Марсель Гране - Китайская цивилизация
Другая группа состояла из коренных жителей. Связанные общностью фамильного имени, они образовывали круг сородичей. Древняя традиция утверждает, что между названием селения и фамильным именем должно существовать своего рода созвучие. Вытекающее из принадлежности к одной местности и обладания единым семейным именем родство по своей природе более глубоко, чем если бы просто основывалось только на кровных узах. Кровь дробится и утрачивается: только родные братья обладают одной и той же кровью. В то же время люди одного клана, отмеченные знаком общего имени, которым все могут обладать в равной мере, и отождествленные с наследственным полем, из которого каждый постоянно извлекает одни и те же общинные принципы, образуют неделимую и по особому однородную территориальную группу. Единственно возраст и различия между поколениями вносят элемент различия. Отличают старейших и старших. Самый старый член старейшего поколения носит титул старшего. Он обладает неким первенством, но лишь в качестве уполномоченного группы осуществляет расплывчатую власть: после кончины его подменяет младший, причем говорить о каком-либо наследовании невозможно. Между сородичами одного поколения тождественность абсолютна. Вместе они образуют коллективную личность. Никто в отдельности не имеет юридического существования. Систему наименования степеней родства не занимали ни личности, ни их природная близость. Она основывалась на классификации: если ей и были нужны имена, то лишь для обозначения категорий родства. Само слово «мать» применялось в отношении широкого круга лиц; если к нему прибегают в его индивидуальном значении, то оно опять же не обозначит давшую вам жизнь женщину, а самую почтенную женщину в поколении матерей. В равной степени и отец не отличается от дядьев по отцу; слово относится к кругу лиц, который много шире, чем братья отца. Сыновья смешаны в неразличимую массу племянников. Сколь бы далекими они ни были, кузены относятся друг к другу как к родным братьям. В основе такой организации лежит полная неделимость. Ею не признаются ни иерархия, ни личные связи. Отношения родства имеют всеохватывающий характер.
Семейная группа тем замкнутее, чем она однороднее. Ей не известен какой-либо способ ассимиляции чужеродного элемента. По своей природе родство не утрачивается, не приобретается и не дается. Оно образовано из повседневных и мирных чувств. Ему запрещены порывы, захваты и обгоны. Пока существовал культ предков, никогда предки не согласились бы попробовать еду из другой кухни, кроме домашней. Когда еще существовала практика усыновлений, никогда никто не принял бы в семью никого, кто раньше не носил бы его фамильного имени. В те времена, когда государство разрешило куплю-продажу земли, покупатель никогда не мог надеяться, что полностью устранит прежнего владельца. Моралью никогда не допускалось, чтобы могли быть на самом деле разорваны связи, соединяющие сородичей между собой и соединяющие их с их землей. Родство состояло из неразрушимых, существующих с незапамятных времен и строго определенных связей. Мощное начало замкнутости наличествовало в самой основе территориальных кланов.
Эта закрытость природы родства прекрасно согласовывалась с той замкнутой жизнью, которую на землях предков изо дня в день вела семейная группа. Но чувство привязанности к дому не было единственной движущей силой деревенского сообщества. Китайские крестьяне были еще втянуты во вторую систему сопричастностей, предполагающую более открытые, более сложные и богатые чувства. Они были солидарны с древними брачными правилами, предписывавшими наряду с клановой экзогамией и некоторую эндогамию. Невозможный между сородичами брак был столь же невозможен между лицами, которые были бы совершенно чужими друг другу. В течение долгих столетий существовало мнение, что брак может быть счастлив только в том случае, если брачный союз заключен между семействами, которые с незапамятных времен постоянно поддерживают между собой последовательные отношения межбрачных связей. Обычай требовал, чтобы сыновья брали жен в семьях их матерей. Требовались мощные поводы для несоблюдения этого обычая. «Мать Шусяна хотела, чтобы он женился на девушке из ее собственной семьи. Шусян ей ответил: «Мои матери (sic! – классификационная система!) многочисленны, а моих братьев насчитывается немного. Я отношусь настороженно к дочерям моих собственных дядьев по материнской линии (иначе говоря, я опасаюсь, что они принесут мне ограниченное потомство)». Во времена, когда говорил Шусян (513 до н. э.), среди знати признавалось исключительно родство по мужской линии. Браки между агнатами были запрещены, и только такие незаконные союзы были бесплодны. Значит, когда с ними отождествлялся союз с дочерью материнского брата, которая никогда не считалась родственницей, то выдвигался ложный довод, подсказанный страстью. В конечном счете Шусян женился по своему желанию, и его брак был несчастлив. Шло ли наследование по отцовской или по материнской линии, дети брата и сестры (кросс-кузены) неизбежно принадлежали к двум различным семейным группам. И их браки не только не были запрещены и на них не только не косились, но совершались они регулярно.
Сначала такой брак был обязателен. Это доказывает система обозначения форм родства. Слово, означающее дядю с материнской стороны, также обозначает и тестя, а слово, означающее тетку с отцовской стороны, обозначает и свекровь. Эта система обозначений предполагает, что начало экзогамии клана дополняется принципом эндогамии; иными словами, две экзогамные семейные группы, управляемые нормой, согласно которой родство, или, точнее, семейное имя, передается только по одной линии, образуют традиционно сплоченную пару, которая регулярно обменивается половиной своих детей, юношей и девушек. Существует вероятность, что эта система восходит к временам, когда обменивались юношами и преобладало наследование по женской линии: и в произношении, и в письме ничтожно различие между термином, которым человек обозначает (дядя с материнской стороны = тестю) сына сестры, а также мужа своей дочери, и термином, обозначающим вместе и семью, и фамильное имя. Однако же брак между кузенами, рожденными братьями и сестрами, оставался возможным и допустимым и после того, как стало доминировать наследование по мужской линии, ибо, раз фамильное имя по-прежнему передавалось по одной линии, никаких помех не возникало. В высшей степени знаменательно, что это обыкновение сохранилось, хотя система родства и изменилась. Это обстоятельство доказывает особую прочность общинной организации, образованной парой связанных брачной традицией семейств. Усложнившись с ходом времени, эта организация оставила достаточно глубокие следы для того, чтобы уцелели основные связанные с ней обычаи. Следовательно, их можно объяснить, только соотносясь с временем, когда общая организация общества подчинялась этому двучастному размежеванию.
В то время как обязанность носить траур и право есть пищу, приготовленную на том же очаге, служат признаками родственных отношений, connubium является чертой второго типа отношений. Они порядком выше. Благодаря им характерная для территориальных групп замкнутость может ослабнуть. В семейных чувствах есть что-то цельное и отторгающее посторонних, но брачный союз вносит в каждую территориальную группу основания для человечности. Вместе с ним появляется дух плодотворного соперничества, соревновательности и доверия. Для принимающей зятя или невестку семьи, какой бы она ни была – единоутробной или агнатической, – они являются как бы постоянно обновляемым залогом издавна заключенного договора. Это заложники. Их присутствие подтверждает многовековую солидарность. В феодальные времена одно и то же слово использовалось для обозначения посольских обрядов и обрядов брачного союза. Договоры почти всегда подкреплялись обменом женами. Брак остался одним из символов политического согласия. С момента возникновения он свидетельствовал о миролюбии. Он служил поддержанию нерасторжимого союза между парой семейств, образовывавших в древности деревенские общины.
Навеки должны были оставаться связанными и супружеские пары. Супружеская неустойчивость и политическая нестабильность словно бы предполагали одна другую. Допускалось, что есть нечто вечное в супружеском договоре: «На смерть, на жизнь, на страдание – я соединяюсь с тобой! – Я беру твои пальцы в мои ладони: – с тобой хочу я стареть!» В этой клятве угадывается что-то героическое. И действительно, солдаты на войне клялись, пожимая друг другу руки, той же клятвой, что и супруги. В словаре нет различия между семейной верностью и воинским товариществом. Ведь в их основе – один и тот же договор о дружбе.
Чувства, на которых зиждется супружеский союз, контрастируют с простыми и ровными чувствами, пронизывающими семейные отношения. Брак совершается между двоюродными братьями и сестрами, носящими, однако, разные имена. Они отнюдь не родные, но рождены братьями и сестрами. Близость между ними столь велика, что граничит с полным сущностным тождеством. Эта особая близость у тех, кто призван образовать не группу, а чету, основывается не на общих качествах, а на качествах, которые дополняют друг друга. В ее основе смешанные чувства, куда входят равными долями дух дружбы и дух соперничества. Слово, означающее супруга, может также обозначать соперника и даже противника. В феодальные времена введенная в агнатическую семью жена быстро превращается из партнера в противницу, которая часто вступает в борьбу с собственным мужем, защищая интересы своей родни. Чета супругов, включенная в неделимую семью, не только служит там заложницей, но и образует партию уполномоченных, представляющих объединение-соперника.
