Татьяна Шишова - Чтобы ребенок не был трудным
Я ходила в детсад с трех лет и отчетливо помню, как окружающие меня дружно жалели, и один голос заявляя, что это слишком рано и зачем мучить ребенка. Впрочем, даже не с трех, а с пяти лет дошкольные учреждения тогда посещали немногие. В нашем классе таких бедолаг были единицы. Все остальные сидели до школы дома с бабушками.
Со временем ситуация менялась. И бабушки уже не торопились на пенсию, и детских садов становилось все больше. Однако до недавнего времени необходимость отдать ребенка в садик воспринималась как вынужденная мера. Что называется, не от хорошей жизни. Если мама имела возможность не работать, вопрос о саде даже не поднимался. Само собой разумелось, что до школы она будет заниматься детьми сама. Ни родные, ни знакомые просто не поняли бы ее, если бы она, не ходя на службу, «запихнула» ребенка в сад.
Теперь и в этом плане произошли заметные подвижки. Все чаще на моем профессиональном горизонте появляются семьи, у которых есть все возможности не водить ребенка в садик. Или жена совершенно не рвется работать даже «для души», а муж вполне в состоянии обеспечить семью. Или бабушка готова посвятить себя внуку, или у родителей есть деньги на няню. Но... ребенка с трех-четырех лет все равно отдают в детский сад. И ладно бы он там наслаждался общением и коллективными играми! Так нет же! Малыш садик не любит, по утрам хнычет, жалуется, что его обижают, просится хоть немножко побыть дома. А другой идет без возражений, но часто болеет. А третий стал нервным, раздражительным, агрессивным. Я уж не говорю про гиперактивных детей, которых сейчас, к сожалению, все больше и больше. Для них детский сад — совершенно непосильная психологическая нагрузка.
Но когда заводишь об этом разговор, нередко наталкиваешься на непробиваемую стену.
Мученики общения
Впервые я задумалась над природой такого сопротивления несколько лет назад, когда ко мне на консультацию пришла молодая пара с мальчиком четырех с половиной лет. Степа жался к маме, прятал лицо в ее колени, наотрез отказался пройти без родителей в соседнюю комнату посмотреть игрушки.
— Он всегда так себя ведет? — спросила я.
— С чужими — да. Когда освоится, будет, конечно, пораскованней, но вообще-то он у нас зажатый. Ходить никуда не любит, даже на прогулку не вытащишь. Детей боится до дрожи в коленках. Взрослых меньше, но тоже побаивается.
Я была абсолютно уверена, что уж этого-то ребенка родителям и в голову не пришло определить в детский садик. Но ошиблась! В сад Степа пошел с трех лет. Полгода, правда, беспрестанно болел. А когда выходил «в свет», то целыми днями сидел на стуле, не реагируя на призывы поиграть с детьми. Теперь на стуле уже не сидит, но детей по-прежнему дичится.
— Они для него слишком шумные, кричат, дерутся, а он этого не понимает, — сказала мама. — Но хотя бы истерик, как прежде, не закатывает при расставании — и то хорошо.
Привели Степу с жалобами на утомляемость, рассеянное внимание, плаксивость, капризы и ночное недержание мочи (энурез). Причем в два с половиной года, до садика, никакого энуреза у ребенка не наблюдалось. С ним тогда вообще не было проблем: тихий, спокойный, покладистый мальчик. Чужих опасался, но совсем не так, как сейчас. Он даже с детьми пробовал играть, теперь же и слышать ни о ком не желает.
Картина очень напоминала психотравму, нанесенную ребенку ранним отрывом от семьи. О чем, говоря по правде, вполне можно было догадаться самим, без консультации специалиста. Но мама с папой не хотели видеть очевидного.
— Забрать из сада?! — ужаснулась мама. — Но... Где же ему тогда учиться общению? Нет, что вы! Об этом не может быть и речи! Дома он у нас совсем одичает.
Хотя именно в садике, а не дома Степа растерял даже те небольшие навыки общения, которые ему удалось приобрести до трех лет.
— А подготовка к школе? — подхватил папа. — Нет, мы не в состоянии научить ребенка всему тому, чему сейчас учат в детском саду.
Хотя внимание у Степы рассеивалось как раз в саду, при нервном перенапряжении. И до школы оставалось еще два с половиной года — для дошкольника огромный срок. Да и чему уж такому особенному учат детсадовские воспитательницы? Почему людям с высшим образованием (техническим и гуманитарным) не под силу освоить эту премудрость? И как еще недавно бабушки безо всякого высшего образования вполне успешно учили своих внучат-дошкольников читать и считать? А некоторые учат и до сих пор...
На эти и другие вопросы ответа у родителей не нашлось, но было понятно, что они даже не собираются их искать. Главный вопрос был решен давно, окончательно и бесповоротно. Степа в сад ходить будет при любых обстоятельствах, потому что БЕЗ САДА ПРОСТО НЕЛЬЗЯ.
Случай был настолько яркий, а родительское сопротивление так откровенно иррационально, что мысль о подсознательных механизмах этого сопротивления напрашивалась сама собой. На уровне сознания возразить было нечего. Но подсознание нашептывало Степиным родителям прямо противоположное, и его шепот оказывался сильнее. Почему?
«Безмамные мамы»
Лет 30 назад в Америке поставили опыт: у обезьян отняли детенышей, выкормили их и принялись наблюдать, как они будут воспитывать своих малышей.
Оказалось, что «безмамные мамы» (так ученые прозвали обезьян, выросших на людском попечении) не умеют ухаживать за детенышами и не испытывают к ним родственных чувств, поскольку в своем детстве не имели перед глазами образца материнской заботы. У них в памяти запечатлены совсем другие ранние образы (импринтинги). По тем же причинам и многие детдомовцы, вырастая, испытывают серьезные трудности в построении семьи.
Нынешние молодые родители, конечно, не детдомовцы и уж тем более не обезьяны, но это, пожалуй, первое поколение, которое массово посещало детские сады.
— Мы же ходили в сад — и ничего, выросли! — рассуждают они, позабыв, как частенько бывает, о своих детских огорчениях и обидах.
И им трудно себе представить, как можно обойтись без садика, потому что коллективное воспитание для них — импринтинг. А ранние впечатления очень прочно укореняются в подсознании. Мы их вроде бы не помним, не осознаем, но они никуда не делись и, как серые кардиналы, незримо управляют нашими представлениями и чувствами.
Главное - домашний мир и покой
А между тем опытные врачи и педагоги говорят о том, что ребенку-дошкольнику нужнее всего материнская ласка и теплый (прежде всего — психологически), уютный дом, спокойная, доброжелательная атмосфера в семье. В такой обстановке он расцветает и нормально развивается.
Вообще-то умные люди предупреждали об этом больше ста лет назад, когда детские сады только-только начали появляться. «Как бы ни были рациональны в них занятия и игры детей, — писал известнейший русский педагог К. Д. Ушинский, они могут вредно подействовать на ребенка, если он проводит в них большую часть дня. Как ни умно то занятие или та игра, которым научат дитя в детском саду, но они уже потому дурны, что дитя не само выучилось, и чем навязчивей детский сад в этом отношении, тем они вреднее».
Ушинский предупреждал, что «даже шумное общество детей, если ребенок находится в нем с утра до вечера, должно действовать вредно». «Для ребенка, — продолжал он, — необходимы совершенно уединенные и самостоятельные попытки детской деятельности, не вызываемые подражанием детям или взрослым».
Тогда еще не оперировали терминами «психологическая нагрузка» или «стресс», но саму опасность уловили правильно. Теперь те же самые выводы делаются уже на научной основе. Пару лет назад мне довелось услышать на одной конференции выступление нашего крупнейшего врача-педиатра, академика В. А. Таболина. Он говорил о вреде многих экспериментов, которые ставились в XX веке над маленькими детьми, и в том числе... о детских садах. Да-да, то, с чем мы настолько свыклись, что уже не мыслим себе без этого жизни, на самом деле — эксперимент, имеющий сравнительно небольшую историю. Суть его заключалась в том, чтобы изъять детей из семьи и передать их на воспитание государству. Ведь семья, по мнению идеологов построения нового общества, должна была вскорости отмереть. Но практика показала, что никто и ничто не может заменить ребенку матери. Хотя последствия раннего отрыва ребенка от семьи могут аукнуться гораздо позже. Например, в подростковом возрасте. Вот очень характерный рассказ:
«До школы Маша была ко мне очень привязана. Даже чересчур. Сейчас у меня сжимается сердце, когда я вспоминаю, как она просила: «Мамочка, давай я сегодня не пойду в садик. Давай немножко побудем дома, я не буду тебе мешать». Но мне тогда было не до нее. Нет, я, конечно, очень любила дочку, старалась красиво ее одевать, покупала игрушки и сладости. Но работа увлекала меня гораздо больше. Да и в личной жизни были разные переживания. Теперь Маше шестнадцать. Мы живем с ней в одной комнате, но между нами как будто невидимая перегородка. И дело уже не во мне. Я хочу наладить с ней контакт, но она меня в свой мир не пускает. Она привыкла обходиться без меня, и, хотя я чувствую, что дочь одинока и страдает из-за этого, мы не можем восстановить утраченную связь. Наверное, потому что эта связь была утеряна так рано, еще не успев как следует сформироваться».
