Сергей Кара-Мурза - Аномия в России: причины и проявления
Обзор книги Сергей Кара-Мурза - Аномия в России: причины и проявления
С.Г. Кара-Мурза
Аномия в России: причины и проявления
Введение
Мысленно мы осваиваем колоссальный кризис России как систему, рассматривая разные его «срезы». Его интегральную, многомерную рациональную модель сложить в уме пока трудно, приходится довольствоваться художественными образами и ощущениями. С языком для описания образа этой катастрофы дело обстоит тоже плохо: страшно назвать вещи «своими именами», приходится ограничиваться эвфемизмами, чтобы не накликать лиха. Говорим, например, «кризис легитимности власти». Разве это передает степень, а главное, качество отчуждения, которое возникло между населением и властью? Нет, перед нами явление, которого Вебер не мог себе и вообразить.
Разработка аналитического языка для изучения нашей Смуты — большая задача, к которой почти еще не приступали. Надо хотя бы наполнять термины из общепринятого словаря западной социологии нашим содержанием. Ведь почти все понятия, обозначаемые этими терминами, нуждаются в «незамкнутых» определениях, требуют большого числа содержательных примеров из реальности именно нашего кризиса.
В этой работе рассмотрим один срез нашего кризиса, который можно назвать аномия России.
Аномия (букв. беззаконие, безнормность) — такое состояние общества, при котором значительная его часть сознательно нарушает известные нормы этики и права. Э. Дюркгейм, вводя в социологию понятие аномии (1893 г.), видел в ней продукт разрушения солидарности традиционного общества при задержке формирования солидарности общества гражданского.1 Это состояние пережил Запад в период становления буржуазного общества при трансформации общинного человека в свободного индивида.
Череда революций при возникновении современного Запада (Реформация, Научная и Промышленная революции, великие буржуазные революции) вызвала в Европе не просто всплеск психических расстройств, но даже и наследуемые физиологические изменения, ставшие этническими маркерами, присущими народам этого региона, как, например, расщепление сознания (историк науки Нидэм называет его «характерной европейской шизофренией»).2
В советское время понятие аномия применялось редко, поскольку представление о советском человеке было проникнуто эссенциалистской верой в устойчивость его ценностной матрицы (подобно тому, как в сословном обществе царской России была сильна вера в монархизм православного русского крестьянина). Считалось немыслимым, чтобы в советском обществе целые социальные группы могли сознательно отвергнуть привычные установленные нормы, т. е. вести двойную жизнь. Преступный мир, который существовал как бы в параллельном мире («подполье»), считался антисоциальной группой, и его системное перемешивание с законопослушными социальными общностями не допускалось как аномалия. Аномия — это двойная жизнь как норма. Более того, это необходимая сторона жизни общества в целом.
Маргинальные группы, проявляющие склонность к девиантному и криминальному поведению, есть в любом обществе и в любом времени. Конечно, и в советском обществе были проявления аномии (например: мелкое воровство «несунов», массовая мелкая коррупция и пр.), но это считалось болезненными формами девиантного поведения, которое не приобретало системообразующего характера.
Постсоветское обществоведение тоже медленно осваивает когнитивные возможности представлений об аномии. В течение двадцати лет едва ли не половина статей в «СОЦИСе» затрагивает проблему аномии той или иной социокультурной общности в России, но даже само понятие, обозначающее это явление, почти не применяется. На 2-3 тысячи релевантных статей по проблеме аномии российского общества едва наберется десяток имеющих в заглавии этот термин.
Некоторые социологи видят в концепции аномии развитие идей Маркса об отчуждении (алиенации). Так, В.О. Рукавишников пишет об отчуждении кризисного российского общества от политики власти как об одной из сторон аномии, порожденной реформами, которые свели идею модернизации к вестернизации: «Политическая алиенация в нашей стране связана с кризисом ценностной структуры общества, равно как изменениями в экономической, политической и культурной среде жизнедеятельности россиян. Для старших возрастных групп ее индикаторы коррелируют с негативным отношением к экономической политике и приверженностью традиционным ценностям и неприятием западных культурных стандартов, навязываемых реформаторами. Алиенация связана и с представлениями о том, что в условиях безудержной коррупции, преступности и растущей дифференциации доходов личного успеха можно достичь только противозаконными средствами. Увы, кризис морали и нравственности в период падения благосостояния масс является неизбежным побочным продуктом вестернизации, по крайней мере, обратной зависимости до сих пор не обнаружено ни в одной из стран» [2].3
Но сведение аномии к одной из форм отчуждения непродуктивно. Отчуждение — категория размытая и исключительно туманная. В русском толковом словаре слово отчуждение означает отделение, удаление, разрыв, отбирание. В этом же смысле оно перешло из латыни (alienatio) в европейские языки, правда, с добавлением значения беспамятство, психическое расстройство.
Когда во время перестройки начал нарастать поток откровений о том, что и советское общество основано на отчуждении, было несколько слабых голосов, которые пытались воззвать к здравому смыслу. Культурологи, например, писали (1990 г.): «Каждый конкретный этап человеческой истории имеет свою форму социально-экономического и духовного отчуждения. Особая форма отчуждения культуры присуща и социализму. Мы исходим из того, что отчуждение при социализме так же естественно, как и при капитализме, и, впрочем, при первобытно-общинном строе. Это не аномалия, а нормальный, естественный процесс, свойственный развитию каждого общества, и охватывает он не только сферу экономики, но и сферу духовности, культуры» [43].
Напротив, понятие аномии вполне конкретное и жесткое, обозначает оно тяжелую социальную болезнь, в которой отчуждение служит лишь легким симптомом. Вот высказывания философа и социолога: «Идеи Дюркгейма об аномии… лишь незначительная, но зловещая прелюдия» (К. Вольфф); «Аномия есть тенденция к социальной смерти; в своих крайних формах она означает смерть общества» (Р. Хилберт) (цит. по: [44]).
Более того, эта болезнь изучается в рамках современной рациональности уже полтора века, накоплена и систематизирована масса эмпирического материала. В этой работе попытаемся упорядочить хотя бы часть материала, посвященного аномии в России — здесь и сейчас.4 Мы будем говорить об аномии как социальном явлении. Его отличают от аномического состояния индивидов (хотя, очевидно, оно связано с обстановкой в обществе).
В обзоре 1992 года сказано: «Для обозначения «социальной» аномии используется дюркгеймовский вариант этого слова (anomie); для обозначения аномии «психологической» — термин, предложенный американским социологом Лео Сроулом (anomia).
«Психологическая аномия», по Макайверу, — это «состояние сознания», в котором чувство социальной сплоченности — движущая сила морали индивида — разрушается или совершенно ослабевает. Аномия — духовная опустошенность, неизбывная тоска, которая толкает или к преступлению, или к алкоголю и наркотикам, или к самоубийству. Люди по-разному избегают этих крайних зол, но проживают свои годы в состоянии глубокого душевного неблагополучия.
Макайвер определяет аномию как «разрушение чувства принадлежности индивида к обществу»: «Человек не сдерживается своими нравственными установками, для него не существует более никаких нравственных норм, а только несвязные побуждения, он потерял чувство преемственности, долга, ощущение существования других людей. Аномичный человек становится духовно стерильным, ответственным только перед собой. Он скептически относится к жизненным ценностям других. Его единственной религией становится философия отрицания. Он живет только непосредственными ощущениями, у него нет ни будущего, ни прошлого».
Макайвер связывает это явление с тремя «проблемными характеристиками современного демократического общества — конфликтом культур, капиталистической конкуренцией и стремительностью социальных изменений» [44].
Эти проблемные характеристики присущи и постиндустриальному западному, и нашему нынешнему «демократическому» обществу, но аномия накрыла Россию и ряд других постсоветских обществ так плотно и всеобъемлюще, что сравнение с современным Западом нам мало что дает. Украинские социологи пишут: «Американские социологи в середине прошлого столетия создали методики по измерению аномии. Уже первые замеры интегральных индексов аномии обнаружили, что переход западного общества от индустриальной эпохи к постиндустриальному состоянию, когда привычный уклад жизни стал стремительно изменяться, у многих людей вызвал состояние аномической деморализованности — столь нелегким был процесс приспособления к новым социальным нормам. И это происходило, несмотря на общий подъем экономики, улучшение условий труда и быта и заметное повышение уровня жизни населения.
