Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года
До декабря 1825 года оставалось пять лет…
Немного найдётся современников Александра I, оставивших воспоминания о его времени, кто бы не написал о подозрительности и мстительности императора. Притом, отдавая должное его внешней привлекательности и умению казаться доброжелательным, большинство расценивало его мстительность и жестокость хуже отцовской. Павел Петрович был суров, да отходчив. Александр Павлович, похоже, прощать не умел. Это его качество в полной мере испытали на себе семёновцы.
Время всё добавляло и добавляло разочарований в когда-то искренне почитаемом императоре. Ссылка Пушкина вызвала гнев не такой уж большой группы людей, тех, кого называют интеллектуальной элитой: его имя в то время не было ещё широко известно.
Та же элита была потрясена и судьбой Петра Яковлевича Чаадаева. Блестящий молодой офицер Семёновского полка за три года до событий в этом полку был назначен адъютантом командира Гвардейского корпуса, в который входил Семёновский полк, генерал-адъютанта Иллариона Васильевича Васильчикова. Неудивительно, что именно Чаадаева командир корпуса направил в Троппау для подробного доклада царю о событиях в полку. Чаадаев поручение выполнил. Его разговор с императором длился необычно долго: больше часа. Судя по тому, что молодой офицер, которому прочили самую успешную карьеру, после этой поездки подал в отставку и был уволен от службы, разговор с государем был трудный.
Неожиданная отставка Чаадаева вызвала множество слухов. Те, кто хорошо знал Петра Яковлевича, были уверены: он не считал возможным продолжать службу после наказания близких друзей из восставшего полка. Была и ещё одна версия, с последней легко совместимая: император сказал нечто (сделал какое-то предложение), вызвавшее у Чаадаева отторжение, сделавшее службу невозможной.
Сохранилось письмо Чаадаева тётушке, с которой он был откровенен: «Я счел более забавным пренебречь этою милостию, нежели добиваться её. Мне было приятно выказать пренебрежение людям, пренебрегающим всеми… Мне ещё приятнее в этом случае видеть злобу высокомерного глупца». Здесь есть о чём призадуматься…
Должны были заставить призадуматься (на этот раз – самого государя) настроения, не просто порой возникавшие, но к концу царствования прочно укоренившиеся среди близких ко двору государственных и военных деятелей. Николай Семёнович Мордвинов, Алексей Петрович Ермолов, Павел Дмитриевич Киселёв, Арсений Андреевич Закревский – люди, известные всей России, позволяли себе открыто порицать действия Александра, которые, по их мнению, противоречили интересам России. В первую очередь это касалось внешней политики, в особенности отказа помочь единоверцам-грекам, восставшим против турецкого владычества. Неслучайно декабристы намечали включить Мордвинова, Ермолова, Киселёва в состав Временного революционного правительства.
О том, как влияло поведение уважаемых всей страной людей на настроения членов тайных обществ, рассказал в «Записках декабриста» Дмитрий Иринархович Завалишин: «Все рассказы и скандальные анекдоты, подкопавшие окончательно прежнюю популярность Александра I, выходили от лиц, нисколько не принадлежавших к разряду тех, которых называли либералами, а между тем эти “свои” не могут себе и представить, до какой степени воспламеняли они этими рассказами именно самые чистые и искренние молодые умы и сердца, до какой степени возбуждали негодование и способствовали к превращению общелиберальных стремлений в революционное движение».
Можно привести ещё немало причин, отталкивавших людей независимых и порядочных от императора. Но наверняка одной из главных был Змей. Так и в народе, и в самом избранном обществе называли царского фаворита Алексея Андреевича Аракчеева. Генерал от инфантерии Арсений Андреевич Закревский открыто именовал его «Чумой», «единственным государственным злодеем» и «вреднейшим человеком в России». Известна исчерпывающая характеристика, которую дал Аракчееву Александр Сергеевич Пушкин:
Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель,
А царю он – друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести,
Кто ж он? Преданный без лести
Б… грошевой солдат.
Правда, позднее, уже при Николае Павловиче, отставленный со всех постов Аракчеев вызывал у поэта если и не симпатию, то несомненный интерес. Узнав о кончине графа, Пушкин писал жене: «Об этом во всей России жалею я один – не удалось мне с ним свидеться и наговориться».
Аракчеев, двадцатитрёхлетний артиллерийский офицер, на редкость исполнительный и дисциплинированный, появился при дворе и был представлен наследнику престола ещё в екатерининские времена.
На следующий день по восшествии Павла на трон Аракчеев уже комендант Петербурга и командир лейб-гвардии Преображенского полка, которым командовал когда-то сам Пётр Великий. Карьера фантастическая. Но и оборвалась она разом: непредсказуемый император разгневался на своего любимца и запретил ему жить в Петербурге.
Только в 1803 году новый император повелел Аракчееву вернуться ко двору и назначил инспектором всей артиллерии. Доброе слово об Алексее Андреевиче услышать и при его жизни, да и сейчас весьма затруднительно. Но если быть объективным, нельзя не признать, что именно он вывел русскую артиллерию на первое место в Европе, а потом, став военным министром, провёл в армии реформы, которые реально способствовали успехам в борьбе с Наполеоном. Так что презрение, с которым относились к нему многие боевые офицеры, не вполне заслуженно. Да, он, что называется, не нюхал пороху, да, трудно вообразить, что могло бы заставить его приблизиться на расстояние выстрела к полю боя. Но организатором-то и теоретиком был выдающимся. Этим, к сожалению, исчерпывается всё доброе, что сделал он для России.
Дальше – зло. Аракчеев буквально поработил Александра. Именно ему доверял «кочующий деспот» управление государством в своё отсутствие. А поскольку это отсутствие преобладало над присутствием, то Алексей Андреевич бесконтрольно и единовластно руководил Государственным советом, Кабинетом министров и Собственной Его Величества канцелярией. Даже люди уважаемые и высокородные не имели возможности побеседовать с государем по жизненно важным для страны вопросам: единственным докладчиком по государственным делам стал Аракчеев. Он превратился в полномочного посредника между государем и государством.
Любопытно, почти все мемуаристы свидетельствуют о редкостном лицемерии Александра Павловича. Но Алексей Андреевич в этом ему едва ли уступал. Здесь уже ни к чему свидетели (они, как известно, в большинстве своём графа недолюбливали, поэтому на их объективность рассчитывать не приходится), здесь – слово ему самому, точнее, его дневниковым записям [46] : «Сентября 6-го. В сей день, 1809 года, Государь Император Александр I изволил прислать к графу Аракчееву, по случаю мира со Швециею, с флигель-адъютантом, орден Св. Апостола Андрея Первозванного, тот самый, который изволил носить, при рескрипте Своём; оный орден упросил граф Аракчеев, того же числа в вечеру, взять обратно, что Государем Императором милостиво исполнено…» «Декабря 12-го, 1815 года, Государь Император Александр I изволил давать графу Аракчееву звание статс-дамы для его матери, но граф оного не принял и упросил оное отменить».
Действительно, без лести предан! Другие за орден, за звание душу продать готовы, а он… И Александр, недоверчивый, коварный Александр – верил. Только в самом конце жизни… Впрочем, об этом расскажу, когда придёт время.
А пока ещё дневниковая запись (в ней – явное проявление мании величия): «Июня 17-го дня, 1812 года, в городе Свенцянах призвал меня Государь к себе и просил, чтобы я опять вступил в управление военных дел, и с оного числа вся Французская война шла через мои руки, все тайные донесения и собственноручные повеления Государя Императора».
Ну, насчёт того, что вся Французская война шла через руки Аракчеева, вполне можно язвительно иронизировать. А вот то, что всё, связанное с военными поселениями, шло через всесильного фаворита, не поспоришь. Александр Павлович, человек, в общем-то, доверчивостью не страдавший, доверял Аракчееву абсолютно. Да и как усомниться, как не поверить таким вот искренним словам любви? «Позвольте, всемилостивый Государь, и мне сказать с прямою откровенностию, что любовь и преданность моя к Вашему Величеству превышали в чувствах моих всё на свете, что желания мои не имели другой цели, как только заслужить одну Вашу доверенность, не для того, чтобы употребить её к приобретению себе наград и доходов, а для доведения до Высочайшего сведения Вашего о несчастьях, тяготах и известных всей России обидах в любезном Отечестве».
И доводил. Всегда (разумеется, когда сам считал нужным и себе, любимому, полезным). Так, 13 июля 1825 года (Александру остаётся жить пять месяцев и шесть дней) Аракчеев известил монарха о желании унтер-офицера третьего украинского уланского полка Ивана Шервуда доложить о готовящемся заговоре против государя…
