественная»: «Мы оборонцы с 25 октября 1917 г. Мы за “защиту отечества”, но та отечественная война, к которой мы идем, является войной за социалистическое отечество, за социализм, как отечество, за Советскую республику, как отряд всемирной армии социализма»[146]. Спустя три дня, в своем выступлении на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов (14 марта 1918 г.) глава советского правительства еще более определенно обозначил отношение большевизма к вопросу об «отечестве»: «С 25 октября мы сказали открыто, что мы за защиту отечества, ибо у нас есть это отечество»[147]. Таким образом, классическая марксистская формулировка в сложившихся условиях признавалась политически неактуальной.
Высадка войск стран Антанты на Севере и Дальнем Востоке России весной 1918 г. стала началом широкомасштабной интервенции против молодой Советской республики. Это событие, а также нарастающее гражданское противостояние привели советское руководство к необходимости провозглашения революционной войны как войны Отечественной. В связи со сложившимся положением был переориентирован и партийно-пропагандистский аппарат. В марте 1918 г., в резолюции VII съезда РКП(б)) отмечалось: «Исторически неизбежны в настоящий период начавшейся эры социалистической революции многократные военные наступления империалистических государств (как с Запада, так и с Востока) против Советской России… Первейшей и основной задачей и нашей партии, и всего авангарда сознательного пролетариата, и Советской власти съезд признает принятие самых энергичных, беспощадно решительных и драконовских мер для повышения самодисциплины и дисциплины рабочих и крестьян России, для разъяснения неизбежности исторического приближения России к освободительной, отечественной, социалистической войне»[148].
Призыв к защите нового социалистического Отечества звучал не только в документах большевистской партии, но и в решениях местных советских органов. Так, в постановлении V съезда Советов Дальнего Востока (Хабаровск, 25–28 августа 1918 г.), проходившего в условиях начавшегося наступления объединенных войск американо-японских интервентов и белогвардейцев, подчеркивалось: «Мы будем бороться всеми силами, имеющимися в нашем распоряжении. Ни одной пяди своей социалистической родины не уступим без боя. Если же под напором огромных вражеских сил мы должны будем отойти от теперь занятых нами позиций, то сделаем это лишь в последнюю минуту с проклятием в устах и для того, чтобы, собравшись со свежими силами, вновь ринуться на обнаглевших врагов»[149].
Признание социальной борьбы русских трудовых масс как борьбы национально-освободительной, против агрессии западных буржуазных правительств и связанного с ними отечественного капитала – со всей определенностью было обозначено в заявлении наркоминдела Г. В. Чичерина, опубликованного на страницах газеты «Известия» в сентябре 1918 г. В «Ответной ноте Народного комиссара по иностранным делам», предъявленной представителям нейтральных держав, Чичерин подчеркивал: «Подавляющее большинство русского народа в лице Второго съезда рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов отдало власть в руки Рабоче-Крестьянского Правительства. Кучка капиталистов, желавших получить обратно в свои руки фабрики и банки, отнятые у них в пользу всего народа, кучка генералов, желающих снова палкой учить подчинению рабочих и крестьян, не признали этого решения русского народа. Они при помощи денег иностранного капитала мобилизуют контрреволюционные банды, при помощи которых обрезывают Россию от хлеба, дабы костлявая рука голода задушила русскую революцию… Они предали Россию на юге, севере и востоке чужестранным империалистическим государствам, призывая чужие штыки отовсюду, откуда только их могут получить… Эту контрреволюционную клику, пользующуюся поддержкой иностранного капитала и русской буржуазии, желающей набросить на шею русского народа петлю рабства и войны, русский трудовой народ беспощадно подавит»[150]. Задачи обороны республики от внешней агрессии и внутренней контрреволюции приобрели для советского руководства первостепенное значение. 29 июля 1918 г. объединенное заседание ВЦИК, Моссовета и представителей рабочих организаций объявило социалистическое Отечество в опасности и призвало трудящихся к его защите. Позднее, в начале сентября 1918 г. – в период, когда положение на фронтах стало наиболее критическим, – ВЦИК объявил Советскую республику единым военным лагерем. Постановление ВЦИК от 2 сентября гласило: «Все силы и средства Социалистической республики ставятся в распоряжение священного дела вооруженной борьбы против насильников»[151]. Обращает внимание использование здесь нехарактерной для коммунистов терминологии – борьба против классовых врагов впервые объявлялась «священной». Были приняты меры по организации централизованного руководства фронтами и военными учреждениями. 6 сентября 1918 г. был создан Революционный военный совет республики (РВСР) – орган, призванный осуществлять в условиях войны непосредственное руководство армией и флотом. Его председателем был назначен Л. Д. Троцкий. Постановлением ВЦИК от 30 ноября 1918 г. образовывается чрезвычайный орган Советского государства – Совет рабочей и крестьянской обороны. Его возглавил В. И. Ленин, в первоначальный состав Совета были включены И. В. Сталин, Л. Д. Троцкий, Л. Б. Красин и другие партийные и советские руководители. На протяжении 1918 г. шёл процесс формирования Рабоче-Крестьянской Красной Армии, организации ее военных и политических структур.
Придерживаясь принципиальной установки на неизбежность скорой европейской революции, которая произойдёт лишь в случае удержания коммунистами власти в России, В. И. Ленин и большевики рассматривали вопрос о защите Отечества также в общем контексте решения задач мировой революции. В своем докладе на объединённом заседании ВЦИК и Моссовета 14 мая 1918 г. глава советского правительства подчеркивал: «Мы оборонцы после 25 октября 1917 года, мы завоевали право на то, чтобы защищать отечество… Мы защищаем отечество от империалистов… Мы защищаем не великодержавность: от России ничего не осталось, кроме Великороссии, – не национальные интересы, мы утверждаем, что интересы социализма, интересы мирового социализма выше интересов национальных, выше интересов государства. Мы оборонцы социалистического отечества… Это маленький островок среди окружающей империалистический мир войны, но на этом островке мы показали и доказали все, что может сделать рабочий класс»[152]. Классовое отношение к идее патриотизма проявлялась и в более поздних высказываниях В. И. Ленина. Патриотизм в своем дореволюционном «исконном» значении рассматривался как идеология буржуазии, идеология, мешающая сплочению интернациональных масс, замыкающая себя в национально-государственных границах. В ноябре 1918 г. Ленин констатировал: «Наша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма (имеется в виду признание большевиками тяжелых и унизительных для России условий Брестского мира с Германией – А. К.). Мы говорили: если ты социалист, так ты должен все свои патриотические чувства принести в жертву во имя международной революции»[153]. Вместе с этим новая политическая обстановка, военное положение, в котором с весны 1918 г. оказалась Советская республика, объективно способствовали утверждению патриотической идеи как важного элемента пропаганды революционного оборончества.
