Милтон Фридман - Капитализм и свобода
Это явление имеет куда более широкие масштабы. Принято думать, что человек, подвергающий других дискриминации по причине их расовой или религиозной принадлежности, цвета кожи или чего угодно, сам не несет никаких расходов, а просто повышает расходы других лиц. Это представление находится на том же уровне, что и аналогичное заблуждение, согласно которому, облагая таможенными пошлинами товары из других стран, данная страна не наносит никакого ущерба себе[25]. Обе точки зрения неверны. Человек, отказывающийся, например, покупать у негра или работать вместе с ним, ограничивает собственную свободу выбора. Как правило, ему придется платить за купленный товар более высокую цену или получать за свою работу более низкий заработок. Или, если сказать по-другому, те из нас, кто не придает значения цвету кожи или вероисповеданию, смогут в результате покупать кое-что дешевле.
Отсюда напрашивается вывод, что определение и толкование дискриминации представляют непростую проблему. Человек, занимающийся дискриминацией, платит за это свою цену. Он, так сказать, «покупает» то, что считает «товаром». Трудно себе представить, какое еще определение может иметь дискриминация, кроме чужих «вкусов», которые человек не разделяет. Мы не считаем дискриминацией, когда человек желает заплатить более высокую цену за то, чтобы послушать одного певца, а не другого, хотя видим дискриминацию в том, что он хочет заплатить более высокую цену за услуги, оказанные ему человеком одного цвета кожи, а не другого. Разница между этими двумя случаями в том, что в первом у нас такое же представление о вкусе, а во втором – нет. Имеется ли принципиальная разница между вкусом, побуждающим хозяина дома предпочитать миловидных служанок дурнушкам, и вкусом, в согласии с которым человек предпочитает негра белому или белого негру, кроме как в том, что одному вкусу мы симпатизируем, а другому нет? Я не хочу этим сказать, что все вкусы одинаково хороши. Напротив, я полагаю, что цвет кожи человека или вероисповедание его родителей не являются сами по себе причиной обращаться с ним по-особому и что о человеке надо судить по тому, кем он является и как он себя ведет, а не по этим внешним показателям. Я осуждаю предрассудки и ограниченность людей, чьи вкусы отличаются в этом отношении от моих, и они падают в моем мнении. Однако в обществе, основанном на свободной дискуссии, моя линия поведения должна состоять в попытках убедить их, что у них дурной вкус и что им следует обзавестись новыми взглядами и привычками, а не в насильственном навязывании им своих вкусов и воззрений.
Законодательство, предписывающее равноправие при приеме на работу
В ряде штатов созданы комиссии по справедливому трудоустройству (Fair Employment Practice Commissions), задача которых состоит в том, чтобы не допустить дискриминации при приеме на работу по причине расовой или религиозной принадлежности или цвета кожи. Очевидно, что подобное законодательство связано с нарушением свободы людей вступать друг с другом в добровольные соглашения. Оно ставит любое такое соглашение в зависимость от одобрения штатом. Это прямое нарушение свободы того типа, против которого мы стали бы возражать в большинстве других случаев. Мало того, как и при большинстве других нарушений свободы, под действие этого закона вполне могут подпасть совсем не те люди, которых его приверженцы хотели контролировать.
Например, рассмотрим ситуацию, в которой бакалейные лавки обслуживают район, чьи жители испытывают сильное нежелание иметь дело с продавцами-неграми. Предположим, что в одной из лавок появляется вакансия и первым кандидатом на это место оказывается человек, годный во всех прочих отношениях, кроме того, что он негр. Представим, что в результате вышеуказанного закона хозяин лавки обязан нанять именно его. Вследствие этого товарооборот лавки снизится и хозяин понесет известные убытки. Если окрестные жители настроены достаточно непримиримо, это может даже привести к закрытию лавки. Если в отсутствие такого закона хозяин лавки нанимает белых продавцов вместо негров, он, возможно, никак не выражает этим своих собственных предпочтений, предрассудков или вкусов. Возможно, он просто является передатчиком общественного вкуса. Он, так сказать, предоставляет услуги, за которые потребитель готов платить. И тем не менее он (и возможно, лишь он один) может серьезно пострадать от этого закона, запрещающего ему поступать таким образом, то есть запрещающего ему потакать общественному вкусу, предпочитающему иметь белых продавцов, а не негров. Потребители, на обуздание чьих предрассудков направлен закон, пострадают лишь в том смысле, что число лавок ограничено, и если одна из них закроется, им придется платить более высокие цены. Этот анализ можно представить в более общем виде. В очень многих случаях работодатели являются передатчиками предрассудков либо своих клиентов, либо своих служащих, когда при приеме на работу они учитывают факторы, не имеющие отношения к технической и физической продуктивности. Как отмечалось выше, у самих работодателей как раз часто имеется стимул обойти предрассудки своих клиентов или служащих, если эти предрассудки чреваты для них более высокими расходами.
Сторонники комиссий по справедливому трудоустройству (FEPC) доказывают, что, когда дело касается приема на работу, нарушение свободы людей вступать в соглашения друг с другом оправдано тем, что человек, отказывающийся нанять негра вместо белого, если оба они одинаково подходят ему с точки зрения физической продуктивной способности, наносит ущерб другим людям, а именно группе с особым цветом кожи или вероисповеданием, ибо таким образом ущемляются ее возможности трудоустроиться. Этот довод страдает от смешения двух весьма разных типов ущерба. Один тип – это положительный вред, который один человек причиняет другому, применяя физическую силу или заставляя его вступить в соглашение, не заручившись его согласием. Очевидным примером является ситуация, когда один человек бьет другого дубинкой по голове. Менее очевидным примером служит загрязнение ручья, о котором шла речь в главе II. Второй тип – это негативный ущерб, получающийся, когда два человека неспособны договориться о взаимоприемлемом контракте; это когда я не желаю покупать того, что другой человек хочет мне продать, и этим делаю ему хуже, чем если бы я сделал покупку. Если общество предпочитает исполнителей блюзов оперным певцам, оно определенно повышает экономическое благосостояние первых по сравнению со вторыми. Если потенциальный блюзмен может найти работу, а оперный певец – нет, это просто означает, что исполнитель блюзов предоставляет услуги, за которые, по мнению общества, стоит платить, а потенциальный оперный певец – не предоставляет. Общественный вкус наносит потенциальному оперному певцу «ущерб». Если бы вкус сложился противоположный, оперный певец остался бы в выигрыше, а исполнитель блюзов потерпел бы «ущерб». Ясно, что этот тип ущерба не связан с каким-то недобровольным обменом, навязанными со стороны издержками или предоставлением преимуществ третьим лицам. Имеются все основания использовать правительство для предотвращения позитивного ущерба, иными словами, принуждения. Но нет никаких оснований использовать правительство для предотвращения негативного «ущерба». Напротив, такое государственное вмешательство ущемляет свободу и ограничивает добровольное сотрудничество.
Законодательство о FEPC означает принятие принципа, который приверженцы его нашли бы отвратительным почти в любом другом его приложении. Если правительство имеет право постановить, что при приеме на работу нельзя проводить дискриминацию на основании цвета кожи и расовой или религиозной принадлежности, оно точно так же имеет право постановить, случись большинству проголосовать соответствующим образом, что дискриминацию на основании цвета кожи и расовой или религиозной принадлежности проводить следует. Нюрнбергские законы при Гитлере и законы, принятые в южных штатах и подвергавшие негров всяческим ограничениям, являются примерами законодательства, в принципе аналогичного FEPC. Противники таких законов из числа сторонников FEPC не могут доказать, что они нехороши в принципе и что в их случае речь идет о непозволительных действиях правительства. Они только могут доказывать, что используемые критерии неуместны. Единственное, что они могут сделать, – это попытаться убедить других, что здесь надо пользоваться другими критериями.
Если окинуть взором историю и посмотреть, на что можно было бы уговорить большинство, если бы каждый вопрос решался в индивидуальном порядке, а не как часть общего принципа, не приходится сомневаться, что результаты широкого одобрения правительственных действий в этой области были бы крайне нежелательны даже с точки зрения тех, кто в данный момент стоит за FEPC. Если сторонники FEPC в данный момент способны настоять на своих взглядах, это объясняется только конституционной и федеральной ситуацией, в которой региональное большинство в одной части страны в состоянии навязывать свои взгляды большинству в другой части страны.
