Рой Медведев - Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи
Форосская резиденция была готова к лету 1988 г., и летний отпуск семья М. Горбачева провела уже здесь. Но строители не покинули эти благодатные края. По мере завершения строительства в Крыму начиналось строительство не менее, а может быть, и более роскошной новой резиденции для М. Горбачева в Мюссере, рядом с Пицундой в Абхазии. И здесь был сооружен роскошный дворец в невысоких горах, от него к морю был пробит тоннель. Переоборудовался военный аэродром в Гудауте. К весне 1991 г. во дворце в Мюссере заканчивалась уже внутренняя отделка, и в холле вывешивались огромные люстры в форме виноградных гроздьев. Неожиданные препятствия возникли, однако, для этого нового дворца со стороны демократической печати в Грузии. Грузинский «Демократический вестник» подробно описал еще в 1990 г. объемы и характер секретной стройки, ссылаясь на начальника управления делами Совмина Грузии Зураба Махарадзе. Если верить газете, то вся территория новой резиденции составляла 480 гектаров, а основное 4-этажное здание состояло из 40 больших комнат и залов, не считая комнат для охраны и прислуги. Дворец этот строился из заграничных материалов, а песок завозился с лучших пляжей Болгарии. Однако мебель делалась в Кутаиси из отечественного мореного дуба. Раиса Максимовна и сюда наведывалась довольно часто, и ее встречал и давал пояснения начальник управления правительственной охраны в Закавказье генерал КГБ Валентин Борисович Панков. «Так как строительство дворца в Гудаутском районе почти завершено, – писал журналист А. Кириллов, – то не пора ли решить вопрос о передаче его народу Грузии, – ну хотя бы под детский дом для сирот, оставшихся после тбилисской трагедии 1989 г.?»[214]. Впрочем, отдых семьи Горбачева в Абхазии планировался только на лето 1992 г. Даже в Форосе многие помещения пустовали. Обстановка в стране менялась, и когда Горбачев с семьей приехали в Форос в 1988 г. в первый раз, о его местонахождении ничего и нигде не сообщалось. М. Горбачев и его супруга были вынуждены отдыхать в одиночестве, да они и по характеру не были особенно гостеприимны. Поэтому они не стали приглашать в свою новую резиденцию ни иностранных руководителей, ни членов Политбюро, как это любили делать Никита Хрущев и Леонид Брежнев, превращавшие раз или два в год именно Крым в место наиболее доверительных переговоров. Да и роскошь форосского дворца могла скорее вызвать недоумение или зависть, чем расположение к его хозяину. Непросто было совместить этот новый образ жизни главы советского государства с начавшейся в стране борьбой против неоправданных привилегий людей власти. Сам Горбачев говорил, что Форос не его собственность, а государственное имущество. Но весь этот дворцовый комплекс строился под вкусы и даже под структуру семьи самого Горбачева. Большую часть года форосская резиденция пустовала, но за ней надо было следить, поддерживая всю сложную инфраструктуру, заменяя смытую в море землю и высаживая новые деревья.
Первые корреспонденты смогли побывать в Форосе только 21 августа 1991 г., они прилетели сюда вместе с вице-президентом России Александром Руцким и Евгением Примаковым. Более подробные репортажи и фотографии из Фороса были опубликованы в 1992 – 1994 гг. Как писал один из журналистов, «в XX веке на Южном берегу Крыма было построено всего два чуда архитектуры – Ливадийский дворец императора Николая Второго и шикарная вилла Горбачева в Форосе с революционным именем “Заря”»[215]. «Я знаю и видел все государственные дачи всех генеральных секретарей за время Советской власти, – писал позднее начальник личной охраны Горбачева генерал-майор Владимир Медведев. – Форосская – вне конкуренции. Храм вырос на диво. Объект «Заря» – так значились эти царственные владения в документах КГБ. Сколько вбухали сюда народных денег – непостижимо»[216]. По документам, которые представлялись к оплате военными строителями, стоимость резиденции в Форосе не превышала 100 миллионов рублей. Однако по подсчетам бывшего министра финансов и бывшего премьера СССР Валентина Павлова, который хорошо знал, как составляются подобные документы, стоимость строительства в Форосе была никак не менее 850 миллионов рублей по ценам 1986 г., когда один рубль приравнивался в расчетах Центрального банка СССР к 1,3 доллара. А сколько все это стоило стране вместе с дворцом в Мюссере и с обслуживанием?! Поражен был размахом и роскошью новой резиденции Горбачева и его неизменный помощник Анатолий Черняев, который проводил летние месяцы рядом с шефом. Он записывал в сентябре 1988 г. в своем дневнике: «Дача Брежнева в Ливадии – пошлый сарай по сравнению с тем, что изготовлено здесь на колоссальной территории от Тоссели до мыса Сарыч. Зачем ему это?»[217]. Позднее Черняев признавал, что именно в Форосе у него впервые появились мысли о «личностно-семейном шлейфе» великого исторического подвига Горбачева. Да, конечно, в 1986 г., когда начиналось строительство в Форосе и Мюссере, мысли о демократии, гласности и борьбе с неоправданными привилегиями еще не очень беспокоили Горбачева. Но что было делать в 1988 – 1989 гг., когда новые дворцы были уже готовы? Не отдавать же всю эту роскошь военным ветеранам, как это было сделано с дачами № 1 и № 2 близ Ялты и с ливадийской резиденцией Брежнева. У ветеранских организаций просто не было сил и средств для поддержания всех этих роскошных владений в нормальном состоянии. Приходилось просто скрывать место отдыха от назойливых журналистов.
Не было ни одного журналиста и 4 августа на аэродроме в Крыму, где Президента СССР встречали руководители Украины, Крыма, Севастополя, командующий Черноморским флотом, генералы и адмиралы, – все как обычно. Уже на следующий день Горбачев вместе с семьей плавал в море, загорал на пляже, гулял по аллеям искусственного парка. Работал Горбачев в Форосе не очень много, больше спал. Он звонил многим лицам: шла подготовка выступления Президента СССР на процедуре подписания Союзного Договора, разрабатывался сценарий самой этой процедуры, вплоть до того, в каком прядке будут сидеть за столом при подписании Договора делегации от республик. Именно этот вопрос обсуждался по телефону с Ельциным 14 августа. Российский президент отвечал невпопад, он думал о чем-то другом, и Горбачеву показалось, что Ельцин колеблется. «Понимает ли Горбачев, – неожиданно спросил Ельцин, – каким атакам он, Ельцин, здесь подвергается?» «Борис Николаевич, – сказал Горбачев, – мы не должны ни на шаг отступать от согласованных позиций, с какой бы стороны их ни атаковали. Нужно сохранять хладнокровие»[218]. Ельцин на самом деле испытывал в эти дни большое давление со стороны радикалов из своего окружения, особенно активны были Юрий Афанасьев и Галина Старовойтова. Но и у самого Ельцина было немало сомнений. Союзный Договор казался ему новыми путами, ловушкой на пути к власти в России. Он начинал думать о новых условиях и оговорках. На следующий день начались переговоры о визите Ельцина в Казахстан, где он рассчитывал поговорить не только с Н. Назарбаевым, но и с лидерами республик Средней Азии. Согласовывать программу этого визита с Горбачевым Ельцин не счел необходимым.
Тревога в Москве растет
Во время отпуска Горбачева первыми лицами в Москве становились вице-президент СССР Геннадий Янаев и председатель Кабинета министров СССР Валентин Павлов. Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов также ушел в отпуск и улетел отдыхать на Валдай. Во главе ЦК КПСС Горбачев оставил члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС Олега Шенина. Заместитель Генерального секретаря ЦК Владимир Ивашко был болен и находился в больнице. Но немалая реальная власть оказалась в эти дни в руках еще нескольких человек, которые были к тому же самыми решительными противниками Союзного Договора. Речь идет о Председателе КГБ СССР Владимире Крючкове, министре обороны СССР маршале Дмитрии Язове, секретаре ЦК КПСС и заместителе председателя Совета Обороны при Президенте СССР Олеге Бакланове и о руководителе аппарата Президента СССР и помощнике Генерального секретаря ЦК КПСС Валерии Болдине. Болдин был мало известен общественности, однако он работал помощником Горбачева еще с 1981 г. Поэтому для многих высших должностных лиц страны участие Болдина в событиях августа было признаком согласия на предстоящие действия самого Горбачева. Эти люди и раньше получали нередко указания и распоряжения президента и генсека не от него лично, а от руководителя его канцелярии. Дел было так много, а положение в стране было столь тяжелым, что многим казалось, что Горбачев намеренно и демонстративно ушел в отпуск в решающие недели, чтобы развязать руки своим ближайшим соратникам.
Инициатива первых встреч и разговоров о судьбе Советского Союза после подписания Союзного Договора исходила главным образом от В.А. Крючкова. Однако он не был главной фигурой развернувшихся вскоре событий. Такого лидера в августовской Москве вообще не было, и никто на эту роль не претендовал. Но Крючкову было легче и проще проводить разного рода консультации, не привлекая чрезмерного внимания. К тому же он располагал наибольшей информацией о положении дел в обществе, в государственном аппарате и в российском руководстве. Еще перед тем как сесть в самолет, направлявшийся в Крым, Горбачев сказал провожавшему его Крючкову, имея в виду главным образом деятельность Б. Ельцина: «Надо смотреть в оба. Все может случиться. Если будет прямая угроза, то придется действовать». Примерно то же самое Горбачев сказал и Янаеву: «Геннадий, ты остаешься на хозяйстве. При необходимости действуй решительно, но без крови». На заседании Кабинета министров, который собрался в неполном составе 3 августа, Горбачев также сказал: «Имейте в виду, надо действовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдем на все, вплоть до чрезвычайного положения». В рамках этих именно поручений и прошла первая встреча В.А. Крючкова с маршалом Д.Т. Язовым на одном из секретных объектов КГБ на окраине Москвы. В этой встрече участвовали О. Бакланов и В. Болдин. Это было вечером 6 августа 1991 г. Но уже на следующий день началась разработка первого варианта той системы мероприятий, которые были необходимы в случае чрезвычайного положения. Технические детали этой системы мероприятий Д. Язов поручил разработать командующему воздушно-десантными войсками Советской Армии генералу Павлу Грачеву, который был назначен на этот пост лишь в начале 1991 г. От КГБ в этой работе участвовал заместитель начальника ПГУ КГБ и недавний помощник В. Крючкова генерал В.И. Жижин. Через несколько дней в эту работу включились и специалисты из МВД СССР. Сам министр внутренних дел СССР Борис Пуго находился на отдыхе в Крыму, но он был достаточно хорошо информирован о положении дел в стране и в Москве, и его настроения мало отличались от настроений Д. Язова и В. Крючкова. В течение следующих 7 дней – от среды 7 августа до среды 14 августа – в работу по подготовке документов и конкретных мероприятий, связанных с введением в стране чрезвычайного положения, включалось все больше и больше людей на разных уровнях, но главным образом из силовых ведомств. Крючков, Язов, Бакланов, Шенин, Янаев, Болдин, Павлов и другие почти ежедневно звонили Горбачеву в Форос, информируя его о ситуации в стране и в Москве. Президенту не сообщали разного рода технических подробностей о подготовке чрезвычайного положения в СССР, но речь шла о том, что ситуация выходит из-под контроля. Все собеседники и с той и с другой стороны понимали, к чему идет дело, но никто не хотел принимать окончательного решения. Горбачева очень раздражали телефонные звонки его соратников и их намеки. Он уже все почти решил для себя и обдумывал самые крупные перемены в своем окружении. Поэтому он уходил от ответа, ссылаясь на плохое самочувствие и обострение радикулита.
![Сергей Кремлев - Великий и оболганный Советский Союз [22 антимифа о Советской цивилизации]](/uploads/posts/books/183989/183989.jpg)
