Борис Кагарлицкий - Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали
Как писала близкая к Молодежному левому фронту газета «Тюменский рабочий», объединительный процесс стимулировал радикальные перемены во всех вовлеченных в него группах. Создание МЛФ привело «к отходу от идеологических баталий к баталиям классовым, к баталиям реальной политики»[374]. В отличие от левых групп 1990-х гг., которые зачастую оставались идеологическими клубами, МЛФ стремился стать «корпорацией прямого действия»[375].
Однако очень скоро сам МЛФ столкнулся с серьезным кризисом. Механическое объединение различных группировок еще не означало выхода движения на новый уровень. Каждая из вошедших во фронт групп продолжала собственное организационное строительство.
В Оргкомитете шли острые споры о полномочиях его членов и о том, кто имеет право говорить от имени всего фронта. Однако легитимное общее руководство создать было невозможно: для этого нужно заниматься организационным строительством, а оно было парализовано.
Союз коммунистической молодежи, являвшийся самой многочисленной структурой в рамках МЛФ, сам был раздираем противоречиями между активистами, стремившимися к решительным и самостоятельным действиям, и функционерами, оглядывавшимися на начальство КПРФ. Причем первые не готовы были идти на разрыв со вторыми. Страх перед гневом зюгановского окружения парализовал «обновленцев», которые пытались решить две взаимоисключающие задачи одновременно: противопоставлять национализму и оппортунизму руководства собственные принципы и одновременно поддерживать лояльные отношения с этим самым руководством. Неудивительно, что опытные партийные функционеры вчистую переиграли молодых людей. В 2005 г. Союз коммунистической молодежи официально вышел из МЛФ.
Борьба за контроль над «брэндом» КПРФ привела к параличу принятия решений. Зюганов отказался выдвигаться в президенты, Семигин был близок к успеху, но тоже потерпел поражение. Компромиссной фигурой стал Николай Харитонов. Его скромный результат (13% голосов), слегка превзошедший количество, набранное партией на парламентских выборах, тут же был объявлен великой победой.
Очередная склока в руководстве КПРФ произошла летом 2004 г., когда сторонники Семигина и Зюганова провели два параллельных съезда. Партия даже не смогла толком расколоться: обе группировки, претендующие на руководство оппозиционными силами, бросились к кремлевскому начальству, прося признать именно их легитимными представителями коммунистического движения.
Антон Суриков иронично заметил, что действия путинской команды по отношению к КПРФ мало отличаются от того, что делали с ЮКОСом: «подобно тому как кремлевские структуры попытались осуществить недружественный захват крупнейшей российской компании, точно так же, теми же методами они попытались захватить крупнейшую российскую политическую партию»[376].
Министерство юстиции, однако, признало законным зюгановский съезд. В условиях, когда в стране росло недовольство политикой власти, это был разумный выбор. По мнению журналистов, имела место обычная сделка: «Кремль, оценив всю тяжесть нависшей над реформами угрозы, решил отложить окончательный разгром КПРФ, а Зюганов, оказавшись на краю пропасти, согласился ради сохранения партии жить дружно с исполнительной властью» [377]. Экзамен на лояльность лидер КПРФ выдержал с честью, организованная партией волна выступлений против отмены льгот «оказалась подозрительно маломощной»[378]. Число участников акций протеста было существенно ниже общего количества членов КПРФ. А противники Зюганова, вычищенные из рядов партии, создали собственную организацию с удивительным названием: Всероссийская коммунистическая партия будущего (ВКПБ) во главе с губернатором Ивановской области Владимиром Тихоновым. Очень скоро им пришлось в очередной раз на собственном опыте убедиться, чего стоят посулы президентской администрации. Партию Тихонова не зарегистрировали. А Семигин, потеряв интерес к своим недавним соратникам, создал партию «Патриоты России». Не имея ни материальной поддержки, ни опоры на массы, ВКПБ начала разваливаться и к лету 2005 г. утратила официальную регистрацию.
Развал, впрочем, царил не только в партии Зюганова. Мелкие коммунистические группы, на протяжении 1990-х гг. критиковавшие оппортунизм КПРФ, сами находились в кризисе. Созданная ими Ассоциация марксистских организаций, обрушиваясь на «бесплодный опыт» зюгановщины, вынуждена была признать, что «и остальные коммунистические партии и организации во многом живут вчерашним днем»[379].
Между тем падение левой оппозиции в том виде, в каком она сложилась на протяжении предыдущего десятилетия, отнюдь не было связано с потерей в обществе интереса к левым идеям. Скорее наоборот, в стране просыпалась потребность в осмысленной левой идеологии, отражающей классовые интересы трудящихся, а потому очищенной от националистического мусора, ностальгии и бюрократической демагогии. Четыре года экономического роста изменили общество, помогли людям осознать свои социальные интересы. Произошла стабилизация трудовых коллективов, за чем последовало и оживление рабочего движения. Поскольку новый Кодекс законов о труде делал забастовку практически невозможной, наиболее популярные профсоюзные лидеры пошли в политику, добиваясь успеха на местных выборах — самым известным случаем стала победа Валерия Мельникова, ставшего мэром Норильска в жесткой борьбе с корпорацией «Норильский никель».
Возникающая буквально на глазах новая оппозиция часто не могла использовать собственные успехи, упускала множество бросавшихся в глаза возможностей, а главное, упорно не могла организоваться, собраться под единое знамя или хотя бы оформить мало-мальски эффективную коалицию. Профсоюзные активисты, постепенно втягиваясь в политику, не имели ни опыта, ни компетентности, чтобы справиться с новыми задачами, а радикальные левые демонстрировали не только современное марксистское образование, но и поразительное знакомство с тонкостями западно-европейского сектантства. Тем не менее смена поколений была налицо.
«Российские левые стремительно молодеют, — жаловался праволиберальный журнал «Профиль». — На митингах бабушек сменяют студенты. Они борются с «диктатором» Путиным, разоблачают «ревизиониста» Зюганова и со дня на день ждут антикапиталистической революции»[380]. При всей иронии в словах журналиста невозможно не почувствовать искренней тревоги. Ведь еще несколько лет назад либеральная пресса внушала своим читателям, что время левых прошло безвозвратно и поддерживать антикапиталистические идеи могут лишь старики, ностальгирующие по советскому прошлому.
В повестку дня вставала реконструкция оппозиции. Пришло время для «нормальных» левых, опирающихся на социалистическую, интернационалистскую и демократическую идеологию.
Бессмысленность и противоречивость лозунгов старой оппозиции была теперь очевидна. Вместо прежней «национальной» и «антиолигархической» оппозиции нужна была новая — демократическая и антикапиталистическая.
В условиях, когда в России складывался буржуазно-бюрократический авторитарный режим, левые оказывались единственно последовательной демократической силой. Но для того чтобы успешно выполнить свою роль, сами левые должны преобразиться. Молодежные организации почувствовали зов времени быстрее всего. Подобно тому как антиглобалистские выступления на Западе стали возможны благодаря радикализации молодых людей, выросших за годы неолиберального порядка, новое левое движение в России создается в значительной степени поколением, выросшим уже после крушения Советского Союза.
Получив формальные свободы в условиях бесправия, люди не могут не относиться к демократии, мягко говоря, скептически. При всех формальных свободах люди в России сегодня чувствуют себя более бесправными, чем в советскую эпоху. Тогда рядовой гражданин мог куда-то жаловаться, на чем-то настаивать. К тому же люди эту систему понимали и умели, когда надо, ей пользоваться. Ведь гражданские права не сводятся лишь к возможности раз в два года опускать в урну бумажки с именами коррумпированных политиков. Даже свобода передвижения превратилась в фикцию, поскольку денег на билеты у двух третей граждан нет, а всевозможные издевательства над приезжими в столице просто уже выходят за любые пределы.
Реально демократическими правами в России 1990-х гг. воспользовался только новый средний класс. И против него как раз сегодня начинается наступление. В начале 1990-х, когда Россия входила в капиталистический мир, а новый средний класс только формировался, он горой стоял за либеральные реформы. Эти реформы дали ему не только свободу, но и невиданные ранее материальные возможности, доступ к западному стандарту потребления и европейскому образу жизни. Что покупалось это ценой развала отечественной промышленности, что все эти блага оставались недоступны для двух третей населения — не волновало победителей. Новый средний класс считал себя стратегическим союзником олигархии, даже если публично не признавался в этом. Ситуация переломилась в 1998 г., когда упал рубль. Расплачиваться за это пришлось именно среднему классу. Средний класс осознал, что его место в системе гораздо более уязвимое и зависимое, чем казалось сперва, что в условиях кризиса правящие круги вполне могут именно за его счет решить свои проблемы.
