Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени
Этот аппарат создавался государством посредством издания сводов законов, указов и ведения текущего делопроизводства, и наше исследование базируется именно на этих источниках. Нужно заметить, однако, что изучать взаимодействие государства и общества в России в рамках правовой практики раннего Нового времени непросто, так как практически все русские источники – это документы правительственных учреждений. Даже прямые обращения тяжущихся в суд или свидетельские показания пропускались через фильтры формульного языка, опыта дьяков и необходимости для сторон выражаться в соответствии со стандартами, заданными законом. И все же записи судебных дел открывают для нас широкую картину управления в действии.
Самые ранние для рассматриваемого периода памятники позитивного права – это сборники законов, утверждавшие прерогативы государства и регулировавшие полномочия должностных лиц. «Запись о душегубстве», составленная в XV веке, две региональные уставные грамоты и Судебник 1497 года демонстрируют переход от двойственной системы права предшествовавших столетий, представленной Русской Правдой, к тройственной модели, в которой закон не только обеспечивал компенсацию жертве насилия, но и признавал государственный интерес. Судебник 1497 года был, прежде всего, пособием для судей: в нем определялись размеры судебных пошлин, описывались процедуры, устанавливались смертная казнь за наиболее тяжкие преступления (кража церковного имущества, измена, поджог, похищение людей и повторные преступления) и телесное наказание за меньшие нарушения, а также штрафы-композиции за насилие и ущерб[19]. Несколько более пространный Судебник 1550 года развивал нормы санкций, процедур и наказаний за злоупотребления должностных лиц. Грамоты, выдававшиеся с 1530-х годов губным учреждениям (созданным для борьбы с разбоями), увеличивали применение телесных наказаний, смертной казни и пыток[20]. Судебник 1589 года, изданный для ограниченной территории, дополнял кодекс 1550-го рядом более суровых санкций, указы второй половины XVI века усиливали социальный контроль, а Судебник 1606 года, несколько ограничивавший ползучее распространение крепостного права, не был введен в действие[21].
По мере роста империи и ее бюрократии в первой половине XVII века Разбойный приказ собирал новеллы уголовного права в указных книгах, значительная часть содержания которых вошла затем в состав Соборного уложения 1649 года. В этом объемистом компендиуме получили дальнейшее развитие нормы судебного процесса, впервые в России было введено формальное определение государственных преступлений и было сильно расширено применение телесных наказаний и смертной казни[22]. По Новоуказным статьям 1669 года интенсифицировались некоторые санкции и передавалась судебная компетенция от одних приказов к другим, конкурирующим, но влияние этого памятника по его применению в судебных процедурах и в вынесении приговоров никогда не смогло сравняться с влиянием Соборного уложения, так как последнее было напечатано и разослано по всей стране, а Новоуказные статьи – нет. Знаменательно, что в 1714 году специальный указ определял, что до составления нового свода законов (чего так и не произошло до XIX века) в случае обнаружения противоречий следует предпочитать всему последующему законодательству Уложение 1649 года. Хотя «Артикул воинский» 1715 года по отношению к гражданским лицам не применялся, множество других петровских указов составляют завершающую часть позитивного права, использованного в этой работе[23].
Практика правоприменения выясняется по судебным прецедентам, записи о которых сохранились с XVII века. Мы рассмотрели дела из примерно 50 архивных фондов, первоначально сосредоточившись на двух регионах: Белоозере и Арзамасе. Расположенный к северу от Москвы Белозерский уезд, несмотря на соседство с пользовавшимся бóльшей автономией северным поморским регионом (Белое море, бассейн Северной Двины), был исторически прочно встроен в систему московского управления. Арзамас был административным центром большого региона на Средней Волге, перешедшего под контроль Москвы в первой половине XVI века. Архивы обоих регионов (хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов – РГАДА) весьма обширны. Белозерские документы начинаются в раннем XVII веке, арзамасские – в конце столетия и перетекают в мощные напластования XVIII века. Поскольку дела весьма объемны, мы сосредоточили исследование на процессах об убийствах, в которых находят наиболее четкое выражение судебная процедура, система наказаний и роль государственной власти. Рассмотрен и большой ряд дел (от первых сохранившихся до 1720-х годов) по уголовным преступлениям и правонарушениям, таким как нападение и кража.
По региону Белоозера изучено 10 фондов, происходящих из Белозерска, Устюжны Железнопольской, Каргополя и Кирилло-Белозерского монастыря. Из этих фондов выделено 128 судебных разбирательств, в основном из Белозерского и Устюженского уездов, из них 53 дела об убийствах и 77 дел по другим тяжким преступлениям. Хронологически они распределены следующим образом: около 40 дел первой половины XVII века, около 75 дел второй половины века и около 15 – начала XVIII века. Из этих 128 дел только 23 завершено, то есть включают в себя приговор, объявление наказания и данные о наказании (13 дел об убийствах, 10 прочих). По Арзамасскому региону изучено 37 фондов из Арзамаса, Темникова, Кадома, Шацка, Нижнего Новгорода, Алатыря и нескольких других городов. В них выявлено 100 разбирательств (57 дел об убийствах, 43 прочих), но только 8 дел об убийствах и 4 прочих содержат приговор. Хронологически среди этих дел преобладает начало XVIII века: лишь около 17 дел до 1700 года, бóльшая часть – между 1718 и 1730 годами[24].
Чтобы восполнить недостаток решенных белозерских и арзамасских дел, в исследование были включены данные и других территорий. Немало завершенных дел обнаружилось в РГАДА в фонде Разрядного приказа (ф. 210) и в двух коллекциях, связанных с северными областями (ф. 141, «Приказные дела старых лет»; ф. 159, «Приказные дела новой разборки»). Для ф. 210 имеется превосходная печатная опись (Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции: В 21 кн. М.; СПб.: Тип. Правительственного Сената, 1869–1921 [далее – ОДБ]. Кн. 11, 12, 15–20). Описи ф. 141 и 159 менее доступны. Пока издано лишь несколько томов описания ф. 141, доходящих только до 1620-х годов[25]. Но во внутренних описаниях содержание ф. 141 и 159 дано достаточно подробно. Из этих трех коллекций привлечено 152 дела (72 дела об убийствах, 80 – о менее серьезных преступлениях), достаточно равномерно распределенных по XVII веку с некоторым увеличением во второй половине (эти фонды практически не имеют дел XVIII века). Из 152 дел 97 (30 дел об убийствах, 67 прочих) были завершены приговором.
Опубликованные источники – выдержки из дел, указы, официальная переписка – служили дополнением к архивным материалам. Это, прежде всего, широко известные собрания: Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб.: Тип. Экспедиции заготовления государственных бумаг, 1841–1842 (далее – АИ); Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб.: 1846–1875 (далее – ДАИ); Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археологической экспедицией Императорской АН. СПб.: Тип. 2-го отд. Собственной E. И. В. канцелярии, 1836, 1838 (далее – ААЭ); Акты юридические. СПб.: Тип. 2-го отд. Собственной E. И. В. канцелярии, 1838 (далее – АЮ); Акты, относящиеся до юридического быта древней России. СПб.: Тип. Императорской АН, 1857–1901 (далее – АЮБ); Акты Московского государства. СПб.: Тип. Императорской АН, 1890–1901 (далее – АМГ); ПСЗ; ЗА и другие. Уделялось внимание документам, касающимся судебных наказаний, процессов и личного состава судебных учреждений, лиц, чьи обязанности состояли в борьбе с преступностью, а также участия церковных институтов в светских судах. Использовалось и большое количество нарративных источников, в основном во второй части книги, причем мы уделяли особенное внимание источниковедческой критике при работе с летописями, мемуарами и в первую очередь рассказами иноземцев. Их сообщения, несомненно, определялись их нормативным восприятием, но многие из них были и тонкими наблюдателями, часто специально направленными правительствами своих стран для сбора и сообщения достоверной информации. Если подходить к ним критически, учитывать источники возможной необъективности и оценивать уровень их доступа к внутренней информации о русском обществе, записки иностранцев могут служить ценными свидетельствами очевидцев[26].
В итоге мы имеем обширную базу источников, состоящую из законов и судебных дел, по большей части неоконченных, охватывающую период от начала XVII века до 1720-х годов, особенно с 1650 по 1690 год. Данные по Белоозеру и Арзамасу дополняются свидетельствами о работе судов в центральных областях, на южных рубежах и в Сибири. Целиком территория империи, конечно, не охвачена, и, конечно, использованные примеры не отражают все изменения законодательства. Но использованные архивные и опубликованные первоисточники достаточно полно показывают, как государство определяло преступление, устанавливало и исполняло правила судебной процедуры и налагало санкции; как индивиды и сообщества взаимодействовали с судами и использовали их к своей выгоде; как государство и общество, каждое по-своему, мобилизовали применение насилия.
