Фрэнк Эдкок - Военное искусство греков, римлян, македонцев
Однако большая часть Греции не очень хорошо подходит для разведения лошадей и применения кавалерии, а так как в те времена еще не были изобретены подковы, кони в этой гористой местности были обречены на получение постоянных травм и хромоту. Об этом писал еще Ксенофонт [199] , советовавший увеличивать жесткость конских копыт, заставляя их бить ногами по булыжной мостовой, камни в которой соответствуют по размеру их копытам. Но дальше этого изобретательность не пошла. Самые ранние подковы, датирующиеся началом IV века, были найдены в Северной Италии, но за их появление нам следует благодарить кельтов, а значит, здесь нет смысла о них рассказывать. Во время походов коням требуется огромное количество корма и воды, а войны происходили, как правило, летом, когда воды мало и лошади страдают от жажды. Кони в Греции, очевидно, были небольшими. Крупных боевых коней выращивали далеко за пределами Эллады, особенно в Мёзии с ее широкими долинами и обилием питьевой воды, где разводили животных специальной местной породы, отличавшихся исключительными размерами и силой [200] . Владение лошадью в большинстве греческих полисов считалось признаком богатства и знатного происхождения, и состоятельные люди вывозили коней из других стран. Однако нигде к югу от Фессалии с ее бескрайними равнинами, где конница позволяла местной знати сохранять власть над находившимся в полурабском состоянии населением, кавалерия не была превалирующим военным подразделением.
Всадники прекрасно подходили для разведывательной деятельности, хотя в пересеченной местности с ней также лучше справлялась легковооруженная пехота. Конники могли применяться для преследования бегущей фаланги, и с этой задачей они справлялись превосходно. Но, как было сказано выше, в древности погоне не уделяли большого внимания. Фланги и тыл фаланги были уязвимы для деятельности кавалерии, которая иногда могла обездвижить пехоту или доставить ей крупные неприятности. Подобная ситуация сложилась, когда всадники, присланные фессалийскими союзниками афинского тирана Гиппия, одержали верх над малочисленной спартанской армией, состоявшей из пехотинцев, на равнине, располагавшейся за Фалеронским заливом [201] . Снова это произошло через пятьдесят лет, когда вторгшиеся на территорию Фессалии афиняне не смогли противостоять конникам, защищавшим свою родину [202] . После битвы при Платеях фессалийская и беотийская конницы, сражавшиеся на стороне персов, задержали победоносное наступление эллинов [203] . Защищая Сиракузы, сицилийские всадники сумели достичь того же результата, сражаясь против афинян в первой битве за этот город [204] . Когда спартанцы воевали в Малой Азии, их полководец, царь Агесилай, прилагал значительные усилия для того, чтобы обзавестись конницей, которая позволила бы его войску соперничать с персидскими всадниками и безопасно передвигаться по открытой местности [205] . Однако в целом до IV века до н. э. эллинским наездникам удалось достичь лишь немногочисленных военных успехов, стоящих упоминания.
Это ничуть не удивительно. В «Анабасисе» [206] содержится весьма интересный фрагмент, в котором Ксенофонт пытается избавить своих пехотинцев от страха перед персидской конницей, говоря о том, что десять тысяч всадников – это всего лишь десять тысяч людей. «Ибо ни один человек, – сказал он, – не погиб в сражении, будучи укушенным или затоптанным лошадью. Пехотинец может наносить более сильные и точные удары, чем конник, который некрепко сидит на своем скакуне и боится упасть с него так же сильно, как и противника». Единственным преимуществом кавалерии, по его мнению, является то, что в случае бегства она обладает большими шансами на спасение. С помощью этого остроумного обращения военачальник сумел достичь своей цели.
Слова Ксенофонта о ненадежно сидящих на своих конях воинах вызваны тем, что эллины не изобрели ни стремян, ни надежного седла, к которому они прикрепляются. Это изобретение, кажущееся нам столь очевидным, появилось лишь в эпоху существования Римской империи. Первыми, кто стал применять стремена, были кочевники, практически жившие в седле [207] . Прочитав труды Ксенофонта, посвященные кавалерии, мы можем сделать вывод о том, что искусство верховой езды ввиду отсутствия стремян было довольно сложным делом, а на пересеченной местности всадник мог легко свалиться со своего коня. До того как было сделано это изобретение, у конников не было достаточной опоры, чтобы сражаться держа копье в опущенной руке. Кроме того, они не использовали длинную тяжелую саблю, которая являлась лучшим оружием конного воина в сражении против пешего, так как, не попав в цель, могли упасть с лошади, подобно двум рыцарям из «Алисы в Зазеркалье».
В современных войнах огнестрельное оружие вытеснило кавалерию, которая теперь не появляется больше на поле боя даже для выполнения функций, которые приписывал ей легендарный полковник в Cavalry Club (лондонский клуб для джентльменов, созданный в 1890 г. – Пер. ) . Я имею в виду порождение чувства уважения к тому, что в противном случае было бы всего лишь обычной дракой. В древности огнестрельное оружие не представляло основной угрозы; для конницы ею были спокойные, храбрые и непобежденные копьеносцы. Всадники могли подскочить к шеренге гоплитов и нанести им удар или метнуть в них копья. Однако затем, разворачивая коней, они были крайне уязвимы. Если бы они оставались на месте, вражеские копья могли нанести ущерб как коню, так и его наезднику. Конник мог надеть панцирь или держать в руке небольшой щит, но его лошадь, в отличие от боевых коней парфянских воинов или средневековых рыцарей, закованных в латы, не была достаточно сильна для того, чтобы быть облаченной в доспехи.
Существовал и альтернативный прием, своего рода шоковая тактика, заключавшаяся в том, чтобы скакать во весь опор прямо на противника, но в этом случае всадник с равным успехом мог как смести своего врага, так и сам свалиться с лошади. Для того чтобы кавалерия могла эффективно действовать подобным образом, она должна была состоять из всадников, виртуозно владеющих искусством верховой езды и обладающих твердым и непоколебимым желанием одержать победу. Подобное сочетание было характерно для конницы Александра Македонского, в которую входили его приближенные, и тяжеловооруженной кавалерии, которой командовали в эпоху эллинизма некоторые из его преемников. Однако даже в том случае, если атака удавалась, для того, чтобы у всадников появился шанс победить противника, в его строе должна была иметься брешь или слабое место либо подобное нападение следовало планировать против хуже вооруженных или плохо готовых к его отражению солдат. Для достижения этой цели требовалось взаимодействие с другими видами войск, в частности македонской фалангой. Еще до начала правления Александра периодически происходили столкновения, в которых конница, построенная колонной, прорывалась через менее плотный строй неприятельской кавалерии [208] . Таким же образом тяжеловооруженные всадники могли одержать победу над легковооруженными. Правда, если те оказывались более умелыми, могли организовать своего рода подвижную оборону и обладали достаточным пространством для того, чтобы избежать прямого столкновения, они получали возможность изменить ход сражения в свою пользу [209] . Фессалийских коней, которых Александр использовал в оборонительном крыле своей линии фронта, а также лошадей, входивших в состав легковооруженной конницы в эллинистический период, вероятно, специально дрессировали для того, чтобы их можно было применять при выполнении этих тактических действий. Некоторые военачальники, в частности фиванские, использовали легковооруженных пехотинцев совместно с кавалерией, благодаря чему формировался расчлененный строй, больше подходивший для обороны, нежели нападения, для мелких сражений, а не решительных атак.
Даже если коннице удавалось прорваться через строй вражеских пехотинцев или всадников, для того, чтобы она остановилась в нужный момент и перестроилась, требовались железная дисциплина и непоколебимый полководец. Только таким образом она могла одержать победу на поле боя. «Нет ничего, – писал Мармон, – более редкого, чем идеальный командующий кавалерией. Качества, требующиеся от него, столь разнообразны по своей природе и так редко встречаются в одном человеке, что кажется, будто они взаимно исключают друг друга. В первую очередь, он должен уметь с одного взгляда распознать преимущества и недостатки местности с точки зрения тактики, быстро и энергично принимать решения, что не исключает наличия у него благоразумия, ибо ошибка, промах, допущенный в самом начале, непоправима, так как для ее совершения требуется совсем мало времени» [210] . Этими редкими качествами в достатке обладал Александр. О его величии свидетельствует то, насколько быстро он принимал решения о том, когда и где нанести удар [211] , а также его умение вдохновлять своих товарищей и контролировать их действия, когда в разгар атаки они прорывали вражеский строй.
