Франс де Вааль - Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов
Ограничения и правила, определяющие столкновения самцов шимпанзе, характерны для видов с сообществами, включающими много самцов. Такие виды довольно редки. Общественные млекопитающие обычно живут в группах из нескольких (иногда многих) самок, но немногих самцов. У некоторых видов, например, слонов, самцы вообще не являются частью общества, тогда как у большинства других видов единственный самец держит соперников вдали от «своих» самок. В более редких случаях самцы терпят друг друга, обычно изредка совершая дружеские контакты, но самая нестандартная ситуация – когда все самцы действительно являются друзьями или союзниками.
Три других вида больших человекообразных обезьян типичны: отношения в их сообществах варьируют от нетерпимости взрослых самцов друг к другу до напряженных, но некооперативных связей. Самцы орангутангов скитаются по огромным территориям в дождевом лесу, отпугивая других самцов. Самцы горилл иногда живут в одной и той же группе, однако в типичном случае монополизируют самок и забивают вторгающихся самцов до смерти. Самцы бонобо живут вместе, однако они крайне конкурентны: они не охотятся вместе, в отличие от самцов шимпанзе, и точно так же они не защищают вместе территорию и не образуют политических союзов. Самцы бонобо, в том числе и вполне взрослые, ходят за своими матерями по лесу и зависят в своем статусе от них: на вершине обычно оказываются сыновья матерей с высоким статусом. Общество бонобо связывается самками и подчиняется им, что само по себе впечатляет, но является неудачной моделью для сложных отношений самцов, характерных для человеческого общества.
Самцы шимпанзе выделяются среди наших ближайших родственников своей способностью преодолевать базовые склонности к конкуренции, обнаруживаемые у всех самцов животных, и достигать кооперации более высокого уровня. Точно так же, как мужчины постоянно участвуют в конкурентных играх на работе, отбивая при этом единым фронтом корпоративных «врагов», самцы шимпанзе сдерживают и ритуализируют свою состязательность, поскольку им нужна единая линия обороны от соседей. Даже если в Арнеме нет соседских групп, психология самцов шимпанзе, сформированная миллионами лет межгрупповых войн в естественных условиях обитания, – это психология одновременно конкуренции и компромисса. Каков бы ни был уровень конкуренции между ними, самцы рассчитывают друг на друга, когда приходится иметь дело с внешней угрозой. Ни один самец не знает, когда ему понадобится его самый заклятый враг. Естественно, именно из-за этого сочетания товарищества и соперничества между самцами общество шимпанзе кажется нам намного более знакомым, чем социальная структура других больших обезьян[9].
Цена мира
Поскольку пять серьезных драк были настолько сенсационными, мы, вероятно, приписываем им слишком большое значение. В интервалах между ними состоялись буквально сотни демонстраций и ненасильственных конфликтов. Драки были драматическим представлением положения вещей, однако последнее определялось в конечном счете сложными цепочками факторов, которые отражались в бессчетных непрерывно предпринимаемых социальных маневрах.
Противовесом немногим серьезным вспышкам агрессии между Йеруном и Лёйтом выступает немалое количество времени и энергии, потраченных ими на подавление этой агрессии: по крайней мере это наиболее вероятная функция многих дружеских контактов и долгих сеансов груминга, проходивших между двумя соперниками. Самцы обычно обыскивают друг друга в периоды напряжения – этот факт совершенно отчетливо демонстрируют графики груминга среди обезьян, построенные нами на основе многолетнего сбора данных. Пики груминга между самцами совпадали с периодами, когда отношения между ними были неустойчивыми. Рекорд – 20 % во время одного из этапов борьбы за доминирование; иными словами, несмотря на все свои конфронтации, два соперника около одной пятой своего времени занимались взаимным грумингом. Йерун и Лёйт никогда не тратили столько времени на обыскивание друг друга, однако и у них груминг занимал гораздо больше времени, чем обычно. Несмотря на то что груминг кажется крайне расслабленной деятельностью, есть основания утверждать, что когда самцы начинают обыскивать друг друга более регулярно, это сигнал трений. Я подчеркиваю слово «самцы», поскольку это правило не обязательно применимо также и к самкам шимпанзе.
Сеанс груминга обычно происходит вскоре после примирения. Собственно, уже и сами примирения Йеруна и Лёйта крайне озадачили нас, поскольку самцы сначала садились друг перед другом, вздыбив шерсть, словно они снова собирались начать демонстрацию. В тот первый послеобеденный эпизод это явление внушило мне чувство страха и удивления, но позже я узнал, в чем различие между демонстративным поведением, ведущим к дружескому контакту, и обычными демонстрациями, которые еще больше усугубляют конфликт. Во время примирения оба индивида всегда безоружны (в руках нет ни палок, ни камней), и у них есть зрительный контакт. Самцы шимпанзе избегают смотреть друг на друга в моменты напряжения, вызова и устрашения. А в моменты примирения они смотрят прямо в глаза бывшему противнику. После конфликта два шимпанзе могут иногда около четверти часа сидеть напротив друг друга, пытаясь поймать взгляд другого самца. Как только противники наконец начинают смотреть друг на друга, сперва неуверенно, но потом все более прямо, примирение не за горами.
Помимо многих сцен примирения Йеруна и Лёйта, мы также были свидетелями перемирий. По крайней мере я не могу придумать лучшего объяснения длительным и интенсивным контактам между ними, случавшимся непосредственно до того, как по вечерам они удалялись в спальный загон. Они никогда не уходили в клетку, не помирившись, а тот факт, что у них было только две ночные драки, может объясняться именно этими перемириями. Для того, чтобы лучше понять этот момент, рассмотрим одно из таких вечерних «рукопожатий у двери».
День 1-й, 17.00
Все обезьяны уже зашли внутрь, за исключением Йеруна и Лёйта, которые стоят у входа. Лёйт слегка демонстрирует себя в стороне от Йеруна. Тот придвигается к Лёйту и пыхтит на него. Он протягивает руку и ухмыляется. Лёйт ухмыляется в ответ, но держит дистанцию. Размашистыми шагами Лёйт, вздыбив шерсть, делает несколько кругов вокруг Йеруна, тогда как тот продолжает выпрашивать контакт. Лёйт делает несколько шагов к Йеруну, но потом снова отступает. Отступая, Лёйт продолжает ухмыляться, и в то же время у него появляется эрекция. Примерно в 20 метрах от Йеруна Лёйт ложится на живот и делает несколько толчков тазом в песок, все время пыхтя. Йерун неуверенно приближается к нему. Довольно неожиданно обе обезьяны начинают кричать в один и тот же момент, и Лёйт подставляется Йеруну, который начинает обыскивать ему спину, все время продолжая пыхтеть. Через несколько минут они усаживаются и принимаются обыскивать друг друга, на что у них уходит много времени. Спустя час они проходят в здание. Другие обезьяны уже успели поесть. Я вместе с кипером терпеливо ждал, пока самцы не успокоятся настолько, чтобы войти вместе в спальное помещение. Оба они с аппетитом поели.
Эти примирения и перемирия между Йеруном и Лёйтом не были чем-то автоматическим. Скорее казалось, что на карту поставлено их «чувство чести». Если ни один из них не был готов сделать первый примирительный шаг – например, посмотреть на другого, протянуть руку, попыхтеть с дружеским видом или просто подойти к противнику, – оба они продолжали сидеть в напряжении друг против друга, и часто из этого тупика им помогала выйти третья сторона. Такой третьей стороной всегда выступала одна из взрослых самок. Посредничество, осуществляемое самками, может принимать разные формы. Например, в первый день в примирении Лёйта и Йеруна, которое я уже описал, участвовала Кром, однако ее роль не была настолько решающей, чтобы ее можно было рассмотреть в качестве действительной попытки посредничества, множество очевидных примеров которого наблюдалось позже. Как только конфликт двух соперников затухал, самка-посредник обычно подходила к одному из них, целовала или какое-то небольшое время обыскивала его. После того как она подставилась ему, а он осмотрел ее гениталии, она медленно шла к его противнику. Первый самец часто следовал за ней, нюхая время от времени ее влагалище и не смотря на своего противника. Явный интерес самца к заду самки-посредника был достаточно необычным. В других ситуациях взрослый самец обычно не идет за самкой, которая только что подставилась ему, особенно если у нее нет набухания. (В действительности, самки с набуханием половой кожи никогда, по нашим наблюдениям, не выступали в роли посредников. И это понятно, ведь они стали бы лишь источником дополнительных разногласий.)
Самец, вероятно, следовал за самкой-посредником, чтобы иметь предлог приблизиться к своему противнику и в то же время не смотреть на него. Было очевидно, что самка не случайно направлялась к противнику: ее посредничество было целенаправленным актом. Она часто оглядывалась, чтобы проверить, идет ли все еще за ней самец, а если он не шел, она оборачивалась и тянула его за руку, заставляя следовать за собой. Когда она вместе с самцом достигала его противника, она садилась и оба самца начинали обыскивать ее, каждый со своей стороны. Когда самка через несколько минут скромно удалялась, самцы продолжали заниматься грумингом, словно бы ничего не произошло, но теперь, разумеется, они обыскивали друг друга.
