Виктор Безотосный - Все сражения русской армии 1804-1814. Россия против Наполеона
Да и внутренняя ситуация в самой Франции, изнуренной и обескровленной двадцатью годами бесконечных войн и побед, не давала поводов к оптимизму. Страна, общество и экономика уже безмерно устали от постоянного военного напряжения сил и ресурсов, кроме того, это породило общественное недовольство безмерными наборами в армию, резко возросло количество уклонистов и дезертиров. В целом Франция оказалась обложенной войсками превосходящего противника со всех сторон, а внутри страны существовала апатия, недовольство и роялистская «пятая колонна», ждущая своего часа, чтобы возвысить свой голос.
Противоречия в стане союзников
Правда, не все было так просто. Наполеоновская Франция воевала с коалицией государств, поэтому могла оставаться только надежда на внутренние противоречия в стане союзников, которые помешали бы осуществлению их целенаправленных действий. А Наполеон очень хотел, чтобы союзники отложили свое наступление во Францию хотя бы до весны 1814 г., тогда бы он смог эффективно использовать дарованную передышку и выставить вполне боеспособную армию. И действительно, единодушия среди членов коалиции не наблюдалось. Победы 1813 г. в Германии породили серьезные проблемы, так как возникла новая международная ситуация, новая раскладка сил в Европе. Войска союзников в начале ноября 1813 г. подошли к Рейну и сделали временную остановку на два месяца, продолжая лишь продвижение в Северную Германию и Голландию. Вполне очевидно, что союзные армии после проведения столь напряженной кампании 1813 г., пройдя всю Германию, нуждались в отдыхе, в пополнении личного состава, в создании новых коммуникаций, в подтягивании тылов и обеспечении обоих флангов занятием Голландии и Швейцарии. Но возникли и другие резоны, хотя логика войны требовала дальнейших наступательных действий во Францию против потерпевшего сокрушительное поражение противника. С одной стороны, Рейн являлся естественным рубежом, за которым французы могли успешно обороняться, с другой стороны, перед вступлением союзных войск на территорию Франции в их рядах слышались опасения, что французы могут вновь вспомнить традиции 1792–1793 г. и, как тогда, возьмутся за оружие. С подобными доводами выступал не кто иной, как главнокомандующий союзными войсками К. Шварценберг, подавший докладную записку своему императору Францу I с доводами против продолжения войны на французской земле. Это мнение разделял и австрийский министр иностранных дел Меттерних, не хотевший допустить усиления влияния России на европейские дела [536] .
Да и в окружении российского императора были люди, высказывающие подобные мнения или же опасения в возможной неудаче союзников в зимней кампании 1814 г. Слишком многие усвоили и помнили уроки недавнего прошлого. Они говорили об опасениях столкнуться с народной войной во Франции. Справедливости ради укажем, что сторонником остановки союзников на Рейне в окружении Александра I выступал идеолог русских консерваторов адмирал А.С. Шишков. 6 ноября 1813 г. он даже представил императору записку «Разсуждение о нынешнем положении нашем». Адмирал опасался за успехи союзников на территории Франции, предлагал не переходить, остановиться и выстроить заслон из австрийцев и воинских контингентов немецких государств. Следует в данном случае отметить противоречивость позиции Шишкова, так как он полагал: «Мир с Наполеоном был невозможен; ибо Франция под его правительством не могла долго оставаться спокойной; а потому надлежало заключить оный или с нею, или с тем, кто после него будет управлять» [537] . Александр I ознакомился с мнением старого адмирала и не согласился с ним. Это противоречило его принципам и убеждениям. Еще в конце 1812 г. на вопрос, заданный фрейлиной р. С. Стурдзой («Разве кто-либо осмелится еще раз переступить наши границы?»), российский император ответил: «Это возможно; но если хотеть мира прочного и надежного, то надо подписать его в Париже, в этом я глубоко уверен» [538] . Его будущая программа для русской армии видна из приказа войскам, отданного в декабре 1813 г., в котором говорилось: «Мы уже спасли, прославили Отечество свое, возвратили Европе свободу ее и независимость. Остается увенчать великий подвиг сей желаемым миром. Да водворится на всем шаре земном спокойствие и тишина! Да будет каждое царство под единою собственного правительства своего властию и законами благополучно! Да процветают в каждой земле, ко всеобщему благоденствию народов, вера, язык, науки, художества и торговля! Сие есть намерение наше, а не продолжение брани и разорения» [539] . Даже в тексте самого приказа чувствуется бескомпромиссная позиция российского монарха и его устремленность установить новый порядок взаимоотношений между странами.
Причем Наполеон действительно, изыскивая новые средства для продолжения борьбы, предпринимал конкретные меры, чтобы сделать войну народной (на испанский или русский манер), ведь он отлично осознавал, что для него это последняя и решающая ставка («быть или не быть»), да и отступать фактически уже было некуда. Помимо призывов о защите страны («Отечество в опасности») и назначения чрезвычайных комиссаров на места для возбуждения общественного мнения, он даже собрал в конце 1813 г. Законодательное собрание. Но все оказалось тщетным, рядовые французы проявили полную апатию, общественные круги демонстрировали безучастность, а депутаты Законодательного собрания (представители буржуазии) целый месяц говорили речи, в которых содержалось больше критики в адрес Наполеона, чем каких либо конструктивных предложений по развертыванию народного сопротивления. Законодательное собрание, выступившее в противовес воле своего императора за немедленное заключение мира с коалицией, в итоге было распущено, а народной войны во Франции как-то не случилось [540] . И это говорит о многом. Почему реакционные силы поднимали народные массы на борьбу с «неприятелем», а у прогрессивного Наполеона, несмотря на всем известные его энергию и настойчивость в достижении цели, ничего не получилось? Может быть, к этому времени его «прогресс» оказался полностью девальвированным или уже ничего не стоил?
Для того чтобы представить все точки зрения в современной историографии, необходимо отметить особую позицию по отношению к кампании 1814 г. очень уважаемого мною историка Доминика Ливена. Он положительно оценивал все действия Александра I в европейской политике («В целом русская внешняя политика в 1812–1815 гг. достойна всяческих похвал»), но назвал решение русских преследовать Наполеона за Рейном спорным (хотя перед этим военные действия русской армии в центре континента считал вполне разумными), поскольку, избавившись от врага на западе Европы, Великобритания на весь ХIХ в. развязала себе руки для борьбы с российской экспансией на Балканах и в Азии. По его мнению, тогда «России несомненно было бы удобнее использовать наполеоновскую Францию в качестве противовеса Великобритании». «И русские, и англичане в ХХ веке действительно сильно выиграли в том случае, если бы территория Франции простиралась до Рейна, включая в себя Бельгию» [541] . Хотя Д. Ливен не сделал акцента на этих тезисах (по его словам, «все это – частности»), можно оспорить его мнение, тем более что сам автор, справедливости ради, привел и аргументы против выдвинутого им же положения.
Но сам Наполеон, избалованный прежним «военным счастьем», не очень хотел бы такого мира, о чем свидетельствовали его переговоры с союзниками летом 1813 г., да и также в 1814 г. [542] В ноябре 1813 г. союзники по инициативе австрийской стороны через плененного в Лейпциге французского посланника в Веймаре барона Н.М. Сен-Эньяна предложили Наполеону предварительные условия для заключения общего мира. Формальным поводом для обращения послужили, в свою очередь, прежние предложения, сделанные французским императором еще в Лейпциге и переданные через пленного австрийского генерала М. Мерфельдта. Укажем, что союзные кабинеты великих держав не имели еще к этому времени единой выработанной позиции в отношении условий мира с наполеоновской Францией, в существовавших договорах союзников между собой не было никаких упоминаний об этом, а российский император вообще тщательно избегал всяких дискуссий по столь деликатному вопросу, могущему рассорить членов коалиции. Правда, Александр I, а также с его подачи прусский король, скрепя сердце, дали согласие на переговоры, однако без прерывания военных действий. Да и русские правительственные верхи не сомневались, что наполеоновская дипломатия в тот момент не пойдет на подписание мира. Фактический руководитель внешней политики империи К.В. Нессельроде в письме от 8(20) ноября 1813 г. русскому послу в Англии Х.А. Ливену писал: «Французское правительство не могло не отвергнуть наших предложений, ибо еще не было случая, чтобы какая-либо держава возвратила свои завоевания в результате переговоров, прежде чем они были отняты у нее силой оружия. Всем известный характер Наполеона не давал оснований опасаться, что данный случай будет исключением из правил» [543] . Франции предлагались так называемые «естественные границы» по Альпам, Рейну и Пиренеям, а также признание независимости государств в Германии, Голландии, Италии и Испании. Наполеон медлил, не принимал условия, предложенные союзниками, все еще надеясь на правоту «больших батальонов», т. е. все еще рассчитывал отыграть потерянное и нанести поражение своим противникам в одном или нескольких сражениях. Лишь в начале декабря он дал согласие лишь на проведение мирного конгресса в Мангейме, что уже не устроило даже сторонников мирного процесса, не говоря уже о партии «войны». По сути, французскому императору не нужна была урезанная территория Франции – это было бы равносильно его полному краху. Показав уступчивость, он продемонстрировал бы всей Европе слабость Франции. Вот как, например, переговоры союзников с французским императором в 1814 г. характеризовал А.Н. Шебунин: «Наполеон не мог принять требования вернуться к дореволюционным границам, не мог потому, что сам получил Францию от революции в большем размере, а также потому, что его власть была основана только на военной славе; капитуляция внешняя для него была неразлучна с капитуляцией внутренней» [544] . Переговорный процесс ему был нужен, чтобы усыпить союзников, получить оттяжку времени и лучше подготовиться к новой кампании. А вот сами переговоры он попытался использовать, чтобы разваливать единый стан коалиции, в рядах которой периодически раздавались голоса о мире.
