Мацей Стрыйковский - О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 1
Счастлив есть муж, когда чужим кажется испытание. Ибо чужие капканы меньше приносят вреда.
Потому один пример истории, как в делах домашних, как и военных, более весит, чем тысячи рассуждений мудрейших философов. И сперва история учит каждого сенатора, как бы мог он лучше править в Речи Посполитой, права и законы древние, предков прошлые обычаи, поступки и должности их из книг историков разнообразных выбирая, что более в исполнении приговоров и для мудрых и твердых решений сенатору знать нужно.
Эта же история гетману и вождю войск прошлых дел славных вспоминания и разнообразных примеров рыцарских изучение в проведении битвы помогают и более смелым делают, и научают, как проследить неприятельские поступки, как войска строить, выводить и вводить. Как солдат распри усмирять, как где лагерь ставить, как хитрости придумать, которыми чаще всего бывает неприятель разбит и побежден, продумать, как рыцарство боязливое усилить, как их в деле удержать, как на бой зажечь. И всем другим поступкам военным гетманы и ротмастеры из хроник и историй древних легко научиться могут. А поскольку более [8v] истории людей от непорядочных и мерзких дел к добродетельным делам склоняет, когда неописуемой охотой, хвалой и любовью к бессмертию в умениях честных мужей зажигает[js] той надеждой, что если будет хорошо и умело поступать, так о нем хроники потомкам свидетельствовать будут. Что если бы истории, которые свидетелями дивных вещей являются, были потеряны и в ничто обращены, то тотчас же жизнь людей от немого скота (который ничего более не любит, кроме наслаждения сиюминутного) едва ли отличалось и бессмертие души с добром за добрые дела воздаянием погибла бы. Ибо все дела человеческие до поры до времени во мгле и на тонкой нити висят, и быстро, либо злой силой, либо нависшей старостью, уничтожены быть могут. Гибнут города великие, падают славные государства, как Спарта, Карфаген, Афины, Тебы, от которых сегодня в Греции (сам собственным глазом видел и по разоренным площадям ходил)38 едва знаки стен разрушенных стоят. Сменяются государства, переходят от народов к народам монархии, нищают по прихоти случая королевства, в ничто обращаются сокровища. Но истории, за исключением, когда исчезновение народа ее опередило, не погибнуть никогда. Несомненно, дела и умения всяческие вечности и бессмертию отданы так, что в сердцах и в памяти простых, неученых людей могут на слух передаваться и помниться. Уже тогда, Ясноосвященный Милостивый Князь, согласно свидетельству людей ученых, такая большая польза и слава истории явно доказана. Не хочу Вас, Ваше Княжеское Высочество, [9] который лучше и умом своим понять может, более речью развлекать. Сейчас уже эту работу мою семилетнюю и те книги, которые в себе заключают историю, дела, умения и поступки, размножения славного народа литовского, русского и жмудского, Ваше Княжеское Высочество, своему Милостивому Господину с искренним уважением почести воздаю, приписываю и отдаю, как тому, который людям не напрасным, а славе бессмертной служащим, раз[n]множаться помогает и внимательно об этом заботится.
Видя это, старался я прилежно о том, дабы мог значительно, хоть сам с ней еще незнаком, послужить бессмертной славе Вашего Княжеского Высочества. Потому и не сомневаюсь, что работа мя ов освященном доме Вашего Княжеского Высочества место иметь будет, как и в том, что с заботой Тразоны и Гранаты39 Терентию достойная плата выделена быть должна.
Прошу во второй раз, Ясноосвященный и Милостивый Князь, дабы Ваше Княжеское Высочество эту доброжелательную работу мою, сделанную к общей и бессмертной славе всей Речи Посполитой Литовской, Русской и Жмудской, под опеку милостивую, заодно с автором благодарностью Артаксеркса40 , монарха персидского, (из-за которой самой вечно слывет) принять изволил. А Господь Бог, всех благ самый мощный даритель, пусть Ваше Княжеское Высочество с освященным потомством благословит, множит и хранит к особенной утехе этого Великого княжества Литовского на времена долговечные, дабы нам Ольгердов [9v] и Олельков, славное племя этих последних с почти оплаканных времен счастливо светило.
Вашему Oсвященному K[няжескому] [i] Высочеству учтивый доброжелательный слуга
Мацей СТРЫКОВСКИЙМацея Стрыковского «О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному» книги первые и так далее
Воинов и мужей воскрешаю, которые из аузонского
Берега41 на парусных судах по воле божьей,
Приплыли через проливы датские Сундзы, твои
К порту жмудскому, где разбили шатры свои.
В этих страшных битвах Марса славлю кровавого
И рыцарей красивого воспитания истого,
Оружие гремящее и тревоги, мечи кровавострогие,
Жизни за Родину, за свободу дорогие.
О, Боже всемогущий, вечное всесилие,
Которое даешь правому духом, мудрости,
Изволь держать перо мое, дабы героев славных
Воскресить из праха, возводя их поступки давние.
Изволь осветить замысел мой и мглу темной ночи
Разбей, дабы скрытые вещи узнать могли глаза
И вернуть на свет, что погибло давно,
Для времен ветроногих переменной зависти. [10v]
Святому предприятию, к которому пробудил
Плохой стих мой, изволь тебе помочь, дабы ты не выдохся
В больших делах и в трудных, где без тебя, господин,
Ученый мастер трудом измученный устанет.
Ты сам знаешь сердца человеческие и знаешь их скрытность,
Знаешь, что за эту работу взялся я искренне.
Не дар меня к тому привел, ни жадность,
Лишь ты сам посредством меня воскрешаешь это мужественное потомство
И если бы в чем сомневался, изволь сам приказывать,
Дабы смелых мужей слава не могла погибнуть.
Веди меня сам тропкой простой, дабы не заблудился,
Прошу, чтобы Ты слабым пером правил.
О Вы, музы, которые на Парнасе двуглавом живете!
И из геликонских источников напитки даете,
Помогите славить истории, темнотой закрытые,
Кровавых рыцарей, с литовским умением
Вооруженная Белона с Марсом, помоги внукам своим,
Дабы взяли плату достойную за дела свои,
Из-за которых под облака голову свою вознесли.
Альцыды42 , Ахиллесы и Гекторы пришли.
Ушли туда, где Феб выезжает и коней охлаждает.
Мужество их славное видится с каждой стороны.
От народов великих выдержали частые войны
Знает это Москва, татарин с Русью, крестоносец вооруженный,
За что в отчизне целой живут безопасно.
Но тому не достается узнать, откуда же слава происходит вечная, [11]
Что их отвага твердая в прахе лежит,
Так как сквозь историю каждый век как усталая тень бежит,
Ты есть свидетелем древности, жизни учительница,
Всяких добродетелей и дел дивных пример и кладезь.
Без них муж счастливейший как зверь умирает
Ибо сразу же смерть век его вниз за собой увлекает.
Где Гаштольд, Кежгал, Вершул43 с сокровищами богатыми,
Забжезинские44 , Литовар45 с государствами обильными,
Все как мгла прошли, и дел их не знаем
И едва, что здесь были когда-то, вспоминаем.
Где ваши святые дела, добродетельные Радзивилы,
Монивиды, где мужественные суть Ходкевичи?
Где сегодня Кишков, гетманов46 , достойная слава
И из Острога добродетельных князей мужественная отвага погасла?
Где, из [z]Збаража47 , Вишневцa48 , Заславля49 князья
Где Сангушки50 в войне удачной вожди,
Которые Отчизну своим твердым мужеством
Возвышали, за это сегодня суть сокрыты в темноте.
Также и оные великие литовские князья
В прахе лежат, едва из них Витольд отзовется.
И вот таких Витольдов тысячи в Литве были!
Что же потом, когда без письма все с ними сгнило.
В Москве Ольгерд копия сам о стену раскрошил,
Кейстут интриган и Любарт в Пруссии кровью пенился.
Они все приписывают Витольду,
Ибо ни один дел своих письмом не передал потомку, [11v]
Потому что перо золотое еще не появилось,
Дабы героев литовских вечности отдать
Нас свинец51 пробуждает во второй раз.
Пусть он будет мерилом их достоинств и нашей славной работы.
Раздел первый
Муза Гомера славит троянцев,
Греческое море, Нептуна и Марса приготовления,
Пусть Маро Энея, а Люций Римлян,
Славят, Насона с Венерой, раны Купидона,
Пусть другие с Гидрой славят войны Альцыда,
И ахилейские гробы щедро одаривает
И как Плутон Церезий был для яблок зятем,
Йовиш-Юпитер меняющийся дождем золотым был, волом и лебедем,
Как Цирцея в дивные вещи людей превращала,
Как напрасно ласточкой над сестройлетала,
Филомену обесчещенную, которую стыд в соловья
Превратил, и сегодня радует его голос путешественника,
Как он, ее насильник, тракийский королек, стал франтом
Стал, а знак короны свидетельствует своим чубом,
Как Атлас мир поднимает с небом облачным,
Как сирены поют на море пенистом,
Как Тантал яблоки страстно желает, жаждет воды,
И о твоем, Андромеда, с драконом приключении.
Как великаны хотели сбросить богов с неба,
У поэтов языческих узнает, кому это надо.[12]
Могли бы также о том сыграть с Аполином,
С цекропийским и твоей, Геликон, общиной,
Но я тут буду сразу писать дело правдивое,
Поскольку история, которую Цицерон мастером жизни
Признает, презирает повесть фальшивую,
Ибо нам примерами разнообразными дорогу мостит.
Она есть вождем добродетелей святых и достоинств
И предостережением от случаев, и дар вечности.
Без ее труда очень важные мужья в прахе забвения лежат,
Без истоков наших корней не знают,
Без нихпольские, литовские преславные достоинства
С русскими суть зарыты в повисшей темноте,
Потому я сейчас их грубым стихом своим славлю,
В истоке их, добродетельная Муза, с вами свое время провожу.
Поскольку найдем Ахиллеса мужественных Гекторов
В Польше, Литве и на Руси их святых добродетелей взгляды.
От бога давайте начнем, Бог всему началом,
Он все вещи создал в определенном порядке,
Он на небе засветил все звезды высокие,
Низкую землю создал и море глубокое.
Он сам планет установил ход,
И трещащие огнем молнии.
Небесных птичек, рыб чешуйчатых в водах,
Зверя всякого и бестий в различных красотах,
Потом человека из глины болотной сформировал.
Всем мощам его дал почести
И в райских садах цветущих его поместил,
Между деревьями, испускающими бальзама запах.[12v]
Там его усыпил сном сладко очарованным,
Мысля ему товарища дать в божьем совете,
Вынул из бока кость, девушку из нее сделал,
Дабы мир наполнили, сам их благословил,
Позволил им со всех деревьев употреблять плоды,
Только одно в потаенном месте сохранил в своей власти,
И погрозил им смертью, если понять не хотели,
Дабы румяных яблок не смели прикасаться.
Хитрый уж приполз к девушке предательски,
Говоря: «О, сколь большое счастье вам выпадет,
Когда этих сладких плодов с дерева попробуете,
А когда богу будет угодно, то добро быстро ощутите.
О, какое великое веселье увидят ваши глаза,
Которое вам бог заслонил в темноте ночи,
Стремясь, дабы мы на божество не были похожи,
Все зная о красоте той».
От этих предательских слов девушка сразу зажглась,
И жаждой золотых яблок мысль разлакомила.
Мужа просит, в мокрой росе глаза,
Дабы вместе отведали яблок.
Сорвав, ела яблоко, муж от милой жены
Взял второе и попробовал, ее плачем растроганный.
И с этим страшная смерть на мир пришла строгая,
Работа тяжкая, болезни, немощь, боязнь с тревогой,
А не только этим яблоком оба подавились,
Но и потомство бедное в тот же самый грех втянули,
Что вскоре из благодарных были изгнаны садов,
В поте лица трудились для защиты от голода.[13]
Злая природа невинность оную в них изменила.
Сразу Каина, что убил Авеля, придушила.
И оттуда холопский Каинов порок народ имеет.
Тысячу двести сороклет так жили,
Как скот, без порядка в лесах размножались,
В первом веке, который шел до века Ноя,
От Адама, вплоть до дождя потопа страшного.
А когда Господь бог мир возмутил страшными водами,
То Ной сам, по его воле, с тремя сыновьями,
С Симом, Хамом и Яфетом, второй век основал
После Адама, мир вновь людьми полон размножился.
От трех сыновей мир на три части разделен,
Откуда европейские, азиатские и африканские страны,
В которых каждый свой народ отдельно основал,
Когда один туда, другой сюда от Бабеля путешествовал.
Гомер тоже, сын Яфета, со своими народами
Вышедши из Ассирии у Меотийской воды,
Размножил мужественных цымбров, аланов и готов.
Они заселили Танаим с понтийскими водами.
Лучшие потом ища места, зашли в те края,
Где Днепр, Волга, Двина, Буг, Нестр и Неман встают.
Другие же заселили Цымериум, Босфорум
И Таурику, где долго с греками вели бой.
Половцы с ятвягами, с аланами из их рода,
Где сейчас дикое поле, поселились к востоку.
В Скандии и в Лифляндии иные сил набрали,
И иные поля, где сейчас Русь с Литвой, наполнили.
Этих часть, однако, роксоланам уступить должна была,
Других холода и морские стихии выгнали. [13v]
Ибо в то время океан так разливалсястрого,
Что городов с селами, людьми, скотом погибло много.
Где сейчас шведские, лифляндские, жмудские, прусские берега,
Так все пусто стало от морских разливов,
Что на несколько десятков миль наводнение царило,
И все быстрым насильем сильно испортила.
Но поэтическую речь вынужден прервать, ибо этому потопу свежее нашего века приключение дает доказательство: в господнем 1570 году, на следующий день после праздника Всех святых, ночью пришло такое тяжелое и неслыханное морское наводнение, которое, внезапно случившись, залило землю поморскую в нижней немецкой земле, земле брабанцкой, озерной, которую Зеланд нарекают, голландскую и фландрийскую землю, каждую из которых называют Фризия. А случилось это после тяжелых и продолжительных ветров. Для защиты от них берега морские дамбами с давних пор снабжены, дабы после обычного повышения воды после долгого дождя, внезапно выпавшего, вода не проливалась. Однако целую осень ветер средний между востоком и югом, непрерывно веял, перегнал воду морскую от тех стран к Англии и Гибернии, что ее как горы некие на себе держал.