Чарльз Эндрейн - Сравнительный анализ политических систем
Согласно заповедям Конфуция (551–479 гг. до н.э.) и Мэн–цзы (372—289 гг. до н.э.), политическая легитимность опирается в первую очередь на духовно–нравственные ценности. В идеале управление означает руководство не с помощью принуждения и угрозы уголовного наказания, а апеллируя к нравственным идеалам и благоразумию. Политические лидеры имеют моральное обязательство быть просвещенными властителями. Император показывал пример гражданской добродетели. Он и его мандарины выступали перед обществом в качестве эталонов нравственности. На их политические решения оказывали влияние не безликие законы, а этические нормы. Образованная императорская элита утверждала право руководить, опираясь на знание принципов конфуцианства и следуя им.
В основе конфуцианства лежит не индивидуализм, а коллективизм. Отождествляя индивидуализм с эгоизмом, мандарины утверждали, что в человеке заложена потребность сотрудничества с другими людьми, образования вместе с ними гармоничного целого.
Проповедуемые конфуцианством элитарные взаимоотношения между правителями и управляемыми способствовали поддержанию стабильности в аграрно–бюрократических системах имперского Китая. Политическое руководство, опирающееся в своей деятельности на сословную принадлежность и личные достижения подданных, оставалось патерналистским. Император правил подданными («своими детьми») как всеведущий отец. В согласии с принципами меритократии, государственную политику в интересах необразованной части населения проводили образованные мандарины. Эти патерналистские принципы конфуцианства, укрепляя социальную стабильность, ограничивали власть императора. Если император не соответствовал эталону добродетельного просвещенного правителя, он лишался благословения небес, и народ был вправе восстать против его неправедного правления. Этические нормы конфуцианства предоставляли образованной бюрократии возможности для ограничения власти императора и придавали традиционной системе известную гибкость[34].
С 200 г. до н.э. вплоть до конца XIX в. китайская имперская система соединяла децентрализацию, групповой плюрализм и консенсуальную власть с господством бюрократии. Государственная служба координировала различные виды управленческой деятельности по всей китайской империи. На верхней ступени бюрократической иерархии стоял император и правительство. Шесть правительственных министерств разрабатывали государственную политику в таких областях, как законы, доходы, церемониалы, войны, общественные работы и назначения чиновников. Кроме них, в осуществлении политики участвовали и другие бюрократические органы: имперская армия, Верховный секретариат, Цензорское управление. Армия противостояла иноземным вторжениям и подавляла крестьянские бунты; Верховный секретариат выполнял указы императора; Цензорское управление расследовало финансовые злоупотребления, проводило проверки работы правительственных чиновников и принимало экзамены на звание гражданского служащего.
Хотя, на первый взгляд, данная система казалась жестко централизованной, в действительности император и его правительство обладали лишь ограниченной власти. Центральное правительство отвечало за оборону, а также за строительство общественных сооружений, таких, как Великая китайская стена, Великий канал, ирригационные системы, плотины и дамбы. Помимо ирригации и водоснабжения оно контролировало соляные копи и железоплавильные заводы. При всем том центральное правительство не обладало правом устанавливать цены на соль. К XIX в. оно даже передало местным органам управления право контролировать назначения на государственную службу. Главным объектом своего внимания государство сделало проведение ритуальных церемоний. На местном уровне большинство политических функций исполняли ученые–аристократы. Между центральным правительством и крестьянскими массами стояла автономная местная элита, владевшая землей и имевшая официальные ранги. Эта аристократия, жившая в защищенных крепостными стенами городах, занималась самой разнообразной деятельностью: ее представители выступали посредниками при улаживании местных споров, оказывали благотворительную помощь бедным, следили за состоянием ирригационных сооружений, отвечали за работу государственных конфуцианских школ, издавали книги, проводили богослужения в храмах; организовывали работу местной милиции, осуществляли надзор за городскими рынками, сбором налогов и наполнением доходами имперской казны — особенно в случае войны, голода или наводнения. Тем самым местная элита ограничивала власть центрального правительства.
Социальные группы были достаточно независимы от имперского контроля. Ограничение деятельности расширенных семей и землевладельцев со стороны центрального правительства происходило лишь в установленных пределах. Поскольку мандарины добивались привилегий для своих родственников, повсюду процветало кумовство. В сельских общинах преобладали родственные объединения — семьи, кланы, роды. Существовали тайные общества и религиозные секты. В городах, не контролируемых правительством, действовали благотворительные общества, землячества и торговые гильдии. На деньги торговцев строились частные академии и школы для представителей определенных родов, готовивших своих детей к сдаче экзаменов. При высоком уровне плюрализма в Китае XIX в. автономия групп не означала ни социального, ни политического равенства. Во главе каждого из объединений стояли богатые и образованные люди, хранившие преданность традициям. Большинство же оставалось пассивными подданными, а не активными участниками процесса принятия решений, влияющих на их жизнь.
В традиционном китайском обществе основой политической системы, политического строя служили одновременно и консенсус и принуждение: с одной стороны, имела место преданность гражданским добродетелям (вэнь), с другой — применение военной силы (у). Под контролем императора находились армия, службы безопасности и территориальные войска. Войска, рекрутируемые часто во внутренних районах Азии, помогали воцарению новой династии, противостояли иностранным вторжениям и подавляли крестьянские бунты. Однако штатский ученый–администратор обычно обладал большими властными полномочиями, чем солдат. Местные конфликты, связанные с налогообложением, коммерческими сделками и воровством, деревенские старейшины и землевладельцы стремились улаживать путем убеждения, апеллируя к конфуцианским нормам — самодисциплине, личной добродетели, этике поведения.
В общем, ученые–чиновники отнюдь не направляли свой профессионализм на осуществление в китайском обществе коренных перемен. Идеалы конфуцианства — гармония и порядок, а не покорение природы и преобразование общества. То обстоятельство, что мандарины старались избежать открытых жестоких конфликтов, особенно таких, которые могли поколебать устои существовавшего строя, ослабляло тягу к переменам. Духу конфуцианства отвечало поддержание древних традиций и обычаев Китая. Почитание предков, уважение к старшим, культ классической литературы, недоверие к теоретическим дисциплинам, враждебное отношение к абстрактному мышлению, неприятие технических новшеств — все это способствовало сохранению существующей общественно–политической системы. Аграрный бюрократический авторитарный режим распался лишь в конце XIX — начале XX в., когда Китай пережил иностранные вторжения и потерпел унизительное поражение в войне; тем самым был расчищен путь для революционных преобразований, имевших место после второй мировой войны[35].
Индустриализация в Японии эпохи Мэйдзи
Восстановление в 1868 г. в эпоху Мэйдзи императора как главы официальной власти вызвало к жизни процесс индустриализации японского общества, продолжавшийся в последующие пятьдесят лет. В отличие от китайских мандаринов, следовавших Конфуцию и отметавших какие бы то ни было инновации, японская бюрократия того времени была заинтересована в индустриализации страны, в защите ее от иноземных захватчиков и применении стратегии госкапитализма для модернизации общества. Почему Япония за указанный период добилась более серьезных результатов социально–экономических преобразований по сравнению с Китаем? Ключ к пониманию сути дела дают культурные, структурные и поведенческие различия. Политические деятели эпохи Мэйдзи не только делали упор на прагматические инструментальные ценности, но и смогли так органично соединить традиционные верования с современными принципами, что первые стали содействовать индустриализации. Это было положительно воспринято гражданами, начавшими активно помогать императору укреплять могущество нации при помощи модернизирующих структур, таких, как профессиональная бюрократия, армия, крупные частные корпорации, учебные заведения, политические партии. Коллегиальное руководство и проведение определенного политического курса обеспечивало быстрый экономический рост.
