Джозеф Стиглиц - Глобализация: тревожные тенденции
Эти два института, которые публика часто путает, представляют собой резкий контраст, отражающий различия в их культурах, стилях и миссиях: один предназначен для ликвидации бедности, другой- для поддержания глобальной стабильности. Хотя оба института располагают командами экономистов, направляемых в развивающиеся страны в трехнедельные командировки, Всемирный банк много потрудился, чтобы обеспечить значительной группе своих сотрудников постоянное пребывание в стране, которой он намерен оказать помощь. МВФ же, как правило, держит там единственного «резидента-представителя» с ограниченными полномочиями. Программы МВФ обычно диктуются из Вашингтона и окончательно формируются в ходе краткосрочных командировок, во время которых сотрудники МВФ, удобно разместившись в пятизвездочных отелях столиц, изучают статистику в министерствах финансов и центральных банках. В этом различии есть нечто большее, чем символика: нельзя понять и полюбить народ, не побывав в его сельской местности. Безработицу нельзя рассматривать просто как статистику, как экономический «список потерь», непреднамеренных жертв, павших в борьбе против инфляции или за обеспечение возврата долгов западным банкам. Безработные ― это люди с семьями, жизнь которых не просто затронута, а иногда разрушена экономической политикой, рекомендованной чужеземцами, а в случае с МВФ ― жестко навязанной. Современные высокотехнологичные способы ведения войны разработаны так, что исключают телесный контакт: сбрасывание бомб с высоты 50 000 футов не создает у пилота ощущение совершаемого. Современное экономическое управление имеет аналогичный характер: из роскошного отеля человек бесстрастно навязывает политику, о которой дважды подумал, если бы лично знал людей, чьи жизни он разрушает.
Статистика подтверждает то, что наблюдают выезжающие из столиц в деревни Африки, Непала, Минданао или Эфиопии: разрыв между бедными и богатыми увеличивается, растет число тех, кто живет в абсолютной бедности, менее чем на доллар в день. Даже там, где была ликвидирована речная слепота, бедность сохранилась, несмотря на добрые намерения и обещания развитых стран в отношении развивающихся, бывших ранее их колониальными владениями.
Умонастроения не меняются по мановению волшебной палочки, и это справедливо для всех: и развитых, и развивающихся стран. Предоставление свободы развивающимся странам (обычно с минимальной подготовкой к самостоятельности) не изменило существенно взгляды их прежних колониальных хозяев; они по-прежнему считают, что все знают лучше. Колониальный менталитет ― «бремя белого человека», и презумпция, что они знают, как лучше для развивающихся стран, сохраняется. Америка, занимающая ныне доминирующее положение на мировой экономической сцене, имеет гораздо меньше колониального наследия, тем не менее ее верительные грамоты тоже замараны не столько ее «предначертанным судьбой» экспансионизмом[8], сколько «холодной войной», в которой принципы демократии компрометировались или игнорировались во всеохватывающей борьбе против коммунизма.
* * *
Вечером, перед тем как приступить к своим обязанностям в Банке, я дал последнюю пресс-конференцию в качестве председателя Совета экономических консультантов при президенте. Внутренняя экономика была под надежным контролем, и я чувствовал, что величайшие вызовы для экономиста лежат теперь в области нарастающей в мире бедности. Что мы могли сделать для 1,2 млрд. человек, живущих менее чем на один доллар в день, или 2,8 млрд., живущих менее чем на два доллара в день по всему свету, составлявших тогда 45 процентов населения Земли?
Что я мог бы сделать, чтобы мечта о мире без бедности осуществилась? Как мне подойти к реализации более скромной мечты о мире с меньшей бедностью? Эта задача имела три аспекта: продумать наиболее эффективные стратегии в отношении стимулирования экономического роста и сокращения бедности; работать с правительствами развивающихся стран для внедрения этих стратегий на местах; делать все возможное в развитых странах для продвижения интересов стран развивающегося мира и содействия им в открытии рынков или обеспечения более эффективной помощи. Я знал, сколь трудны эти задачи, но никогда не думал, что одно из главных препятствий, с которыми сталкиваются развивающиеся страны, является искусственным, абсолютно ненужным и находится прямо передо мной, через улицу, в моем «братском» институте ― в МВФ. Я предполагал, что далеко не все в международных финансовых институтах или в правительствах, их поддерживающих, озабочены целью ликвидации бедности, но мне казалось, что открытые дебаты о выборе стратегий возможны, ибо стратегии во многих областях оказывались непригодными, в особенности в области борьбы с бедностью. В этом отношении меня постигло разочарование.
ЭФИОПИЯ И БОРЬБА МЕЖДУ ПОЛИТИКОЙ И БЕДНОСТЬЮ
За четыре года пребывания в Вашингтоне я успел привыкнуть к странному миру бюрократов и политиков. Но только побывав в Эфиопии, одной из беднейших стран мира, в марте 1997 г., всего только в течение месяца по поручению Всемирного банка, я смог полностью погрузиться в удивительный мир политики и арифметики МВФ. Душевой доход в Эфиопии составляет 110 долл. в год, страна пострадала от засухи и наступившего затем голода, который унес 2 млн. жизней. Я встретился с премьер-министром Мелесом Зенави, который на протяжении семнадцати лет руководил партизанской войной против кровавого марксистского режима Менгисту Хайле Мариама. В 1991 г. бойцы Мелеса победили, и правительство начало тяжелую работу по восстановлению страны. Врач по образованию, Мелес изучил формальный курс экономики, поскольку понимал, что вывести страну из многовековой бедности можно только путем экономической перестройки; он проявил экономические знания и поистине творческие способности на таком уровне, что был бы первым в моем университетском потоке. Мелес продемонстрировал более глубокое понимание принципов экономики и, безусловно, больше знаний о положении в своей стране, чем многие международные экономические бюрократы, с которыми мне пришлось иметь дело в последующие три года.
Мелес соединял в себе интеллектуальные качества с цельностью характера, не оставлявшей сомнений в его личной честности; в адрес его правительства поступало сравнительно мало обвинений в коррупции. Его политическими оппонентами были главным образом столичные или местные группировки, длительное время находившиеся у власти, но с его приходом потерявшие ее. Они поднимали вопрос о его приверженности к демократическим принципам. Тем не менее он не был автократом старого типа. Мелес, как и его правительство, верил в необходимость процесса децентрализации, приближения правительства к народу и обеспечения тесной связи центра с автономными регионами. По новой конституции каждому региону даже предоставлялось право на отделение путем демократического волеизъявления. Это обеспечивало положение, при котором политическая элита в столице, невзирая на свои намерения, не могла пойти на риск и проигнорировать заботы рядовых граждан, а какая-либо одна часть страны навязывать свою точку зрения остальным. Правительство на деле выполнило свои обещания, когда в 1993 г. Эритрея объявила независимость. (Последующие события весной 2000 г., такие, как захват правительством университета в Аддис-Абебе и арест некоторых студентов и профессоров, показывают, сколь хрупкими являются в Эфиопии, как, впрочем, и везде, основные демократические права.)
Когда я прибыл в Эфиопию в 1997 г., Мелес был вовлечен в жаркий диспут с МВФ, и Фонд приостановил кредитную программу для страны. Макроэкономические «результаты» Эфиопии, на которых, как предполагалось, Фонд сосредоточивал внимание, были как нельзя лучше: инфляции не было, цены фактически падали, производство устойчиво росло после свержения Менгисту{4}. Мелес доказал, что при правильной политике экономика даже бедной африканской страны может испытывать устойчивый экономический рост. После многих лет войны и восстановления в страну начала возвращаться международная помощь. Однако у Мелеса возникли проблемы с МВФ. Спор шел не только о 127 млн. долл., предоставляемых МВФ по так называемой программе «Расширенное содействие структурной адаптации» (Enhanced Structural Adjustment Facility, ESAF) ― программе кредитования по сильно субсидированной процентной ставке самых бедных стран, но и о средствах, предоставляемых Всемирным банком.
МВФ играет особую роль в международной помощи. У него есть право анализировать макроэкономическую ситуацию каждого получателя помощи с целью проверки, живет ли страна по средствам. Если обнаружится, что это не так, неизбежно возникают неприятности. В краткосрочном аспекте страна может жить сверх своих средств, прибегая к займам, но в конце концов придет день, когда надо рассчитываться по долгам, и тогда наступит кризис. МВФ особенно озабочен инфляцией. В странах, чьи правительства тратят больше, чем собирают налогов и получают иностранной помощи, часто развивается инфляция, особенно если они финансируют свой дефицит при помощи печатного станка. Конечно, хорошая макроэкономическая политика имеет много других аспектов кроме инфляции. Термин макро относится к агрегированному поведению, общим уровням роста, безработицы и инфляции; страна может иметь низкую инфляцию, но при отсутствии роста и высоком уровне безработицы. Для большинства экономистов борьба с инфляцией ― не самоцель, а лишь средство достижения цели; это объясняется тем, что слишком высокая инфляция часто ведет к низким темпам роста, что в свою очередь создает высокую безработицу. Поэтому на инфляцию смотрят так неодобрительно. Однако МВФ, по-видимому, часто путает средства и цели, упуская при этом из виду конечный предмет заботы. Страна, подобная Аргентине, может получить рейтинг «А», даже если в ней уровень безработицы выражается двузначным числом, лишь бы ее бюджет внешне выглядел сбалансированным, а инфляция казалась контролируемой.
