Борис Кагарлицкий - Периферийная империя: циклы русской истории
К началу 70-х годов XX века Советский Союз, безусловно, мог бы считаться успешно развивающимся государством. По крайней мере, задачи, которые стояли перед страной в предшествовавший период, были успешно решены. Была завершена индустриализация, выиграна война, достигнут ядерный «паритет» с США, обеспечена всеобщая грамотность населения, создана, быть может, лучшая в мире система образования и передовая наука. На XX съезде Коммунистической партии Советского Союза ее новый лидер Никита Хрущев, подвергнув критике своего предшественника, породил целое поколение людей, для которых неприятие сталинизма было теснейшим образом связано с верой в советскую систему, доказавшую способность исправлять свои «ошибки». Как бы ни была ограничена свобода советских людей, перемены по сравнению со сталинскими временами были совершенно реальны, система эволюционировала от тоталитаризма к авторитаризму. Хотя большая часть институтов власти и контроля, созданных в 30-е годы, оставалась на своих местах, их давление на общество явно ослабело.
И все же, несмотря на видимые успехи, Советский Союз, уже начиная с 1959 года, сталкивался с возрастающими трудностями. Темпы роста экономики, все еще достаточно впечатляющие, начали неуклонно снижаться. Пробудившийся в условиях мирного времени потребительский спрос не удавалось удовлетворить, жизненный уровень рос медленнее, чем обещала партия, а главное, идеологические основы режима все более подвергались сомнению.
Парадоксальным образом Советский Союз оказывался жертвой собственного успеха. Централизованная система и мобилизационная экономика, созданные в 30-е годы в качестве советского ответа на вызов Великой депрессии, были эффективны во времена индустриализации и войны. Теперь, когда страна уже стала индустриальной, а жизнь вошла в мирное русло, эти методы просто не работали. Политические реформы 50-х и начала 60-х годов оказались недостаточны. Они раскрепостили людей, создав условия для открытого или полуоткрытого обсуждения проблем, но не создали механизма для решения этих проблем на практике.
Необходимость новых реформ не отрицалась и партийной верхушкой, провозгласившей в 1964-1965 годах, уже после смещения Хрущева, курс на создание более гибкой и децентрализованной системы управления экономикой.
Леонид Брежнев и его соратники, возглавившие КПСС в 1964 году, задним числом воспринимались как группа непробиваемых консерваторов, всячески пытавшихся остановить процессы демократизации общества и не допустить перемен ни в одной из сторон жизни. Однако в первые годы своего правление они вели себя совершенно иначе. Даже сам факт устранения Хрущева с руководящего поста в партии можно рассматривать как определенное доказательство демократизации: впервые в истории России ее лидер был снят мирным путем, а потеряв власть, не подвергся репрессиям.
Сторонники демократизации продолжали публиковаться в журнале «Новый мир». Экономическая реформа планировалась как новый, серьезный этап преобразований, ведущий не только к большей эффективности производства, но и к расширению демократии. Принято писать, что реформа 1964-1965 годов предполагала обеспечить «гармоничное» сочетание плана и рынка в экономике. Элементы рыночных отношений, однако, существовали в советской системе всегда, начиная с отмены «военного коммунизма». Основная задача реформы состояла не во внедрении рыночных элементов в советский экономический порядок, и даже не в расширении сферы действия этих рыночных отношений, а в том, чтобы использовать рыночные механизмы для децентрализации и демократизации процесса планирования. Но именно эта программа, отвечавшая интересам растущего слоя советских менеджеров среднего звена, да и трудовых коллективов в целом, была чревата ослаблением власти партийно-бюрократической элиты.
Насколько серьезными могут быть эти проблемы, стало ясно весной 1968 года, когда процесс экономических реформ, начатый по советскому образцу в Чехословакии, обернулся политическим кризисом. Общество стало стремительно меняться, приобретая черты демократического социализма, разительно отличающиеся от советской модели 30-х годов. Некоторое время руководство СССР колебалось. Однако к лету 1968 года стало окончательно ясно, что продолжение этого процесса чревато серьезными переменами во всем Восточном блоке, а затем и в Советском Союзе. Реформы в Чехословакии были подавлены военной силой, их сторонников заставили замолчать. А лидеры КПСС пришли к твердому убеждению, что любые серьезные перемены чреваты потерей политического контроля.
ЭРА СТАБИЛЬНОСТИВторжение советских войск в Чехословакию в августе 1968 года продемонстрировало, насколько партийное руководство СССР боялось реформ и связанных с ними политических рисков. И все же лишь задним числом можно было говорить, что отказ от реформ был окончательным. На самом деле, в 1968-1969 годах ситуация была далеко не столь ясной. Даже в Чехословакии советские лидеры не решились силой сместить со своих постов лидеров компартии. Двусмысленное положение сохранялось на протяжении почти года, в течение которого реформаторы сохраняли свои посты, оккупационные силы оказывали на них давление, а рабочие советы на производстве и студенческое движение настаивали на продолжении и даже радикализации перемен. В Венгрии экономические реформы и либерализация режима продолжались на условии того, что политическая монополия партии не будет ими затронута. В Польше в 1970 году советские лидеры допустили свержение партийного руководства в ходе рабочих забастовок. Инициаторы стачек подвергались репрессиям, но польскому правительству пришлось оправдываться перед рабочими и менять курс [Показательно, что в Польше за время «коммунистического режима» партийное руководство трижды было отстранено от власти народными волнениями: в 1956, в 1970 и в 1980 годах. При этом каждое новое поколение лидеров начинало свое правление с обещания исправить ошибки своих предшественников и, в значительной мере, эти обещания исполнялись]. Внутри СССР положение тоже оставалось двусмысленным. Консервативная часть руководства, бесспорно, укрепила свои позиции, но экономическая реформа не была официально отменена. Оппозиционный журнал «Новый мир» по-прежнему выходил миллионными тиражами, хотя его редактор Александр Твардовский теперь повторял, что каждый номер выпускает как последний. Начались преследования диссидентов, но, с другой стороны, власть демонстрировала способность терпеть некоторых из них на свободе, что раньше было бы просто немыслимо. Короче, победа консерваторов была далеко не окончательной.
Отказ от реформ был закреплен политически лишь в середине 70-х годов. Именно тогда начинается в Советском Союзе эра «стабильности», или «застоя», как ее назвали позднее. И торжество политики «стабильности» стало возможно именно благодаря переменам, произошедшим в мировой капиталистической экономике.
Рубежом стал 1973 год, когда во время очередной арабо-израильской войны резко подскочили цены на нефть. Арабские страны попытались воздействовать на Запад, поддерживавший Израиль, с помощью нефтяного эмбарго. В политическом смысле эта стратегия провалилась полностью. С ростом цен на нефть значение Израиля как форпоста Запада на Ближнем Востоке даже возросло. Но в экономическом отношении позиция, занятая арабскими странами осенью 1973 года, имела далеко идущие последствия.
Резкий скачок цен на нефть был не только результатом политического решения. Напротив, данное политическое решение основывалось на долгосрочных тенденциях мировой экономики, которые окончательно проявились к началу 70-х годов.
В ходе Великой депрессии и Второй мировой войны на Западе восторжествовала «фордистская модель» экономики. Это была система конвейерных технологий и массового потребления, в которой рабочие выступали не только производителями товаров, но и их покупателями. Без роста жизненного уровня трудящихся индустриальный рост рисковал захлебнуться. Государственное регулирование, перераспределение средств в пользу менее богатой части общества, программы социального обеспечения и образования для масс стали экономической необходимостью, гарантией против повторения кризисов перепроизводства, подобных тому, что потряс капитализм в 1929-1932 годах. Регулирование рынков, предложенное в конце 20-х годов выдающимся английским экономистом Дж. М. Кейнсом, стало общей доктриной большинства правительств, невзирая на идеологическую ориентацию. На место государства, выполнявшего роль «ночного сторожа» капитализма, пришло Welfare State, «социальное государство», в котором прочные позиции заняли умеренные левые.
Однако у этой системы были очевидные ограничения. Поддерживая стабильность капитализма, она все дороже обходилась капиталистам. Буржуазная элита должна была покупать социальный мир ценой уступок трудящимся. И цена эта, по ее мнению, становилась непомерной. После того, как бывшие колониальные страны получили независимость, став «третьим миром» (противостоящим «первому миру» богатого Запада и «второму миру» коммунистических государств), положение осложнилось еще более. Вместе с очередной «реконструкцией» капитализма в середине XX века изменились и отношения между центром и периферией. Сельское хозяйство Запада модернизируется. Экспорт продовольствия понемногу перестает быть уделом «периферийных» стран, зато от них требуются все увеличивающиеся поставки промышленного сырья.
