Игооь Лавровский - Перенастройка. Россия против Америки
РОССИЯ В ПРОРУБИ
Слоеная цивилизация
Если есть нация — должна быть цель, т. е. некий смысл ее существования как единого целого. Минимальная национальная цель, которая дает ей шансы на выживание, — это защита своего языка, культуры и религии. Множество наций мира имеет только эту цель. Уберите ее — и нации не будет. Более крупные нации имеют более развитые и далеко идущие цели. Они не ограничиваются обороной, а ведут экономическую и культурную экспансию. Это не только США, но и Франция, Китай, Иран, Польша и другие страны.
Постановка недостижимой цели способна привести к национальной катастрофе. Идеологема «Москва — Третий Рим» с ее панславизмом в свое время вызвала в Петербурге болезненный интерес к Балканам и к перспективе захвата Константинополя, материализовавшийся участием в ненужной России войне и государственным крахом 1917 года. В отличие от успешных войн XIX века со старомодной полиэтнической Османской империей в войнах начала XX века Россия столкнулась со сплоченным европейским и азиатским национализмом, которому царская система власти и раздираемое противоречиями российское общество не смогли ничего противопоставить.
Интернационалистские установки коммунистов на глобальную гегемонию или, хотя бы, «стратегический паритет» с богатейшими странами Запада вызвали перенапряжение советской экономики в непосильной гонке вооружений, растрату ресурсов на поддержание вечно голодных «братских» режимов и хроническое недоинвестирование собственного народного потребления. Закончился этот дранг нах…[10] «величайшей геополитической катастрофой XX века» по определению Владимира Путина. Не помогло коммунистам и то, что обещанный ими к 1980 году коммунизм так и не наступил.
В эпоху кризиса границы культурно-экономических ареалов крупных держав изменяются. Кто-то расширяется, а кто-то теряет свои позиции. В последние годы, несмотря на прилив денег к рукам, Россия растеряла влияние даже на ближайшее географическое окружение. Значительная часть экономической и культурной элиты покинула страну полностью или частично. Судя по направлению вектора экономического и культурного влияния страны, прогноз для России неблагоприятный. Кризис ставит под вопрос саму возможность самостоятельного существования страны. Ибо самостоятельное существование требует наличия самостоятельных источников такого существования.
Постсоветская Россия усердно конвертировала советские стратегические резервы — металлы, промышленные полуфабрикаты, горюче-смазочные материалы, — произведенные на случай перерастания холодной войны в горячую, в преходящие блага цивилизации — в автомобили, срок службы которых 5 — 10 лет, в компьютеры и сотовые телефоны, которые живут два-три года, одежду, которая морально устаревает за один-два года, в продукты питания, которые потребляются за дни, недели и месяцы. Миллионы квадратных метров коммерческой и жилой недвижимости возведены на инфраструктуре, которая устарела еще лет двадцать тому назад. Мы хотели сегодня, мы хотели сейчас. И мы получили эти «сегодня» и «сейчас». Что будет завтра… — об этом нам скажут завтра по телевизору. Но это «завтра» зависит от того, что мы думаем о нем и делаем для него сегодня.
Хроническая разруха в головах начинается с самого корневого — с определения места России в мире, с самоидентификации. Ни российский истеблишмент, ни интеллектуальная верхушка никак не могут решить — европейцы они или нет. Три века Россию разрывает между славянофилией и европоманией. При этом ни разу не натолкнулись на взаимность — с Европой раз в столетие ведем тотальные войны, а славяне регулярно способствуют развалу создаваемых Москвой и Петербургом избыточных геополитических конструкций — от убийства эрцгерцога Фердинанда до забастовок Леха Валенсы. Польша, а теперь и Украина, а за ними Белоруссия стремятся к конкуренции с Россией, а не к «единению славянских народов». Александр Солженицын с его панславизмом ошибся насчет тяги славян к единению — это как раз азиатское «подбрюшье», по его определению, оказывается куда более склонным к вступлению в связь с матушкой Россией.
Сэм Хантингтон в своем бестселлере «Столкновение цивилизаций» высказывается однозначно: Россия — не Запад. Россия — это Ортодоксальная цивилизация, особый Мир Православия[11] вместе с Грецией, Сербией, Румынией, Болгарией, Арменией и половиной Украины. Но на наш взгляд, Хантингтон сильно упростил ситуацию. В России не одна, а несколько цивилизаций, находящихся друг с другом в шатком равновесии и неутихающем явном или тайном противоборстве. Классические трехвековые метания между Востоком и Западом вызывают у российского двуглавого орла что-то вроде шизофренического остеохондроза именно от неспособности свести воедино несводимое.
Гигантская страна, одновременно граничащая с Финляндией и Японией, между которыми 10 часов лету, не может себя никуда пристроить — в Европу не приглашают, Азию не принимаем. С одной стороны, хотим быть частью европейской цивилизации, а значит, стать меньше, чем Европа, или же натянуть на себя Европу (второй вариант не очень привлекает европейцев), с другой — мировым полюсом, т. е. быть силой, по меньшей мере, равной Европе.
В России распространена идиосинкразия по отношению к экспорту сырья. Но в то же самое время иностранцам без боя отдается внутренний рынок, и в результате страна лишается шансов на развитие обрабатывающего сектора. С подозрением относимся к преувеличенной гиперактивным западным и собственным PR-ом силе российского государства, но с еще большим подозрением — к собственным соседям по подъезду, от которых всегда готовы искать защиты у того же ненавидимого прокуратора.
Всегда готовы клюнуть на экзотическую наживку, особенно импортную. Нанотехнология — как эротично! В голую идею ассигнуется куча денег, при этом немедленно обнаруживается, что реальных проектов для инвестирования нет. Здесь очень кстати наступает кризис, и нанотехнологи с облегчением возвращают ассигнованное государству для использования на сиюминутные нужды.
Прогрессивная общественность с непонятной настойчивостью требует немедленного введения гражданского общества — при своей полной собственной неспособности к самоорганизации. В результате теперь уже Кремлю приходится организовывать в общество граждан, которые в теории хотят быть сознательными и организованными, но палец о палец для этого не соударяют.
Удивительна, особенно для внешних наблюдателей, российская ненависть к самим себе, к своей власти и к своему прошлому. Практически каждый новый царь в их долгой тысячелетней последовательности какое-то время терпит, а потом все же срывается на идейное ниспровержение предшественников, подрывая при этом собственный фундамент исторической преемственности. Самые великие лидеры в истории России приобрели сомнительный статус, так как им удавалось выйти за очерченные великими державами пределы, а российская элита всегда стремится не столько к экспансии, сколько к чужому одобрению.
Отсутствует реализм в оценке собственных возможностей и присутствует огромный дисбаланс между посредственными возможностями и непосредственностью в желаниях. Все это создает пеструю идейную кашу, из которой трудно выловить что-то более или менее когерентное, за что можно зацепиться в поисках оснований для конструирования образа будущего.
Может ли Россия стать мировым полюсом? Зададим себе вопрос: а в чем именно? Мир велик, и нельзя быть первым во всем. В экономике? Очевидно, нет, по крайней мере в обозримом будущем мы не сможем. Мы слишком сильно уступаем Штатам, Европе и Китаю. В стратегических наступательных ядерных вооружениях? Уже и пока являемся. Мы можем перестать быть мировым полюсом в этой области, стоит только миролюбиво разоружиться на радость международной общественности. В энергетике? Мировым — нет: ресурсов, денег и власти на это не хватает, — но региональным уже являемся. В инновациях? Смотря в каких областях. Если в производстве вооружений, то да. Если в производстве компьютеров нового поколения, то нет. И так далее. Реальная картина не вписывается в ни в черно-белую, ни в бело-розовую идеологические схемы.
Мы хотим всего и сразу. Внешнеторгового профицита, как у Китая, мирового влияния, как у США, haute couture[12], как у Франции, промышленной технологии, как у Японии. Поскольку это невозможно, то и позитивного удовлетворения букета желаний дождаться невозможно. Ведется виртуальная гонка за ускользающей целью. Поэтому терапия национальной шизофрении, которую впервые диагностировал еще Эрик Фромм, посетив нашу страну, возможна только путем приведения желаний и национальной самоидентификации в примерный баланс с располагаемыми возможностями и с их разумной будущей оценкой. Тогда можно будет надеяться на постепенное затухание экзальтированного желания быть «сверхдержавами» и «римами» с его постоянной и ненасытной неудовлетворенностью и на усиление позитивного самоощущения. Нужен сеанс национальной бухгалтерии по методу Робинзона Крузо, считавшего баланс между «хорошо» и «худо», терапевтической национальной медитации.
