Фрэнк Эдкок - Военное искусство греков, римлян, македонцев
Во время этого конфликта появился стратегический прием, способствующий увеличению доступности вражеской территории как по морю, так и по суше. Он назывался эпитейхисм и подразумевал возведение укреплений в определенной местности или регионе, для того чтобы оказывать давление на противника [259] . Данная идея витала в воздухе, когда обсуждались перспективы этой войны, и к ней прибегали в первую очередь афиняне, правда не всегда успешно. Приведу два примера удачного ее применения. На первом этапе войны предприимчивый афинский военачальник Демосфен занял позиции на западном побережье Пелопоннеса, что косвенным образом привело к захвату спартанской крепости, а напрямую (и на более долгий срок) – к возникновению места, где могли укрыться те спартанские илоты, которые решили вырваться из спартанского рабства [260] . Пелопоннесцы сумели отомстить афинянам, организовав на последнем этапе войны опорный пункт в Декелее, почти в пределах видимости своих противников. Туда с рудников, расположенных на юге Аттики, бежало множество афинских рабов, с которыми их хозяева обращались далеко не самым лучшим образом. Благодаря этим укреплениям спартанцы решили как экономическую – они блокировали удобный маршрут, по которому из Эвбеи можно было попасть в Афины, – так и военную задачу – афинские войска теперь вынуждены были постоянно находиться в состоянии боевой готовности [261] .
Еще более важным с точки зрения стратегии был контроль над определенными ущельями, особенно Фермопильским. Снова и снова предпринимались попытки овладеть Фермопилами, и каждый раз оборона завершалась неудачей, так как ущелье можно было обогнуть. Только во время правления Юстиниана оно стало центром хорошо укрепленной территории, достаточно большой для того, чтобы исключить эту опасность. Однако однажды, захватив его на непродолжительное время, афиняне и их союзники сумели остановить наступление Филиппа II [262] , правда, мы не знаем, хотел ли царь в тот момент ввязаться в крупный конфликт, собрав дополнительные силы или обойдя ущелье. Ранее он говорил, что тогда отступил, подобно барану, чтобы в следующий раз ударить с большей силой. Он вполне мог отойти и подождать, пока появится возможность, при которой ему вовсе не придется бить; и через некоторое время такой шанс ему представился.
Поговорив о географических особенностях, которые могли быть использованы стратегами для предотвращения наступления противника, мы теперь должны обратиться к условиям, в которых они были способны сделать его своевременным и безопасным. Взаимодействие географии и стратегии особенно ярко проявилось во времена Александра Македонского и его преемников. Поставив перед собой цель захватить все необъятные просторы Персидской империи, он вынужден был столкнуться с проблемами, связанными с пространством, а стремление соперничавших друг с другом диадохов объединить или разделить между собой эти территории заставило их решать те же задачи. Так как они могли достичь своих целей с помощью войны, им была навязана стратегия, основанная на значительном географическом диапазоне. Приведу один пример. Принятое Александром решение обезопасить себя от возможных действий персидского флота, заняв побережья, на которых он базировался, а также аннексировать Сирию и Египет до встречи с Дарием лицом к лицу, свидетельствует о том, что македонский полководец крайне осмотрительно относился к географическому фактору и перед тем, как предпринимать какие-либо действия, произвел ряд соответствующих вычислений. Захват Персидской империи стал для него победой, одержанной над расстоянием, а также целой серией побед: сначала над Дарием, а затем над противниками, пытавшимися использовать против него горы и реки.
Этот аспект величия Александра вдохновил его преемников, полководцев, прошедших прекрасную школу ведения военных действий, которой был его лагерь. Они использовали в своих стратегических комбинациях далеко разбросанные друг от друга силы и применяли на практике традиционные доктрины современной военной мысли, включая ту, согласно которой при ведении боевых действий на двух фронтах следует обороняться на одном и наступать на другом [263] . Они прекрасно понимали, в каких случаях максима о том, что атака является лучшим способом защиты, справедлива более чем наполовину. Они перебрасывали огромные армии на гигантские расстояния и выгадывали для осуществления своих операций такое время, которое наилучшим образом способствовало осуществлению их далекоидущих целей. То, что одним из направлений внешней политики Птолемеев было использование Сирии одновременно в качестве гласиса оборонительной системы Египта и опорного пункта для строительства и содержания флота, свидетельствует о правильной оценке наличия на этой территории природных ресурсов и преимуществ ее географического положения [264] .
Стратегия также может зависеть от человеческих ресурсов [265] . Царь, упомянутый в Священном Писании и задумавшийся о том, сумеет ли он с десятью тысячами солдат противостоять правителю, выступившему против него с двадцатью тысячами, был более осторожным стратегом, чем шовинист из ура-патриотической песенки, о которой я говорил в начале лекции. В V веке до н. э. стратегия Спарты была обусловлена тем, что значительную часть сил полиса всегда требовалось применять для усмирения илотов [266] . В Афинах складывалась противоположная ситуация. Благодаря своему флоту они могли успешно использовать в военных действиях широкие слои граждан, которые многие полисы не мобилизовали в принципе, а это, в свою очередь, способствовало тому, что в V веке до н. э. они сумели распространить свою стратегию на далекие заморские территории. Увеличить человеческие ресурсы государства могли за счет заключения союзов. Эта задача была относительно несложной, так как соединение отрядов гоплитов не было сопряжено с большими трудностями. Для того чтобы увеличить количество своих воинов, Спарта заключила самый прочный из союзов, когда-либо существовавших между греческими государствами, – Пелопоннесскую лигу. Однако по условиям договора она должна была, в свою очередь, заботиться об интересах своих союзников и иногда действовать, руководствуясь их желаниями. Заключение и сохранение союзов входит в сферу дипломатии, и нам, если мы, в отличие от греков, считаем, будто спартанцы были людьми, лишенными хитрости, следует помнить о том, что из этого полиса происходило множество талантливых дипломатов. За спартанской дипломатией стояла армия, которая, однако, была настолько ценным орудием, что цель дипломатии заключалась в том, чтобы не допустить ее использования. Во время последних этапов Коринфской войны стратегия и дипломатия также шли рука об руку, так как каждая из воюющих сторон пыталась занять такую военную позицию, которая позволила бы дипломатам заключить мир, не заставляя полководцев одерживать победу в войне. Стратегия и внешняя политика Филиппа Македонского были совместно направлены на то, чтобы ввести в состав его войска отважных горцев, живших на границах его владений, и фессалийских конников. Они же были нацелены на то, чтобы максимально уменьшить силы его существующих и потенциальных противников. Об этом примере помнили и правители эллинистических государств, используя его в своих политике и стратегии, всегда ориентированных на обретение контроля над территориями, за счет которых они могли увеличить личный состав своих войск или (что происходило чаще) приобрести услуги высококлассных наемников [267] .
В греческом военном искусстве применялся и другой аспект стратегии – связанный с использованием того, что мы сейчас называем «пятой колонной». Политическая борьба между различными группировками внутри какого-либо полиса, характерная для V, а чаще для IV века до н. э., позволяла его противникам надеяться на то, что они сумеют получить помощь от одной из сторон таких конфликтов, которую можно назвать оппозицией. Дело в том, что, если эта борьба была особенно ожесточенной, некоторые греческие политики и сторонники той или иной партии считали более предпочтительным отдать город в руки врагов, чем своих политических противников. К примеру, накануне Пелопоннесской войны фиванская армия встретила в приграничном городке Платеи некоторых его жителей, готовых признать фиванцев и сделать так, чтобы их город перестал быть союзником Афин и плацдармом для военных действий на территории Беотии, а вместо этого заключил союз с Фивами, превратившись в Фиванский плацдарм для проведения операций на землях Аттики. Для реализации стратегических целей они отправили свои войска для проведения операций, которые им почти удались [268] . Однако подобные предприятия далеко не всегда оканчивались провалом. В частности, в IV веке до н. э. спартанцы с легкостью овладели крепостью Фивами с помощью одной из группировок, существовавших в этом городе [269] . Тот факт, что Аргос в годы, последовавшие за Никиевым миром, никак не мог выбрать между двумя формами правления – аристократической и демократической, – позволил осуществлять не только военную, но и политическую стратегию. Предпринимая свою смелую акцию против афинян на территории, находившейся недалеко от Фракии, Брасид, вероятно, рассчитывал на то, что в этих городах действует антиафинское движение, и его надежды вполне оправдались. Если осажденные города было сложно взять приступом, нападающая сторона нередко надеялась, причем, как правило, вполне справедливо, на предательство их жителей или, по крайней мере, на то, что среди них распространены пораженческие настроения. В своем труде, посвященном обороне городов, Эней Тактик, кажется, уделил внутренней угрозе такое же большое внимание, как и внешней [270] . Уловки, к которым прибегал Филипп Македонский для завоевания или нейтрализации интересовавших его государств изнутри, стали почти хрестоматийными и даже привлекли внимание поэта Горация [271] . Вторгаясь в Малую Азию, Александр прибегнул к весьма трезвой стратегии, проводя политическую пропаганду против тираний и олигархий, являвшихся сторонниками Персии. Одним из направлений стратегии, применявшейся в войнах его преемников, было оказание помощи благожелательно настроенным по отношению к ним группам и ослабление тех, кто выступал против них. Еще большую выгоду они получали, если им удавалось убедить ту или иную часть населения интересующего их региона изменить свои пристрастия и посеять в обществе семена раздора. Несмотря на это, правители реализовывали исключительно военную стратегию и предоставляли успеху на поле боя влиять на надежды и страхи обитателей греческих городов. Но даже при этих условиях в эллинистический период существовало освобождение особого типа, и те, кто получал его, могли примкнуть только к одной из сторон. Этот процесс происходил легче благодаря тому, что война была более гуманной и ограничивалась боевыми действиями между армиями. Этим проницательным стратегам не требовался Полибий для того, чтобы объяснить им: война не должна уничтожать плоды победы [272] , – и они согласились бы со словами Талейрана, сказавшего Наполеону, что в состоянии мира народы обязаны причинять друг другу только добро, а во время войны – нанести как можно меньше вреда [273] .
