Эрик Вейнер - География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи
По-моему, такая естественность идеальна. Сейчас мы стараемся изолировать искусство от повседневного быта. Мол, искусство – это «нечто особенное». Поэтому оно находится вне досягаемости – в музеях и на выставках.
Алише кое-что известно о пересечении искусства с жизнью. Однажды, и не столь уж давно, был такой случай. Она сидела дома с восьмилетним сыном, а муж отправился на прием к зубному врачу. Тут зазвонил телефон.
– Вы сейчас одна? – спросил голос.
«Странный вопрос», – подумала Алиша[16].
– Если не считать того, что сын играет в соседней комнате, то да, одна. А что?
Оказалось, что ей предоставили стипендию фонда Макартура. Это означало денежную сумму в полмиллиона долларов, а неофициально и звание «гения».
Алиша повесила трубку. Дальнейшее было как в тумане. Если гении – это боги секулярного мира, то Алиша приобщилась к богам-олимпийцам, взирающим с высот на смертных. Но богам суждены не только блага: у них и бремя нелегкое. Поначалу у Алиши перехватило дыхание. Потом дыхание вернулось, но исчез сон. Она начала думать, сколько же поэтов будут ей завидовать и какими непредвиденными последствиями обернется внезапная известность. Пресловутая гениальность оказалась плаванием в бурных водах, попыткой проехать по афинским улицам в час пик.
– Иногда и впрямь ощущаешь себя гением. Слова приходят сами собой. А иной раз смотришь на написанное и думаешь: «Ну и галиматья! Тоже мне гений… Не дай бог кто-то увидит».
Вечереет. Голова слегка кружится от вина. И я решаюсь задать Алише вопрос «из области фантастики»: если бы она могла перенестись на машине времени в Афины 450 г. до н. э., с кем бы она хотела распить бутылку вина? Я уверен, что она скажет: с Сократом. С Чуваком.
– С Аспасией, – звучит ответ.
– Кто это?
– Возлюбленная Перикла.
Классические авторы редко говорили об афинских женщинах, а когда говорили, то восторгов не расточали. Считалось, что для женщины лучше всего, когда ее не видно и не слышно.
Однако Аспасия не вписывалась в эти клише. Ее было видно и очень даже слышно. Поговаривали, что она написала некоторые из речей Перикла, включая знаменитую «Надгробную речь». Аспасия была феминисткой за 24 столетия до феминизма и невоспетой героиней афинского расцвета. Как я узнаю впоследствии, такие незримые помощники не редкость в золотые века. Усилия этих людей, подчас героические, незаметны обществу. Но гении многим им обязаны.
– Афиняне боялись ее, – констатирует Алиша. И по ее тону видно, что она думает: «Правильно делали, что боялись».
На следующее утро я просыпаюсь от звона будильника с мыслью: «Чертов Платон!» Платон был не только великим философом, одним из величайших мыслителей всех времен, но и изобретателем водяного будильника – хитроумного устройства, в котором вода приводила в действие звуковой сигнал. С помощью этих часов измеряли время на политических собраниях. У многоречивых ораторов, как гласила частая жалоба, речи «длились девять галлонов».
Платонов будильник – редкий пример древнегреческой технологии. У нас инновации ассоциируются с технологией, но у греков было иначе. К чему изобретать механизмы, экономящие время, если всю черную работу сделают рабы? По словам Армана Д'Ангура, профессора античной филологии из Оксфордского университета, выдумывать новые технологии считалось делом «пустым и недостойным». Умельцы и изобретатели занимали низшую ступень социальной лестницы. Их имена никого не интересовали.
Взять, к примеру, клеротерий – гениальная выдумка, предназначенная для случайного выбора граждан на общественные должности. Но забыто даже имя изобретателя, не говоря уже о деталях биографии. Если бы специалист из Кремниевой долины попал в Древние Афины, его ожидала бы участь всех ремесленников: нищее жалованье, безвестность и насмешки за спиной. Человек не воин, не спортсмен, не мыслитель, а просто рабочий, который изготавливает вещи. Древнегреческий Стив Джобс умер бы жалким нищебродом.
Нажав «Сброс», я выключаю будильник – гениальному Платону эта возможность не пришла в голову – и отправляюсь в «Мост». Сажусь за столик, заказываю кофе и задумываюсь: как же подступиться к Великой Афинской Загадке? Все-таки ключ надо искать у Сократа. Он говорил, что ни мудрости, ни последователей у него нет, и задавал много острых вопросов. «Прямо как я», – думаю я и улыбаюсь. Да, Сократ на моем месте затеял бы разговор. Но с кем?
Брэди. Позвоните Брэди. Это вам скажет любой. Если вы хотите понять Сократа и Афины, Древние или современные, без Брэди вам не обойтись.
В каждом городе есть свой Брэди. Часто он из эмигрантов – но не всегда: иногда это местный житель. Как бы то ни было, он настолько пропитался духом своего края и настолько глубоко ощущает его сущность, что составляет с ним единое целое. Для такого человека, как я, пытающегося понять Афины – город сложный и загадочный, – Брэди незаменим.
Итак, я набираю телефонный номер. Брэди оказывается бывшим американским дипломатом, в своем роде гениальным. Он приглашает меня к себе домой на симпосий. Говоря попросту – на обед. Однако, поскольку обедать мы собираемся не в Бруклине, а в Плаке – старинном районе Афин, лучше будет назвать нашу трапезу симпосием. Звучит не только интереснее, но и более по-гречески.
Симпосий[17] (буквально – «совместная выпивка») был средоточием жизни в Древних Афинах. Не обходил его стороной и Сократ. Еду на симпосии тоже подавали к столу, но это было почти что излишеством: афиняне больше хотели развлечься, чем наесться. Развлечение же могло состоять «в чем угодно, от хорошей беседы и интеллектуальных игр до музыки, танцовщиц и прочих радостей» (Робер Фласельер). Вино лилось рекой. Впрочем, его почему-то смешивали с водой. Делалось это в специальном сосуде под названием крати́р: на пять частей воды брали две части вина. А еще у греков были забавные теории об алкоголе (да и не только о нем). Скажем, по мнению Аристотеля, при излишке вина человек падает на лицо, а при излишке пива – на спину.
А не выпивкой ли – отчасти – объясняется афинский гений? Не такая уж это и фантастика. Люди издавна связывали алкоголь с творчеством. С зеленым змием дружили сотни писателей и художников. Уильям Фолкнер говорил, что не может смотреть на пустую страницу без бутылки «Джек Дэниелс». Многие живописцы, от Ван Гога до Джексона Поллока, любили пропустить глоток-другой во время трудов. Уинстон Черчилль признавался, что не написал бы «Мировой кризис» (пятитомные мемуары) без такой музы, как выпивка. Хмельное творчество даже называли «геном Черчилля». И хотя ниоткуда не следует, что такой ген вообще существует, найдена генетическая вариация («вариант G»), которая заставляет алкоголь действовать подобно опийному наркотику (вроде морфина). Теоретически (а это лишь теория) данная особенность стимулирует у некоторых людей творческое мышление. Как сказал Марк Твен, «мои пороки защищают меня, но убьют вас».
Наверное, вы думаете, что связи алкоголя и творческого гения посвящено море исследований: тема-то интригует многих, а уж сколько народу захотело бы участвовать в экспериментах! Но нет: насколько мне известно, эмпирических штудий раз-два и обчелся. Впрочем, отдельные ученые смельчаки все же нашлись.
Тут необходимо отступление. Творческий процесс имеет четыре стадии: приготовление, вынашивание, озарение, верификация. Алкоголь влияет на каждую из них по-разному. Шведский психолог Торстен Норландер обнаружил, что выпивка облегчает вынашивание – стадию, на которой вы не штурмуете проблему, а позволяете решению вызревать в глубине подсознания, – однако затрудняет верификацию. Иными словами, вас могут посетить замечательные мысли, но вы не сможете их развить.
Интересный эксперимент провели ученые из Иллинойсского университета. Они разделили сорок добровольцев на две равные группы. Одним предложили коктейль из водки и клюквенного сока, так чтобы уровень спиртного в крови достиг 0,075 промилле (чуть ниже допустимого для водителей[18]). Другие – контрольная группа – оставались абсолютно трезвыми. Обе группы решали задачи на дивергентное мышление (один из важных аспектов творчества).
Результаты, опубликованные в журнале Consciousness and Cognition, таковы, что впору самому потянуться за бутылкой: на поиск творческого ответа у трезвых участников уходило в среднем 15,4 секунды, а у выпивших – 11,5 секунды. Впоследствии ученые спросили добровольцев (вероятно, когда все протрезвели), как они решали задачу. Оказалось, что пребывание под градусом склоняло к «интуитивному» подходу, а трезвость – к «аналитическому». А значит, перед нами эмпирическое подтверждение факта, о котором давно догадывались: алкоголь не только снимает тормоза, но и может открывать каналы для творчества.
И все же остаются без ответа два ключевых вопроса: какие люди и сколько алкоголя? Жаль, ученые не повторили этот эксперимент с двойными и тройными дозами алкоголя. Наверняка по мере увеличения дозы творческий стимул снижается.
