Михаил Черноусов - Советский полпред сообщает…
В середине мая он посетит Москву и будет говорить о сотрудничестве. В те же дни Франсуа-Понсе добьется приема у Гитлера и заявит ему, что Франция в любой момент откажется от пакта с СССР ради соглашения с Германией.
На обратном пути из Москвы Лаваль остановится в Варшаве для участия в похоронах Пилсудского. Он воспользуется случаем, чтобы разъяснить своему польскому коллеге Беку: франко-советский пакт подписан не ради сотрудничества с СССР, а для того чтобы предупредить какое-либо сближение между Германией и Советским Союзом. В Варшаве Лаваль встретится с Герингом. Запершись в номере гостиницы «Европа», они будут два часа обсуждать планы расширения франко-германских контактов. По возвращении в Париж он скажет своему Другу:
– Я подписал франко-русский пакт, чтобы иметь больше преимуществ, когда буду договариваться с Берлином.
«Договориться с Берлином» – об этом думал Лаваль. Сговор с Гитлером – в этом видели свою цель и реакционные политики Англии. Западные державы продолжали политику попустительства агрессорам. Германия быстро вооружалась с помощью и с благословения западных монополий и правительств. С согласия Англии и Франции в январе 1935 года состоялся плебисцит в Саарской области, находившейся после войны под контролем Лиги наций. Плебисцит должен был решить, сохранится это положение либо Саар войдет в состав Германии или Франции. В условиях гестаповского террора гитлеровцам удалось добиться нужного им исхода голосования: 1 марта Саарская область отошла к Германии. Английское и французское правительства отдали ее в надежде договориться с Гитлером по более крупным вопросам.
Берлин, вторник, 26 марта 1935 года
Гитлер пришел на переговоры в форме отрядов СА. Остальные были в штатском. Встреча проходила в кабинете Гитлера. Здесь когда-то работал Бисмарк. Это был огромный зал, отделанный деревянными панелями и заставленный массивной дубовой мебелью.
Напротив Гитлера сидели Джон Саймон и лорд-хранитель печати Антони Иден, тридцативосьмилетний потомственный аристократ с безупречными манерами, одетый, как всегда, с иголочки и по последней моде. В лондонских салонах высшего света Иден считался баловнем судьбы. О таких в Англии говорят: родился с серебряной ложкой во рту. Иден окончил Оксфордский университет, где изучал восточные языки. В 26 лет женился на дочери банкира и был избран в парламент. В 29 лет Иден, протеже видных консерваторов Стэнли Болдуина и Остина Чемберлена, стал парламентским секретарем министра иностранных дел, а в 34 – заместителем министра. Безотказный и надежный для консервативных лидеров деятель, скорее необычайно работоспособный, чем способный, – он работал до переутомления, а его жена называла себя «вдовой дипломата», – Иден сделал себе имя в Лиге наций и на Конференции по разоружению в Женеве. Там же он сделал первые шаги по пути «умиротворения» агрессоров. В 37 лет его назначили лордом-хранителем печати – министром без портфеля для специальных поручений и прикомандировали к Форин оффису.
В прессе Запада постепенно утверждалось нечто вроде культа Идена. Кому-то нравились гладкие речи молодого и элегантного министра. Кому-то пришелся по душе его стиль в одежде – газеты сообщали, в каких магазинах он покупает шляпы и галстуки. Кому-то импонировало, что у Идена прекрасная осанка, что он почтителен и всегда имеет наготове вежливое слово. Его уже прочили в лидеры консерваторов. Многие западные газеты рекламировали Идена как новую звезду дипломатии.
Осторожный в словах и поступках, Иден никогда не выдвигал спорных идей, не озадачивал своими действиями, не поражал остротой речей и всегда придерживался правила: приобретать друзей и не наживать врагов. Однако с сидевшим сейчас рядом Джоном Саймоном отношения у него не сложились. С тех пор как он, лорд-хранитель печати, стал как бы вторым руководителем Форин оффиса, в Англии оказалось два министра иностранных дел: «старший» министр – Саймой и «младший» – Иден.
Иден ревниво отметил про себя: Гитлер чаще обращается к Саймону. «Младшему» министру казалось, что у него не меньше оснований на внимание. Год назад, во время своего турне по европейским столицам, он побывал в Берлине и установил с Гитлером хороший контакт. Фюрер очень понравился Идену, отчасти, быть может, потому, что проявил к нему подчеркнутое внимание. Гитлер лично в сопровождении Геббельса, Гесса и Нейрата пришел в посольство на прием в его честь. Иден понимал, что удостоился этого не случайно: он был первым членом правительства, великой державы, который посетил Берлин для встречи с фюрером. Его визит был на руку новым руководителям Германии. Но тщеславие нашептывало ему: это и в его, Идена, честь пришел сам фюрер. Гитлер добавил ему известности, и Иден был доволен.
Нынешняя поездка должна была состояться еще две недели назад. Жаль, конечно, думал Иден, что Гитлер игнорировал французов – как-никак Лондон и Париж вместе в начале февраля предложили Германии новое всеобщее урегулирование взамен Версаля. Берлин предпочел иметь дело с каждой страной в отдельности.
И вдруг тщательно отработанные планы начали рушиться. Незадолго до поездки в Лондоне было объявлено, что Англия в связи с перевооружением Германии израсходует дополнительно небольшую сумму на оборону. Тотчас из Берлина в Форин оффис пришло уведомление: министров принять не можем, просим отложить визит, так как Гитлер простудился. Пришлось проглотить эту пилюлю.
9 марта Берлин объявил о существовании своей военной авиации, а 16 марта – о всеобщей обязательной воинской повинности и создании регулярной армии из 12 корпусов и 36 дивизий. Это уже «проглотить» было трудно. Одно дело покончить с Версалем совместно, с милостивого разрешения Лондона и Парижа, разрешения, которое они собирались дать. И совсем другое дело, когда Гитлер сам рвет Версальский договор. Французы в тот же день увеличили срок воинской повинности с года до двух. А в Лондоне решили заявить протест и… послать Саймона и Идена к Гитлеру, если тот больше не чихает. Гитлер больше не чихал.
Слушая его сейчас, Иден досадовал на Саймона, на себя и на все на свете: их поездка обернулась пощечиной британскому престижу. Она фактически означала, что Англия согласна с нарушением Германией договоров. И славы такая поездка не прибавит.
Иден попробовал выяснить отношение фюрера к идее Восточного пакта.
– Я предпочитаю двусторонние пакты о ненападении. А эти идеи о взаимопомощи, – Гитлер начинал распаляться, – мне абсолютно не нравятся. Какая взаимопомощь? Кто кому помогает? С какой стати Германии вступать в войну, если произойдет конфликт СССР с какой-нибудь страной. А такой конфликт произойдет! Если Германия – страна миролюбивая, то коммунизм – это воинствующая мировая религия! Укрепившись в СССР, коммунизм завоюет весь мир. Германия – вот главный страна и оплот европейской цивилизации. Поэтому мы должны вооружаться. Ни одна страна не вправе протестовать против действий Германии! Мы указываем миру путь к избавлению от величайшего проклятия! Наш флот должен составлять не менее тридцати пяти процентов британского, у меня есть тысяча самолетов и скоро будет 550-тысячная армия!
В конце своей тирады Гитлер перешел на крик. Идену стало не по себе.
– Мне бы хотелось коснуться вопроса об Австрии, – перевел разговор на другую тему Саймон.
– Об Австрии? – переспросил Гитлер. – Я не намерен сейчас поглощать, как пишет ваша пресса, Австрию. Но мы будем – и это наш святой долг – помогать австрийским национал-социалистам. Тем более что Австрия сама выражает желание присоединиться к Германии. А вообще Австрия для меня не проблема. Мне сейчас некогда заниматься Австрией, Чехословакией или Литвой. Будет время, я ими займусь.
Иден почувствовал в словах фюрера угрозу, но затевать спор было не в планах англичан.
– Не намерены ли вы вернуться в Лигу наций? – спросил Иден.
– Нет. Через полгода нам бы снова пришлось оттуда уйти. Мы можем вернуться только тогда, когда Германия достигнет полного равенства.
– Равенства – в каком плане?
– Равенства в глобальном контексте.
«Так, – сказал про себя Иден, – известная нам терминология. Он имеет в виду возвращение Германии колоний. Это уже прямая угроза британским интересам».
После беседы настроение «старшего» министра было неплохим. Саймон вынес впечатление, что с Гитлером трудно, но можно ладить. Нужны лишь гибкость и кое-какие уступки. «В каждом положении отыщется что-нибудь утешительное, если хорошо поискать», – вспомнил Саймон выражение Дефо.
Иден был настроен менее оптимистически. За прошедший после первой встречи год тон фюрера резко изменился. «Перевооружаются, – думал он, – в старом прусском духе». Сам по себе германский фашизм Идена не беспокоил, его беспокоило то, что Гитлеру, как он говорил, «не сидится дома, в Германии». Иден, привыкший к мысли о том, что он фигура историческая, решил: ничего хорошего его будущие биографы об этой поездке не напишут. На память пришла история, рассказанная ему в Форин оффисе. Когда в конце XVIII века в Китай прибыл английский посол, он должен был выполнить ряд действий, требуемых церемониалом. До Пекина он ехал в лодке, на которой висел плакат, гласивший, что посол едет платить дань Англии китайскому императору. На это он не обратил внимания, поскольку не знал языка. При вручении верительных грамот он должен был три раза становиться на колени и девять раз стучать лбом об пол. Император не мог взять грамоты прямо из рук посла. Посол нашел компромисс: стоял на одном колене, несколько раз кланялся, а затем преподнес свои грамоты в золотом ящике, из которого их и взял император. «На сей раз нечто похожее, – усмехнулся про себя Иден. – Только не в Пекине, а в Берлине».
