Август Бебель - Женщина и социализм
3. Бедность и плодовитость
С какой стороны мы ни рассматривали бы капиталистическую хозяйственную систему, мы увидим, что нужда и нищета масс являются не следствием недостатка средств существования, а следствием неравномерного распределения их и нелепой хозяйственной системы, которая для одного создает излишек, а другого лишает самого необходимого. Мальтузианские утверждения имеют смысл лишь с точки зрения капиталистического производства. С другой стороны, капиталистический способ производства побуждает к производству детей: ему нужны дешевые детские «руки» для его мастерских и фабрик. У пролетария производство детей является своего рода расчетом: они должны сами зарабатывать на свое содержание. Пролетарий в домашней промышленности даже вынужден иметь много детей, так как в этом гарантия его конкурентной способности. Это поистине отвратительная система: она усиливает обнищание рабочего и его зависимость от предпринимателя. Пролетарий принужден работать за все более нищенскую плату. Всякий закон по охране труда, всякий расход для той или другой социальной обязанности, которую предприниматель не должен выполнять по отношению к работающим на него кустарям на дому, побуждают капиталистов расширять круг этих последних; они приносят ему выгоды, какие он нелегко найдет при другой форме предприятия, если только использование труда кустарей возможно по характеру производственного процесса.
Капиталистическая система производства порождает не только перепроизводство товаров и рабочих, но также перепроизводство интеллигенции. Интеллигенция в конце концов точно так же все с большим трудом находит себе заработок; предложение постоянно превышает спрос. Только одно не излишне в этом капиталистическом мире: это капитал и его собственник — капиталист.
Если буржуазные экономисты — мальтузианцы, так как они ими не могут не быть исходя из своих буржуазных интересов, то пусть они не переносят свой буржуазный вздор на социалистическое общество. Джон Стюарт Милль говорит: «Коммунизм — именно такое положение вещей, при котором следует ожидать, что общественное мнение с величайшей интенсивностью выскажется против этого рода себялюбивой невоздержанности. Всякое увеличение народонаселения, которое уменьшило бы его приятное положение или увеличило бы его труд, должно будет иметь для каждого отдельного индивидуума в ассоциации непосредственные и несомненные неудобства, и в этих неудобствах нельзя было бы винить тогда корыстолюбие работодателя или несправедливые привилегии богатых. При столь изменившихся обстоятельствах общественное мнение не могло бы не высказать своего осуждения, и если бы этого было недостаточно, то та или другая общественно-вредная невоздержанность была бы устранена какими-нибудь наказаниями. Таким образом, коммунистическая теория ни в коем случае не заслуживает особенного упрека, вытекающего из опасности перенаселения. Скорее она выгадывает от того, что в ней в высокой степени заключается тенденция противостоять этому бедствию». А профессор А. Вагнер на стр. 376 «Учебника политической экономии» Pay говорит следующее: «Менее всего в социалистическом общежитии может быть предоставлена свобода брака или свобода деторождения». Названные экономисты исходят, таким образом, из взгляда, что стремление к перенаселению присуще общественным состояниям, и оба думают, что социализм будет иметь возможность более, чем какая-либо другая общественная форма, привести в равновесие отношение между населением и средствами существования. Второе правильно, первое нет.
Существовали, правда, отдельные социалисты, которые, будучи подкуплены мальтузианскими идеями, опасались, что «близится» опасность перенаселения. Но эти социалистические мальтузианцы исчезли. Более глубокое проникновение в теорию и сущность буржуазного общества излечило их от этого заблуждения. Точно так же поучителен для нас и плач наших аграриев о том, что мы производим с точки зрения мирового рынка слишком много продуктов питания, так что связанное с этим понижение цен сделало недоходным их производство.
Наши мальтузианцы воображают и хор буржуазных говорунов бессмысленно повторяет за ними, что социалистическое общество, в котором существует свободный выбор в любви и достойное человека существование для всех, превратится в какой-то «хлев для кроликов»; оно будто бы предастся самому невоздержанному половому наслаждению и массовому производству детей. Но произойдет как раз обратное. До сих пор наибольшее число детей в среднем имеют не лучше обеспеченные слои населения, а, напротив, наихудше обеспеченные. Можно даже без преувеличения сказать: чем беднее положение пролетариев, тем больше в среднем у них детей; разумеется встречаются исключения. Это подтверждает и Вирхов, который в середине прошлого столетия писал: «Как английский рабочий в своей глубочайшей опущенности, в своем крайнем духовном падении знает в конце концов только два наслаждения: выпивку и половое общение, так и верхнесилезское население до последних лет все свои желания, все свои стремления сосредоточивает на этих двух вещах. Водка и удовлетворение половой потребности приобрели над ним верховную власть, и этим легко объясняется, что население точно так же быстро возрастало в числе, как теряло в физической силе и моральной выдержке».
Подобным же образом высказывается в «Капитале» и Карл Маркс. Он пишет: «На деле не только число рождений и смертных случаев, но и абсолютная величина семейств стоит в обратном отношении к высоте заработной платы, то есть к массе жизненных средств, которыми располагают различные категории рабочих. Этот закон капиталистического общества казался бы бессмыслицей среди дикарей или даже цивилизованных колонистов. Он напоминает массовое производство индивидуально слабых и загнанных животных видов». Маркс цитирует далее Лэнга, который говорит: «Если бы все в мире находились в благоприятных условиях, то мир скоро бы обезлюдел». Лэнг придерживается, таким образом, противоположного взгляда, чем Мальтус, а именно: хорошее жизненное положение способствует не увеличению, но уменьшению рождений. То же говорит и Герберт Спенсер: «Всегда и всюду совершенствование и способность к произведению потомства противодействуют друг другу. Из этого следует, что дальнейшее развитие, которое предстоит человечеству, поведет, вероятно, к уменьшению его размножения». Таким образом, в этом пункте сходятся люди, в других отношениях стоящие на разных точках зрения. К их воззрениям в данном случае присоединяемся и мы.
4. Недостаток в людях и излишек питательных веществ
С вопросом о населении можно было бы быстро покончить, сказав, что в будущем, которое мы можем обозреть, опасения перенаселения вообще не имеют смысла, так как мы находимся среди такого избытка пищевых продуктов, который с каждым годом грозит возрасти так, что забота о том, куда мы денемся с этим богатством, гораздо уместнее, чем забота, хватит ли его. Для производителей жизненных средств более быстрый рост потребителей был бы даже самым желательным. Но наши мальтузианцы в выставлении своих доводов неутомимы, так что необходимо на них отвечать, чтобы избежать утверждения, будто на эти доводы нельзя ответить.
Они утверждают, что опасность перенаселения лежит в недалеком будущем и вытекает из закона «убывающего плодородия почвы». Наша культурная почва будто бы «устала производить», повышения урожаев нельзя более ожидать, и так как почвы, пригодной для обработки, становится все меньше, то опасность недостатка пищи при дальнейшем увеличении населения становится непосредственной. Правда, в главах этой книги о сельскохозяйственном использовании почвы мы, как нам кажется, неопровержимо доказали, какие огромные успехи может сделать еще человечество даже с точки зрения современной агрономии в деле добычи новых масс продуктов питания, но все же приведем несколько новых примеров. Один очень толковый, крупный землевладелец и признанный экономист, то есть человек, в обоих направлениях значительно превосходящий Мальтуса, уже в 1850 году, то есть в то время, когда агрономическая химия была еще в зачатке, сказал: «Производительность при изготовлении сырья, особенно питательных веществ, в будущем не будет отставать от обрабатывающей промышленности и транспорта… В наши дни агрономическая химия только начинает открывать сельскому хозяйству горизонты, которые, без сомнения, могут еще повести к ложным шагам, но которые в конце концов поставят создание питательных веществ точно так же в зависимость от сил общества, как ныне в его власти произвести любое количество сукна, раз имеются налицо необходимые запасы шерсти».[347]
