А. Уткин - Правда об Ираке или Битва в Месопотамии
Империя держит марку – держит войска в долине Рейна («чтобы замкнуть Германию в ограничительных структурах и не позволить разрушить существующий политический порядок на европейском континенте»[296]), на Окинаве («против возвращения Японии к практике 1930-х гг.»[297]), а с недавних пор в Центральной Азии и в Закавказье. Она контролирует Ближний Восток, умиротворяет Балканы, разрешает конфликты в Карибском бассейне, в Колумбии, в Тайваньском проливе и на Корейском полуострове. «Ни одна нация, – напомнил urbi et orbi президент Дж. Буш-мл., – не может себя чувствовать вне зоны действия подлинных и неизменных американских принципов свободы и справедливости... Эти принципы не обсуждаются, по их поводу не торгуются»[298].
Применение силы в межгосударственных отношениях, характерное для начала XXI века, первоначально придало Соединенным Штатам уверенности. Влиятельный американский журнал «Форин афферс» так пишет о наглядной эффективности применения американской мощи: «Успех военной операции в Афганистане продемонстрировал способность Америки проецировать свою мощь на нескольких направлениях одновременно и без всякого напряжения; при этом она увеличила военные расходы до 476 млрд дол. У Америки воистину уникальное положение. Если скепсис кому-то не позволяет видеть формирование современными Соединенными Штатами жесткой однополярной системы, тогда этих скептиков уже ничто не сможет убедить». Сомнения отставлены.
Идеологи гегемонии органически не выносят критики «единоначалия»: они утверждают, что со времен Геродота однополярность в мире – явление положительное, она приносила не только угнетение, но и порядок, своего рода справедливость, сдерживание разрушительных сил. Поэтому не стоит казнить себя. «Соединенные Штаты, – убеждает американский исследователь М. Гленнон, – делают то, что делала бы любая держава в сходных обстоятельствах – ставят собственные национальные интересы выше неясно очерченных „коллективных“ интересов – если эти интересы сталкиваются между собой; они делают это с меньшим лицемерием и с более очевидным успехом... В реальном мире нации защищают, прежде всего, свои собственные интересы»[299]. Действовать во имя неких абстрактных общих интересов – будь то интересы Запада или всеобщее братство людей – просто иррационально. Не следует гоняться за химерами, следует хранить и защищать свои собственные национальные интересы. В международной системе, где жизнь жестока, грязна и коротка, ставить предполагаемые коллективные интересы над конкретными национальными интересами могут лишь сумасброды, погрязшие в иррациональности.
Унаследовав от «холодной войны» масштабные союзы, военную мощь и несравненную экономику, Америка имеет все основания верить в однополярный мир. Помогает глобализация и сложившаяся в развитом мире взаимозависимость. «Создавая сеть послевоенных институтов, Соединенные Штаты сумели вплести другие страны в американский глобальный порядок... Глубокая стабильность послевоенного порядка – резюмирует известный социолог Дж. Айкенбери, – объясняется либеральным характером американской гегемонии и сонмом международных учреждений, ослабивших воздействие силовой асимметрии... Государство-гегемон дает подопечным другим странам определенную долю свободы пользоваться национальной мощью в обмен на прочный и предсказуемый порядок»[300].
Единственный подлинно дебатируемый вопрос: насколько долго будет существовать америкоцентричная система[301]. Историк Пол Кеннеди ввел в обращение термин перенапряжение. Но к Америке это пока не относится. Разве военные расходы, составляющие всего 3,5 (!) процента валового национального продукта США, не стоят феноменального глобального влияния?
Огромность исторической трансформации завораживает, оставляя в ступоре даже многих идеологов американского глобального преобладания. «Придя в себя» они разворачивают настоящий общенациональный спор относительно оптимальной стратегии гегемона. Среди дебатируемых вопросов определение того, какую степень мирового контроля Соединенные Штаты посчитают достаточной; как, и в какой форме Америка намерена провести революционные преобразования в целях упорядочения мира по-своему, может ли (и когда) занятие доминирующих мировых позиций превратить Америку в «удовлетворенную» сверхдержаву, решительно охраняющую статус кво[302].
Итак, В Вашингтоне решили на первом этапе гнать в пустыни «террористов» – всех несогласных, на втором этапе постараться трансформировать политический ландшафт Ближнего Востока в духе, близком к обществу массового потребления Запада. А на третьем этапе «вписать» Ближний Восток в общемировую экономику.
Война в Ираке обходится американскому народу в 5,6 млрд дол. в месяц, здесь уже погибли более 3 тысяч американцев, а конца кровопролитию не видно. США завязли в песках Месопотамии тогда, когда их мощь должна показать себя визави Китая и Европейского Союза.
Аналогия с Вьетнамом напрашивается все больше. Бывший военный министр Мелвин Лэйрд пишет в «Форин Афферс», что «во Вьетнаме и Ираке наши противники действуют сходным образом. Они хотят ослабить нашу волю продолжать борьбу и внушить как можно большему числу американцев мысль, что продолжение войны не стоит потерянных жизней американцев и затраченных на нее денег». Но не все согласны. «Неоконы» отметают всякие аналогии с Вьетнамом, они напоминают, что во время покорения иракского восстания в 1920 г. англичане потеряли более 500 солдат – гораздо больше, чем (пока) сегодня в Ираке.
Но, если потери в Ираке не прекратятся, а миллиарды долларов, выделенных Ираку не стабилизируют там обстановку; если ценой борьбы с горцами будет кризис НАТО, если вместо демократии в новом Ираке воцарится режим шиитских аятолл, когда престижу Соединенных Штатов в мире будет нанесен жестокий урон, тогда Америка будет искать «козла отпущения». И она уже знает как его зовут.
Много цивилизаций видели берега Тигра и Евфрата, их подъем и падение. Впервые здесь видят попытку принести новую цивилизацию на броне танков. Слоны, верблюды, танки. Но цивилизационный код – это нечто покрепче брони и поддается пересмотру только при помощи времени и благоприятных перспектив. Имперский наскок грозит обернуться провалом.
Приложение
Мировое мнение
Уроки, которые Запад должен извлечь из смерти тирана («The Observer», Великобритания)
Мэри Ридел (Mary Riddell), 04 января 2007Вторжение Запада в Ирак стало фиаско, наше нежелание действовать в других частях света также обернулось катастрофой.
Может быть, кому-то и показалось, что в его глазах стоял страх. Трудно сказать наверняка. Саддам Хусейн спокойно взошел на виселицу. Учитывая всю важность факта его казни, само событие почти разочаровало. И если в момент смерти великий тиран и массовый убийца, казалось, стал меньше ростом, то же можно сказать и о тех, кто первыми приложили руку к его падению.
Там, за тенью совершенных им зверств, маячит ущербный евангелизм оккупантов, которые пришли, чтобы свергнуть его. Им это удалось, но какой дорогой ценой дались им эти надгробные плиты. Тысячи мирных жителей Ирака погибли с начала вторжения, и еще многие найдут свою смерть до начала Нового Года. В тот день, когда над Багдадом занялась еще одна кровавая заря, последним реквиемом Саддаму послужил отголосок свиста пуль и плача обездоленных.
Многие из его бывших подданных вспомнили другую казнь. Тогда опьяненная атмосферой праздника, кучка гуляк надела петлю на шею статуи Саддама, а ее лицо американский морской пехотинец накрыл флагом США. Дело было в апреле 2003 года, и многие тогда считали, что войне пришел конец. В действительности, крушение его образа явился символом конца одних событий и начала других: краха спеси неоконсерваторов и их мировоззрения; зарождения беззакония и невыдуманной угрозы; постепенной эрозии важных норм правосудия.
Не нужно было вешать Саддама. Прервать его жизнь с помощью негуманной казни, жестокого поступка, на которые он сам в свое время был так щедр, явилось еще одним попранием прав человека. Но, в конце концов, его смерть представляется скорее бессмысленной, чем жестокой. Президент Буш в день, когда был подписан смертный приговор, лег спать пораньше. Тони Блэр не спешил прокомментировать случившееся из дома в Майами, где он проводил каникулы. Да и что еще можно было сказать? Смерть Саддама является скорее эпитафией безумию Запада, чем справедливым возмездием за кровожадность тирана. Нелицеприятная правда заключается в том, что в конечном итоге он преподал нам более важный урок, чем мы ему.
